Мэтью Квик - Прости меня, Леонард Пикок
Мне не слишком хотелось выслушивать доводы в пользу того, почему она заслужила словесную порку от бездомного, – ведь это вряд ли поможет моему делу, – поэтому я предпочел сменить тему разговора:
– Не стоит благодарности.
– Что?
– За то, что тебя больше не преследует разъяренный бомж.
– Ой, – отмахнулась Лорен. – Ничего страшного со мной не случилось бы. Бог меня не оставил бы.
– Может быть, именно Бог послал меня защитить тебя, – сказал я, решив взять на себя роль адвоката дьявола.
– Может быть.
– А Бог, случайно, не говорит тебе, что прямо сейчас ты должна выпить со мной чашечку кофе?
– Ты хочешь выпить со мной кофе? Почему?
– Мы могли бы еще поговорить о Боге, – решил подыграть я Лорен.
– То, что ты сказал тогда нам с Джексоном в церкви, было очень грубо с твоей стороны, – сказала Лорен.
– Я знаю, я знаю. Прости, – ответил я исключительно ради того, чтобы уговорить ее выпить со мной кофе, ведь она по-прежнему была вся красная после стычки с бомжом и выглядела настоящей роковой женщиной, явно нуждавшейся в спасении, поэтому я решил не думать о том, что слово «ловушка» было крупными буквами написано у нее на лбу.
– Я не собираюсь с тобой парковаться, – сказала она так серьезно, что я даже расстроился: по правде говоря, я уже вошел в роль Богарта и теперь практически исчерпал его приемы.
– Неужели прихожане в твоей церкви и в самом деле используют слово «парковаться» в качестве эвфемизма занятию сексом в машине? Я даже не умею водить машину.
– Если ты и дальше собираешься издеваться надо мной из-за того, что я хожу в церковь и верю в Бога, я откажусь пить с тобой кофе, мистер Атеист.
Меня здорово заело, что она обозвала меня мистером Атеистом, так как тем самым она поставила между нами нечто вроде стены, словно мои личные убеждения могут помешать нам стать друзьями, уж не говоря о том, чтобы когда-нибудь поцеловаться. Словно, как только я попытался в очередной раз высказаться, на меня снова наклеили ярлык и положили в коробку. Внезапно происходящее перестало казаться мне игрой.
Последствия, как говорит герр Силверман. Последствия.
И я решил плюнуть на свой план. По крайней мере, очень сильно постарался это сделать.
– Я не собираюсь издеваться над тобой, о’кей? Я просто хочу тебя понять. Может, заключим соглашение? Может, мы просто поговорим о том, во что верим, за чашечкой кофе, не пытаясь при этом изменить друг друга? Ну, что скажешь?
– Я не собираюсь тебя целовать.
– Ну, у тебя ведь для этого есть Джексон, так?
– И с Джексоном я тоже никогда не целовалась.
– А я думал, он твой парень.
– Я берегу себя для мужа.
– Бережешь себя?
– Ага.
– Значит, ты даже не можешь никого поцеловать, пока не выйдешь замуж, да?
– По крайней мере, не так, как ты представляешь себе поцелуи. Легкий поцелуй в губы или в щечку не в счет.
Должен сказать, тот факт, что она пока вообще нецелованная, меня почему-то ужасно взволновал. Сам не знаю почему. Может, меня привлекала невинность Лорен. Может, это напомнило о том, каким я был прежде, до того, как со мной случилась та нехорошая история.
– Ты должна мне чашечку кофе за то, что я избавил тебя от бомжа. Я знаю одно место прямо за углом. Ну как?
– Мы поговорим о наших религиозных верованиях. Ну, вроде как обменяемся взглядами. Идет?
– Идет.
А затем мы пошли в кафе, где были совершенно сумасшедшие огромные диваны различной геометрической формы: и треугольные, и ромбовидные, и круглые. Словно ты очутился в дневных яслях для гигантских младенцев.
Мы сели, и я заказал двойной эспрессо, потому что, по-моему, это было не только изысканно, но и круто, да и вообще эспрессо – единственный напиток в стиле Богарта, поскольку я не мог заказать джин или скотч. Лорен заказала мятный мокко, отчего снова стала похожа на маленькую девочку, что мне в ней всегда нравилось[49], поэтому я снова позвал официанта и сказал:
– Мне тоже мятный мокко.
Лорен огляделась по сторонам, затем подняла глаза к потолку, словно хотела изучить его конструкцию, дабы убедиться, что он не рухнет нам на голову, а затем сказала:
– Итак, почему ты ходишь в костюме?
– Я надеваю его только время от времени, когда прогуливаю школу, чтобы заняться своими исследованиями.
– А что ты исследуешь?
