Жаклин Арпман - Полная безнаказанность
— Ну мама! Что за глупости ты говоришь! Ведь у бабушки и Шарлотты просто не было выбора, ты — другое дело: сравнения неуместны.
— Ты права.
Она сделала глубокий вдох, повторила последнюю фразу, но попросила у дочери отсрочку:
— Только не сегодня вечером, если не возражаешь. Я слишком долго молчала, нужно привыкнуть к мысли, что придется наконец признаться.
— Для тебя это так серьезно?
— Естественно. Не только для меня, но и для тебя. Не думай, что я молчала из пустого каприза. Я все тебе объясню.
Они бросились друг другу в объятия.
Когда в семье кто-то вступает в брак, это неизбежно нарушает равновесие и вызывает потрясения, но далеко не всегда такие серьезные, как у Лa Дигьеров. Пока Адель устраивала допрос матери, подвыпивший Жером, насмотревшись, как Сара порхала среди мужчин, доверительно сообщил Фонтанену, а впоследствии тот передал его слова Альбертине:
— Вам очень повезло. Сара отказывает мне уже пятнадцать лет.
Фонтанен мгновенно прикинул:
— Пятнадцать лет? Значит, вы — отец Адель?
— Точно мне об этом ничего не известно. Она всегда отрицала. Но малышка похожа на меня, ведь так?
Жером был кудрявым брюнетом, Адель — блондинкой с прямыми волосами, так что его утверждение казалось более чем спорным.
— Ну… вам, безусловно, виднее.
— У нее глаза моей матери.
— Понятно… Я, к сожалению, не имел чести знать вашу матушку…
Позже Фонтанен спросил у Альбертины:
— Вам известно имя отца девочки?
— Нет. Она всегда хотела сохранить свой секрет.
Фонтанен задумался, но ему хватило такта не продолжать расспросы, и Альбертина это оценила.
— Он умеет не переходить грань, — сообщила она Мадлен.
Рассказывая мне свою невероятную историю, Мадлен дала понять, как сильно она сожалеет, что во всех остальных ситуациях чутье Фонтанену изменяло.
Вотрен, естественно, чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Он бродил от буфета к буфету, ни с кем не разговаривал, ничего не ел, много пил и все сильнее мрачнел. Когда он начал шататься, Мадлен железной хваткой вцепилась ему в плечо и увела в кухню.
— Ты выставляешь себя на посмешище!
— Чем он лучше меня?
Она вздохнула:
— Миллионы и предложение руки и сердца.
— Она никогда не подавала мне надежды.
Мадлен — без особого успеха — попыталась объяснить, что Альбертина не из тех, кто «подает надежду». Вотрен был пьян, унижен и проворчал в ответ, что всегда чувствовал себя недостойным Альбертины. В тот момент в это вполне можно было поверить: выглядел Вотрен неважно. Мадлен относилась к нему очень хорошо и не хотела, чтобы все видели его отчаяние. Она обняла Вотрена за плечи, отвела к себе в комнату, он рухнул на кровать и мгновенно уснул. «Хорошенькое дело! — подумала она, слушая его храп. — А мне-то куда деваться?» — но тут же вспомнила, что Фонтанен проведет ночь у Альбертины и гостевая спальня будет свободна.
— Не знаю, почему, но меня это рассмешило. Наверное, я и сама чуточку опьянела.
Антуан тем временем делал все, чтобы заставить Шарлотту ревновать: среди друзей Фонтанена было несколько молодых женщин, за которыми вполне можно было приударить.
— Я тоже женюсь на деньгах, — сообщил он Шарлотте, но она обезоружила его одной фразой, сказав, что при его сексапильности это будет несложно.
— Ты теперь разбогатеешь, так что не будет причин мне отказывать, — огрызнулся он.
Она весело рассмеялась:
— Итак, ты женишься на мне по расчету, из-за денег?
— Какая разница! Позволь мне сделать тебе ребенка.
— В нашей семье беременность — не повод для замужества.
От зоркого взгляда Адель не ускользнули ни опрокинутое лицо несчастного Вотрена, ни ревность Жерома, ни попытки Антуана за кем-нибудь приударить.
— У них у всех гормоны играют вовсю, — поделилась она с Мадлен. — Свадьбы всегда так действуют на людей?
— Не знаю, — ответила та. — В последний раз я присутствовала на церемонии бракосочетания твоих бабушки и дедушки, и мы были слишком бедны, чтобы праздновать.
— Нотариус, брачный договор, «Согласны ли вы взять в мужья? Поставьте свои подписи…» Мэрия, куча бумажек — ужас, до чего ненатурально, а потом все вдруг расслабляются, начинают неестественно громко хохотать… Один из коллег Шарлотты хотел ущипнуть меня за задницу — в последний момент удержался!
