Гектор Тобар - 33. В плену темноты
План был такой: у основания вентиляционного канала, по которому пытались вылезти наверх Марио с Раулем, рабочие разожгли костер и подожгли на нем небольшую шину, снятую с тележки, а также старый масляный фильтр. Они надеялись, что дым поднимется и, возможно, достигнет поверхности, – таким образом они сообщили бы всем, что здесь, под землей, живые люди. Однако дым так и не пошел, а только скопился бесполезным облаком на Пандусе. Через несколько часов в расщелине возле ремонтной мастерской кто-то заметил легкое движение воздуха, и рабочие решили попробовать снова. Но движение было слишком слабым, в лучах фонарей они увидели, как легкий дым развеялся во мраке, без всякой надежды на то, что он сможет достичь поверхности.
Следующим шагом была попытка запихнуть детонационный шнур в одну из резиновых трубок в вентиляционном канале, в котором находился телефонный и электрокабель и по которому подавался сжатый воздух. Если поджечь шнур, есть вероятность, что едкий дым дойдет до поверхности, где любой шахтер узнает этот запах и поймет, что это знак от находящихся внизу людей. Скорее всего, выяснится, что резиновая трубка перебита где-то посередине тем же каменным блоком, благодаря которому они оказались в заточении, но попробовать все-таки стоило. Дым действительно пошел наверх, но понять, насколько высоко он поднялся, не представлялось возможным.
У некоторых появилась идея расчистить одну из галерей в надежде, что обнаружится доступ к еще одной вентиляционной шахте, по которой можно будет снова намереваться выбраться наверх. Сев за руль экскаватора, Марио намеревался большим ковшом разгрести завал, но все его усилия больше смахивали на сизифов труд – чем больше он расчищал, тем больше камней падало сверху. «Я чуть не угробил ковш», – вспоминал потом Марио.
Кроме того, была идея смастерить лестницу из резиновых трубок и кусков арматуры, чтобы подняться по вентканалу, но потом они поняли, что такая конструкция не выдержит веса взрослого человека, тем более одна-единственная пила, которая имелась у них, затупится уже после второго куска арматуры.
Чуть позже к каменной гильотине, перегородившей Пандус, они подкатили один из грузовиков и что есть силы стали давить на клаксон и стучать по ней ковшом одного из погрузчиков. Затем они прекратили шум, выключили фары и прислушались, не донесется ли до них ответный стук или гудок машины. Но в ответ была лишь глухая тишина.
Во всех этих активных действиях было занято около десятка людей. Остальные отсиживались в Убежище. «Они никому не мешали, и одно это уже было хорошо, – позже скажет Урсуа. – По-моему, они просто не видели смысла бороться». Все попавшие в заточение шахтеры разделились на «деятелей» и «ожидающих». Деятели готовы были на все, лишь бы не впускать в свои головы мысли о том, что закончат свои дни в этой каменной могиле. Они считали, что остальные, то есть ожидающие, слишком напуганы случившимся обвалом и поэтому боятся покидать Убежище.
В действительности в Убежище не намного безопаснее, чем в других участках этой разваливающейся на части горы. Да, здесь есть стальная дверь, а стены укреплены металлической сеткой, но такой же сеткой был выстлан потолок туннеля, чтобы защитить шахтеров от возможного камнепада. Убежище находится в той же части шахты, что и Пандус и все остальные обвалившиеся участки. Вместе с тем на стальной двери висела бело-голубая табличка со словами «Убежище на случай аварийных ситуаций», и оно каким-то успокаивающим образом действовало на людей. Кроме того, здесь находились короб с остатками провианта и аптечка, а на стене висела вырванная из какого-то журнала картинка с обнаженной красоткой. Поначалу помещение оставалось таким же чистым и опрятным, каким Франклин Лобос подготовил его для проверки Карлоса Пинильи. Ребята с уважением относились к голубым табличкам на стенах с просьбами соблюдать чистоту и бросать мусор в мусорное ведро. Электронный термометр показывал температуру 29,6 градуса по Цельсию.
В полдень второго дня их заточения все собрались в Убежище, чтобы получить свой дневной паек из рук Марио Сепульведы. Он выставил в ряд тридцать три пластиковых стаканчика, положил в каждый по чайной ложке рыбных консервов и налил немного воды – в результате получилось что-то вроде бульона. Кроме этого он выдал каждому по два печенья.
– Приятного аппетита, – сказал Марио. – Очень вкусно, хоть и мало. Постарайтесь растянуть это надолго.
Люди колебались, не решаясь приступать к еде. Этот единственный прием пищи содержал меньше 300 калорий, и на них предстояло продержаться до следующего дня.
