Сюсаку Эндо - Уважаемый господин дурак
— Ты осмотрел то, что я тебе сказал? — устало спросил Эндо, садясь в машину.
— Там нечего бояться. — Водитель передал Эндо листок бумаги, который тот быстро пробежал глазами и положил в карман, вытащил оттуда толстую пачку денег и отдал ее водителю. Последний молча взял ее одной рукой, не отрывая другую от руля.
— Эндо-сан, а почему вы не расправитесь с этим типом ночью?
— Киллер не выполняет свою работу по ночам.
— А почему?
— Днем человек расслабляется, даже если он по ночам осторожен. Днем нужно только позвать его, и он повернется, не ожидая нападения.
— Ах, вот в чем дело.
— Кроме того, — с улыбкой продолжал Эндо, — слова «убийство в полдень» как-то возбуждают.
Водитель больше ничего не сказал. Машина проехала Асакуса и взяла курс на Гиндзу.
— «Убийство в полдень» — вы понимаете, что это значит, Гас-сан?
— Полдень?
— Да. Это время дня, когда солнце ярче всего светит.
— Убийство?
— Пускать красную кровь.
Гастона забила дрожь. Глядя на Эндо, он стал энергично трясти головой, а затем положил свою руку на руку Эндо. Это единственное, что он мог сделать. Казалось, что на его лошадином лице выражены все чувства, которые он не мог передать словами: «Нет, Эндо-сан, этого нельзя делать. Я понимаю, как тяжело быть больным. Я понимаю, как вам тяжело из-за гибели брата. Однако вы не должны ненавидеть людей, ненавидеть... это ни к чему не приведет». То, что он не мог сказать на своем плохом японском, Гастон пытался передать Эндо выражением глаз и дрожащими губами.
— Нет, вы не должны.
Эндо внимательно смотрел на Гастона: что-то несомненно затронуло чувствительные струнки его души. Но затем он отвернулся и убрал свою руку.
— Ненавижу сентиментальность. — Казалось, он говорит это самому себе. — Езжай быстрее! — крикнул он водителю.
— Улицы очень скользкие. Такой дождь — самый опасный для езды.
— Не обращай внимания. Езжай быстрее. Этот парень может выпрыгнуть и убежать... Я догадываюсь, что у него на уме. — И повернувшись к Гастону, он спросил: — Вы хотите убежать, правда?
Гастон покачал головой. Если бы машина сейчас остановилась и открылась дверца, он и не подумал бы о побеге, даже если бы Эндо смотрел в другую сторону.
— Собака-сан!
— Что?
— Вы. — Большой рот Гастона раскрылся в улыбке. — Вы похожи на Наполеон-сан.
Гастон не забыл старую псину, Наполеона, — казалось, он все время с мольбой смотрит на него, будто ищет утешения за все насмешки и издевательства. Сейчас, глядя на профиль Эндо, Гастон уловил в лице киллера отпечаток такой же мольбы.
— Эндо-сан, вы любите собак?
— Почему вы спрашиваете? — удивился Эндо.
— Я люблю собак. Эндо-сан, вы любите детей?
— Заткнись!
— Вы любите? Вы ненавидите?
— Заткнись! Я не знаю.
Водитель повернулся к ним и заметил:
— Этот человек ненормальный. Умеете же вы таких отыскивать.
Эндо ничего не ответил и сидел, не поднимая головы.
— Гиндза, — объявил водитель.
Дождь постепенно прекратился, и серые облака уступили место голубому небу. Глаза не сразу могли привыкнуть к ярким лучам вышедшего солнца.
***
Расставшись с братом, Томоэ перешла перекресток Хибия и направилась к зданию Никкацу. Несмотря на утренний дождь, небо было совершенно чистым и мокрые тротуары пускали солнечных зайчиков. Окна зданий тоже искрились. Иностранцы и японцы с портфелями в руках деловито выходили из дверей контор. Такси подъезжали и высаживали пассажиров, чтобы забрать новых. Начинался новый деловой день.
Томоэ должна была встретить Осако в кафе на первом этаже. Важный покупатель торговой компании, в которой они работали, должен был сегодня прибыть из-за границы в аэропорт Ханэда, и им поручили купить для него соответствующий подарок.
Они договорились встретиться в десять, но Осако еще не было. Томоэ заказала стакан лимонада и задумалась над тем, как невежливо заставлять девушку ждать.
После инцидента в Синдзюку Томоэ стала относиться к Осако с некоторым презрением. Обычно хорошо одетый, умеющий себя вести Осако выглядел очень комично, когда убегал, пронзительно вопя по-бабьи. Более чем комично — это был позор. На следующее утро на работе у него был чрезвычайно виноватый вид и он несколько раз пытался оправдаться: «Я убежал для того, чтобы позвать полицию». Томоэ на это лишь вздернула носик, улыбнулась и отвернулась.
