Энн Тайлер - Обед в ресторане «Тоска по дому»
— Вот! — сказал он, подняв руку с истрепанной долларовой купюрой. — Миссис Скарлатти, за этот доллар я покупаю свою долю в вашем ресторане.
— Теперь ты мой партнер, милый, — кивнула миссис Скарлатти, принимая от него доллар.
— Что это значит? — спросила Перл.
— Вчера мы подписали документы в конторе моего адвоката, — объяснила миссис Скарлатти, — по-моему, мы поступили правильно. Кому же еще я оставлю ресторан, когда отправлюсь на тот свет? Своей собачке? Эзра тут все знает. Налей мне вина, Эзра.
— А я думала, ты собираешься поступать в колледж, — сказала Перл.
— Я?
— Думала, ты хочешь стать учителем. Может, даже преподавать в колледже. Не понимаю, что случилось. Конечно, это не мое дело. Я не из тех, кто вмешивается в чужую жизнь. Но ты подумал, как на это посмотрят люди, которые не знают всей подноготной? Принять такой подарок! Да еще от женщины. Всю жизнь ты будешь должником, Эзра, а мы, Туллы, можем рассчитывать только на себя, только друг на друга. Мы не должны просить помощи ни у кого на свете. Как же ты мог согласиться на такое?
— Мама, я люблю готовить еду для людей, — ответил Эзра.
— Он чудо, — сказала миссис Скарлатти.
— Но быть вечным должником?
— Оставь его в покое, мама, — сказал Коди.
Перл так и подскочила.
— А тебе это, конечно, доставляет огромное удовольствие.
— Это его жизнь.
— Можно подумать, что его жизнь очень беспокоит тебя. Ты только и ждешь, чтобы распалась наша семья, чтобы мы растворились в окружающем нас мире.
— Перестаньте, пожалуйста, — попросил Эзра.
Но Перл встала и решительно направилась к двери.
— Ты же не ела! — крикнул ей вслед Эзра.
Она не остановилась. В прямой осанке матери Дженни увидела приметы надвигающейся старости — жилистые ноги, хрупкие кости.
— Как жаль, — сказал Эзра, — а мне так хотелось на этот раз угостить вас по-настоящему.
Он бросился за Перл. Немногочисленные посетители подняли головы и тотчас снова уткнулись в свои тарелки.
За столом остались Коди и Дженни, рядом стояла миссис Скарлатти. Миссис Скарлатти, похоже, не очень расстроилась.
— Ах эти матери, — сказала она миролюбиво и спрятала доллар в вырезе своего черного льняного платья.
— Ну так что? — спросил Коди. — Судя по всему, бал окончен. А мне полагалось еще час назад быть в Делавэре. Тебя подвезти, Дженни?
— Пожалуй, я лучше пройдусь пешком.
Уходя, Дженни увидела, что миссис Скарлатти в одиночестве стоит у стола и с легкой усмешкой смотрит на нетронутые закуски.
Когда Коди уехал, Дженни медленно пошла к дому. Ни Перл, ни Эзры нигде не было видно. Сгущались сумерки. Жаркий влажный вечер пах резиной от перегретых покрышек. Легко шагая в своем летнем платье мимо витрин, Дженни вдруг ощутила себя чьей-то романтической мечтой о юной девушке. Потом она попыталась вызвать в памяти образ Харли Бейнса, но ничего из этого не получилось. Что Дженни знала о браке? И вообще, зачем ей понадобилось выходить замуж? Она всего лишь ребенок и навсегда им останется. Мысли о свадьбе казались несерьезными, надуманными. Ей стало не по себе. Она попыталась вспомнить поцелуй Харли — и не могла, да и сам Харли был столь же условен, как крохотные фигурки в фирменных каталогах.
За окном кондитерской ссорились двое детей, их мать стояла рядом, прижав руку ко лбу. В следующем доме была аптека, а рядом — окно гадалки. На грязном стекле золотом выведены витиеватые, облупленные по краям буквы: МИССИС ЭММА ПАРКИНС — ГАДАНИЕ И СОВЕТЫ. На подоконнике, словно постскриптум, два написанных от руки объявления: «Гарантирую строгое соблюдение тайны» и «Оплата только при полном удовлетворении». В тусклом свете пыльной лампы было видно, как миссис Паркинс сновала по комнате — толстая, неопрятная старуха с картонным веером на палочке от мороженого.
Дойдя до угла, Дженни остановилась и повернула обратно, к гадалке. Постучать или просто войти? Она тронула ручку. Дверь открылась, и в тот же миг над нею задребезжал колокольчик. Миссис Паркинс опустила веер.
— Надо же! Клиентка.
Дженни прижала сумку к груди.
— Жара не спала? — спросила миссис Паркинс.