– Взросление и возможность быть счастливым, став взрослым.
– Иисус может сделать тебя счастливым.
– А ты можешь говорить о чем-нибудь другом, кроме своего Иисуса? – рассмеялся я.
Лорен улыбнулась и ответила:
– Ну и почему ты целый год демонстративно меня игнорировал?
– Вовсе нет. Это ты меня игнорировала.
– Я тебя не игнорировала! Там, на станции, я пыталась поймать твой взгляд, но ты всегда быстро проходил мимо и даже не смотрел в мою сторону. На самом деле я была несколько обижена таким пренебрежительным отношением.
И тут я заметил, что она снова стала этакой кошечкой вроде роковой женщины. Типа, снова раскидывала свои сети.
– А как насчет Джексона? – спросил я.
– Что ты имеешь в виду?
– Спорим, ему не понравится, что ты со мной разговариваешь.
– Он был бы счастлив, если бы мы говорили о Боге. Он тоже верит, что мы должны направлять остальных на путь спасения.
– Тогда почему он не помогает тебе распространять брошюры про Иисуса?
– Он помогал, но сейчас он в колледже. И он уже больше не мой парень.
Эта новость сразу заставила сильнее биться мое сердце.
– Так ты поэтому согласилась выпить со мной кофе? Потому что у тебя больше нет парня? – спросил я в надежде получить верный ответ, но тут вернулся официант с нашим мятным мокко.
Лорен пригубила свой и сказала:
– Вкусняшка!
Что непроизвольно вызвало у меня улыбку. Я попробовал свой напиток, он чем-то напомнил мне растаявшую мятную шоколадку.
– Может, я смогу как-нибудь пригласить тебя на обед. Что скажешь?
– Ты что, приглашаешь меня на свидание?
– Ладно, проехали, – сказал я, потому что она нахмурила брови и прищурила глаза, причем отнюдь не в духе сексапильной кошечки вроде Бэколл. – Будем считать эту нашу встречу нашим первым свиданием, и тогда нам не придется париться насчет приглашений и ответов «да». Можно начать прямо сейчас.
– Ну, я встречаюсь только с христианами.
– О… Я понимаю. – Сперва ее заявление не слишком охладило мой пыл, потому что показалось мне такой ерундовиной, которую мы легко сможем преодолеть. Я реально не осознавал, сколько ограничений на самом деле ставит на нашем пути ее вера в Иисуса.
– Ты хочешь поговорить об Иисусе? – поинтересовалась она.
– Это твоя любимая тема для разговоров, да?
– Ага.
– У тебя что, вообще нет других интересов?
– Конечно есть. Но мы должны взять этот барьер, прежде чем двигаться дальше. Не хочу зазря тратить твое или свое время.
– Но разве твоя религия не говорит тебе о важности буквально каждого человека. Я хочу сказать, что тот бомж явно не верит в Иисуса, но ты все равно угостила его сэндвичем.
– Ну да, но я же не собираюсь с ним встречаться! – Лорен очаровательно округлила глаза и сделала глоток мятного мокко.
Боже, сейчас я почти любил ее, в основном потому, что она намекнула, будто рассматривает возможность со мной встречаться, а значит, у меня есть реальный шанс встречаться с девушкой.
– Что ж, тогда не мешай мне влюбиться в фанатку Иисуса, – сказал я и сразу рассмеялся, чтобы дать ей понять, будто я просто прикалываюсь.
– Ты ведь меня даже не знаешь, – ответила она.
– Но не отказался бы познакомиться поближе.
Она вздохнула и принялась глядеть в окно.
Затем мы, типа, просто потягивали мокко и минут пятнадцать, не меньше, смотрели на прохожих за окном.
После этого мы вместе отправились на железнодорожную станцию и, сидя бок о бок в вагоне поезда, отправились обратно в Джерси. Я чувствовал через пальто ее локоть, что неожиданно привело к самому настоящему стояку, и будь дело летом, это наверняка стало бы целой проблемой, но под пальто, слава богу, ничего не было видно.
И я мог, типа, поклясться, что она – вольно или невольно – тоже что-то такое чувствовала.
Когда мы сошли с поезда, она снова сделала кошачье личико, как у Бэколл, и произнесла:
– Было очень приятно провести с тобой время за чашечкой кофе. Может, Бог войдет в твое сердце и мы сможем продолжить наш разговор о Иисусе. А там – кто знает?
Она сказала это реально игривым тоном, отчего моя эрекция еще больше усилилась. Я держал руки в карманах своего короткого пальто и вроде как прижимал свой дурацкий стояк к животу, словно заряженную и задранную вверх катапульту. И даже если бы мне приплатили, я не смог бы выдавить из себя ни слова, а поэтому просто кивнул.