«Хотела бы я встретить мужчину, на которого действительно могла бы положиться», — подумала она, глубоко вздохнув. После некоторого размышления она пришла к выводу, что среди всех знакомых мужчин нет ни одного поистине надежного. Осако, Такамори, Гастон... нет, ни единого.
«О замужестве стоит на какое-то время забыть, если все мужчины подобны Осако или моему брату». Неожиданно ей вспомнились слова, которые в последнее время ей часто говорил Такамори: «Ты не способна будешь распознать настоящего мужчину, когда его встретишь». Как оскорбительно. Какое он имеет право над нею насмехаться? То, что ему все нравится в Гастоне, — это его дело. Но если я презираю Гастона, то как он может говорить, что я не понимаю мужчин.
Томоэ вспомнила, как впервые увидела лицо француза в трюме парохода «Вьетнам». Она тогда еле сдержалась, чтобы не выпалить вслух «конь», и приложила большие усилия, чтобы не расхохотаться. Неужели есть такая большая разница между мужчинами, которые нравятся мужчинам, и теми, кто нравится женщинам? С какой стороны ни посмотреть, для Томоэ Гастон — недалекий простофиля, а точнее говоря — «дурак».
— Простите за опоздание, Томоэ-сан, — сказал Осако своим обычным женственным голосом, появившись наконец, в кафе. Под темным пиджаком виднелись безупречно белая рубашка с высоким воротником и со вкусом подобранный галстук, завязанный виндзорским узлом. Официантки в кафе не могли оторвать глаз от его элегантного облика.
— Боюсь, что я заставил вас долго ждать, — сказал он, подзывая официантку.
— Ничего страшного, — ответила Томоэ, но не без иронии. — Всего десять минут.
Он слегка склонил голову и, глядя ей в лицо, извинился еще раз, почти имитируя движения молодых людей, как их изображают в иностранных фильмах. Однако на Томоэ это не произвело никакого впечатления — скорее наоборот, чем напыщеннее он себя вел, тем смешнее выглядел в ее глазах.
— Томоэ-сан, — сказал он голосом, в котором звучала боль, — с некоторых пор у вас появилось ошибочное представление обо мне.
— У меня нет о вас ошибочного представления. — На ее лице вспыхнула насмешливая улыбка. — Я никогда не задумывалась о вас всерьез, чтобы иметь ошибочное представление.
Осако обиженно посмотрел на нее и начал играть с кофейной ложкой.
— Томоэ-сан, а вы вообще когда-нибудь всерьез задумывались о мужчине?
— Почему вы спрашиваете? В конце концов, я ведь девушка. Если мужчина мне нравится...
— И такой есть?
— Возможно.
Томоэ испытывала поразительное удовольствие по мере того, как Осако все больше спадал с лица, и какая-то внутренняя сила заставляла ее и дальше издеваться над внуком старого японского аристократа.
— Кто он? — хрипло спросил он. — Случайно, это не тот француз?
— Тот француз?
— Да, тот, который называет себя месье Гастон.
Томоэ рассмеялась так громко, что даже официантки с удивлением обернулись. Даже Осако не удержался.
— Конечно, сердце Томоэ не должен привлечь слабо умный иностранец в вульгарной одежде, иначе я был бы поражен до глубины души. И вообще, француз ли он? Он не умен и едва ли имеет какое-либо образование. Он, должно быть, принадлежит к самым низшим слоям французского общества. Посмотрите на его одежду, и это лицо.
Во всех этих рассуждениях Осако о Гастоне, несомненно, сквозила ревность, но странное дело — чем больше он поносил Гастона, тем больше злилась Томоэ. Хотя всего несколько минут назад она насмехалась над Гастоном перед своим братом, сейчас, когда какой-то Осако делал то же самое, она встала на защиту этого странного человека.
— Вы не имеете права говорить о нем так. О нем я более высокого мнения, чем о вас.
И, опомнившись, сама удивилась тому, что произнесла только что.
***
— Это здесь, Эндо-сан.
Водитель остановил машину и открыл дверцу.
— Здесь? — переспросил Эндо. Он достал полученный от водителя листок и пробежал его взглядом.
— Я буду вас здесь ждать.
— Хорошо, — согласился Эндо. — Гас, вылезай.
Хотя дождь прекратился, людей на улице было немного. С шумом поднялись прямо перед ними жалюзи фотомагазина. В кафе рядом официант в белом пиджаке энергично протирал окна.
Гастон задавал себе вопрос: куда идет Эндо и что он замышляет? Около них по подвесной городской железной дороге с шумом прошла переполненная электричка. Метрах в двадцати находилась огороженная строительная площадка большого дома, откуда доносились голоса. Когда Гастон посмотрел сквозь отверстие в заборе, он увидел, как рабочие с повязанными вокруг шеи полотенцами уже приступили к своим трудам. Эндо еще раз посмотрел на листок и, убедившись, что их никто не видит, пролез в небольшое отверстие в заборе, толкая впереди Гастона. Стена строящегося здания пока состояла только из железных перекрытий. Они подошли к лестнице в подвал.