— Нормальная реакция здорового организма, — прокомментировала Клеманс. — Эмоциональный взрыв после общественной церемонии.
— Хочешь сказать — все они думают о том, что сегодня вечером господин Фонтанен «оседлает» бабушку? И это их заводит?
Они уединились на кухне, куда не заглядывали шумные гости.
— Похоже, что так.
Адель задумалась.
— Ты уже занималась любовью? — спросила она Клеманс.
— Думаешь, в нашем семействе, где все всё всегда обо всех знают, такое удалось бы скрыть?
— А ты, Мадлен, когда перестала этим заниматься?
Мадлен откровенничать не захотела:
— А с чего ты взяла, что я, выражаясь вашим языком, завязала?
— Ну, как говорит Клеманс, такое не скроешь. Лично я хочу попробовать. Конечно, не с коллегой Шарлотты. Он слишком старый, а мои ровесники — совсем зеленые. Клеманс, у тебя, случайно, нет на примете какого-нибудь симпатичного парня?
— Чудная мысль! Следующего, кто мне понравится, я приберегу для тебя!
— Главное, — вздохнула Мадлен, — не забудьте о противозачаточных таблетках!
Около часа ночи гости Фонтанена начали разъезжаться, за ними потянулись клиенты Сары — большинству на заре предстояла дойка. Мадлен подала знак, оркестр заиграл Моцарта, и тут все заметили, что новобрачные удалились. Через несколько минут двор опустел.
Мадлен поднялась к себе и нашла Вотрена мирно спящим. Ночь была прохладная, она прикрыла незадачливого влюбленного пледом, вернулась в комнату для гостей, и ее почему-то снова одолел безумный смех.
За завтраком Вотрен не появился. Все решили, что он, чувствуя неловкость за вчерашнее, незаметно ускользнул на рассвете.
В «Ла Дигьер» началась новая жизнь: несколько команд специалистов экстра-класса взялись за крышу, рамы, кустарно вставленные стекла, ободранные обои в коридоре и пустующих комнатах, запущенный сад и разросшийся подлесок. Фонтанен был вездесущ — он с энтузиазмом надзирал, подсказывал, требовал, вел себя то ли как зануда-заказчик, то ли как придирчивый подрядчик. Антуан, само собой разумеется, злился, но умело скрывал свои чувства.
— Понимаете, с самого начала и до самого конца все вели себя по отношению к нему крайне деликатно.
Фонтанен был деловым человеком и счел совершенно естественным распланировать семейный бюджет, для чего обратился к Мадлен, объяснив, что сдержанность Альбертины не позволяет ему обсуждать с ней некоторые вещи. Скорее всего, это неправильно, но он ничего не может с собой поделать. Кроме того, Альбертина так бескорыстна, что он почти стесняется своих денег.
— Сам не знаю почему, но, думаю, с вами мне будет легче.
— Все дело в моем характере: я — женщина практическая, — со смехом отвечала Мадлен.
— Она позволяет мне чинить крышу и приводить в порядок парк — впрочем, слово «позволяет» тут не вполне уместно: я говорю, что хочу это сделать, а она меня благодарит. Но я чувствую — она не пожелает свободно распоряжаться деньгами, которые отныне принадлежат ей на равных со мной основаниях.
Он не постигал природы такого поведения, ведь при предыдущей госпоже Фонтанен все было иначе. Состояние — вот оно, и его нужно тратить, не так ли?
Сегодня, пытаясь восстановить во всех подробностях эту историю, я говорю себе, что Фонтанен был невероятно наивен и просто не знал, как минувшие столетия изменили само понятие «деньги». Он увидел нужду: люди измучены и держатся из последних сил, он доставил необходимое — огромные котлы со свежими овощами и сочным мясом, так пусть же голодные насыщаются. Что может быть проще?
— Нужно так много сделать, чтобы вернуть «Ла Дигьер» былое величие и блеск.
Вернуть блеск? В планы Альбертины входило только спасение родового гнезда. Мадлен сочла за лучшее сменить тему.
— Вы хотели поговорить о семейном бюджете.
— Да-да. Раз мы с Жуанне будем жить здесь, я должен взять на себя часть расходов.
Мадлен облегченно выдохнула: она боялась, что Фонтанен захочет взять на себя все расходы.
Они набросали приблизительную смету месячных трат, куда включили плату за воду, газ и электричество с учетом того обстоятельства, что Фонтанен будет периодически принимать гостей. Итог удовлетворил обоих.
В первый же понедельник после приезда Фонтанен и Жуанне отправились в Л*** выбирать мебель для комнаты шофера. В фургоне, доставившем покупки, мебели оказалось на целых три комнаты: на глазах у изумленной публики из машины выгрузили красивые старинные шкафы, столы, стулья и множество других предметов.