— Нет, — ответила Дженни. Ей почудилось, что в комнате пахнет микстурой от кашля — горькой, темной, с вишневым привкусом.
— Садитесь, пожалуйста, — пригласила миссис Паркинс.
В комнате было два мягких кресла, они стояли друг против друга, а между ними круглый столик, с лампой посередине. Дженни села в кресло поближе к двери, миссис Паркинс одернула прилипшее сзади платье и, не выпуская из рук веера, со стоном опустилась в другое кресло.
— По радио говорили, что к завтрашнему дню жара спадет, — сказала она. — Не знаю, доживу ли я до завтра. С каждым годом мне все труднее переносить жару.
Но когда она взяла Дженни за руку, собственная ее рука оказалась на ощупь прохладной и сухой, а кончики пальцев — жесткими, загрубевшими. Разглядывая ладонь Дженни, она обмахивалась веером, и поэтому создавалось впечатление, будто она занимается обыденным делом.
— Долгая жизнь, хорошая карьера… — бормотала она, словно перебирая карточки в картотеке.
Дженни расслабилась.
— Наверное, ты хочешь задать какой-то вопрос, — сказала миссис Паркинс.
— Я…
— Ближе к делу.
— Стоит ли мне… выходить замуж?
— Замуж? — повторила миссис Паркинс.
— У меня есть такая возможность. Мне сделали предложение.
Миссис Паркинс поизучала ее ладонь, затем жестом велела Дженни протянуть другую ладонь и мельком посмотрела на нее тоже. Потом она откинулась в кресле и, продолжая обмахиваться веером, взглянула на потолок.
— Замуж? Так вот. Можешь выходить, а можешь отказаться. Если и откажешься на этот раз, у тебя будут другие предложения. Точно. Но мой тебе совет: действуй.
— Что, выходить?
— Если не выйдешь замуж на этот раз, — сказала миссис Паркинс, — тебя ожидают горе и отчаяние. В сердечных делах у тебя будет много огорчений. От разных людей. Короче говоря, если не выйдешь сейчас замуж, любовь погубит тебя.
— Вот как? — сказала Дженни.
— С тебя два доллара.
Пока Дженни рылась в сумочке, на ум ей пришла любопытная мысль. По Эзриному валютному курсу на эти два доллара она могла бы купить целых два ресторана.
Она вышла за Харли в конце августа. Их обвенчали в маленьком баптистском молитвенном доме, который время от времени посещала семья Тулл. Коди был посаженым отцом, а Эзра — шафером. Гостями, которых Эзра встречал в церкви, были Перл, родители Харли и его тетя по материнской линии. Дженни была в белом платье из шитья и в босоножках. Харли — в черном костюме, белой рубашке с воротничком на пуговках и в тупоносых матово-черных полуботинках. На всем протяжении свадебной церемонии Дженни глаз не отрывала от этих ботинок. Они были похожи на черные лакричные мармеладки.
Перл не проронила ни слезинки, по ее словам, она была счастлива, что все так обернулось, хотя кой-кому не мешало сообщить ей обо всем заранее. Такое облегчение — видеть свою дочь в надежных руках, сказала она, гора с плеч. Миссис Бейнс плакала беспрестанно. Иначе не могла. Но после венчания она сказала Дженни, что это вовсе не означает, будто она против их брака.
После свадьбы Харли и Дженни поездом уехали в Полемский университет и сняли там маленькую квартирку. Мебелью они пока не обзавелись и свою брачную ночь провели на полу. Дженни тревожила мысль о неопытности Харли. Она не сомневалась, что он всегда был выше таких вещей, как секс, сама она тоже понятия об этом не имела, вот они и потерпят крах в том, что у всех на свете получается само собой. Но Харли отлично знал, что к чему. Скорее всего, он заранее изучил эту проблему. Она живо представила себе, как он сидит в библиотеке, сопоставляя теории разных специалистов, и усердно делает выписки.
III— Огнем Олимпа ослеплен, свалился Фред на голый склон, — сказала Дженни, обращаясь к ландшафту, проносящемуся мимо вагонного окна.
Эту абракадабру студенты сочинили для запоминания первых букв латинских названий черепно-мозговых нервов: обонятельный, зрительный, глазодвигательный… Она нахмурилась и снова заглянула в учебник. Был 1958 год, начался первый майский уикенд, но она не могла провести его так, как хотела. Вообще-то ей полагалось сидеть в Полеме и зубрить, а она ехала с визитом в Балтимор.
Дженни заранее позвонила матери по междугородному телефону.
— Попроси, пожалуйста, Эзру встретить меня на вокзале.
— А я думала, у тебя много работы, — сказала мать.
— Позаниматься можно и дома.
— Ты приедешь с Харли?
— Нет.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего особенного.
— Мне не нравится, как ты разговариваешь, Дженни.