В течение первых нескольких дней в недрах горы то и дело раздавались тревожные звуки, поэтому все больше людей предпочитало спать в Убежище или же рядом с ним. «Я пытался спать снаружи, но у меня едва получалось сомкнуть глаза. Когда вдалеке снова послышался грохот, я тут же побежал внутрь», – вспоминал Лобос. Вскоре около двух десятков достаточно крупных мужчин спали в одном помещении размером с просторную гостиную. Некоторые использовали в качестве кроватей пластмассовые носилки, которые до этого были аккуратно сложены в углу. Другие разорвали на части картонные коробки, а мелкие ящики использовали в качестве прикроватных тумбочек. Лобос всегда старался содержать это место в чистоте и порядке: как-никак люди приходили сюда отдохнуть и полежать после тяжелого физического труда. Теперь же эта комната была битком набита потными телами, а белый кафель стал черным от сажи и пыли, которую шахтеры неизменно наносили сюда с обувью и одеждой. Убежище постепенно пропитывалось запахом потных немытых мужских тел. «У нас не было лишней воды, чтобы помыться», – скажет потом один из шахтеров. В помещении с неработающей вентиляцией воздух вскоре наполнился зловонным смрадом. «Я знаю, как пахнут трупы, но это было даже хуже, чем мертвечина», – вспоминал один из шахтеров.
Потеющие люди жаждали воды. Те несколько литров в бутылках, которые они нашли в Убежище, закончились ко второму дню их заточения. Поэтому теперь шахтеры пили из цистерн, где хранилась вода для охлаждения бурильных машин. На второй день после аварии несколько шахтеров отвинтили одну из пробок и использовали воду, чтобы помыться. Но вода приобрела слишком большую ценность, чтобы расходовать ее на подобные цели, поэтому Агилар приказал Хуану Ильянесу перерезать шланг от основной цистерны наверху и запечатать его, чтобы никто не мог тайком принимать душ на нижних уровнях.
Отныне использование воды было строго лимитировано. Марио Сепульведа разбил всех на команды по три человека и назначил дежурство: каждые два дня дежурная команда садилась на машину и отправлялась к цистерне, чтобы набрать шестидесятилитровую пластиковую баклажку. Затем воду для удобства разливали по более мелким бутылкам. Глядя на мутную жидкость, люди думали, что благодаря ей они все еще живы. До аварии они мыли в ней свои грязные перчатки. А Марио Сепульведа в свойственной ему эксцентричной манере даже купался там время от времени, поэтому теперь многие из них с некоторой гадливостью и иронией шутили, что пьют воду из ванны Марио. В слабеющем свете фонарей было видно, что на поверхности воды, которую они пили, была тонкая черно-оранжевая пленка мазута и кое-где попадались капельки машинного масла. По словам одного из шахтеров, вода на вкус напоминала запах из водоема, который полностью загадили утки. Но несмотря на свой тошнотворный вкус, несколько глотков такой воды прогоняли голод.
В первые несколько дней все жестоко страдали от недостатка еды. Голод проникал в их тела, и в какой-то момент они уже не могли ходить в туалет, хотя позывы, казалось, говорили об обратном. У многих из них пустота в желудке ощущалась как кулак, пытающийся протолкнуть эту пустоту вниз. Франклин Лобос, будучи в прошлом профессиональным спортсменом, умел оценивать свое физическое состояние, и по этой причине, сидя в Убежище, он невольно наблюдал за состоянием других людей. Хуже всех чувствовал себя Марио Гомес, тот самый водитель грузовика, потерявший два пальца на руке. Он страдал от силикоза, и теперь его кашель только усилился. При звуке его кашля помимо воли возникала мысль, что этот кашель – наследство предыдущих поколений шахтеров. «Неизвестно, сколько протянет старик», – думал про себя Лобос. Вероятно, недолго. Еще был Хосе Охеда, диабетик. Два печенья в день – хватит ли этого, чтобы у него не случился приступ? На второй или на третий день заточения у Виктора Сеговии появилась сыпь по всему телу, от жары или от нервов, а может, от того и другого вместе. А самый молодой среди них, Джимми Санчес, вел себя как самый что ни на есть старик: он просто лежал и отказывался что-либо делать, и его эмоциональная подавленность быстро распространялась среди остальных шахтеров.
Одним из способов поддерживать моральный дух людей были разговоры, а также шутки, анекдоты, истории из жизни и фантазии о том, чем сейчас занимаются спасатели. Йонни Барриос заполнял пустоту, объясняя устройство шахты более молодым и неопытным рабочим, таким как Мамани и Санчес, рисуя для них карту на клочке бумаги.
