Диана Сеттерфилд - Тринадцатая сказка
В воздухе повис высокий нескончаемый звук:
– Аааааааааааааааааааааа!
Это кричала от восторга Аделина, сотрясаясь всем телом внутри летящего вниз снаряда.
Дальше случилось то, что должно было случиться.
Одно из колес зацепило выступавший из земли камень. Брызнули искры от спиц и металлического обода, и коляска продолжила движение по воздуху, на лету переворачиваясь колесами вверх. Она описала изящную дугу на фоне чистого голубого неба, но земля вздыбилась ей навстречу и яростно ухватила свое. Раздался противный брякающе-хрустящий звук, и, когда эхо от восторженного вопля Аделины угасло среди холмов, вдруг стало очень тихо.
Эммелина бегом спустилась по склону. Одно из двух задранных кверху колес было сплющено восьмеркой и косо сидело на оси; второе медленно вращалось, теряя остатки инерции.
Из смятого кузова высовывалась тонкая белая рука, лежавшая на каменистой земле под каким-то неестественным углом. На ладони были видны фиолетовые ежевичные пятна и ссадины от чертополоха.
Эммелина присела на корточки и заглянула внутрь коляски. Там было темно.
Но через миг в этой темноте вспыхнули два зеленых огонька.
– Вуум! – сказала она и улыбнулась.
Игра окончилась. Пора было возвращаться домой.
***За исключением собственно рассказов, мисс Винтер мало что говорила во время наших встреч. В первые дни я, входя в библиотеку, интересовалась: «Как вы себя чувствуете?» – получая один и тот же ответ: «Плохо. А вы?» – причем произносилось это с раздражением, словно я ляпнула какую-то несусветную глупость. На ее встречный вопрос я не отвечала, да она и не ждала ответа, и вскоре обмен дежурными любезностями прекратился. Ровно за минуту до назначенного времени я бочком проскальзывала в дверь, занимала свое место на стуле по другую сторону от камина и доставала из сумки блокнот. После этого она без каких-либо предваряющих слов продолжала свой рассказ с того места, где остановилась накануне. Длительность интервью не была четко регламентирована. Иногда мисс Винтер доводила повествование до конца очередного эпизода, произносила четко обозначенную голосом финальную фразу и замолкала. Наступавшая затем тишина была столь же недвусмысленна, как пустое пространство внизу страницы по окончании главы. Я делала последние пометки в блокноте, закрывала его и, собрав свои принадлежности, удалялась. В иных случаях она обрывала рассказ внезапно, на середине сцены, а порой и на середине предложения, и я, вопросительно подняв глаза, видела ее бледное лицо, застывшее в мучительной попытке превозмочь боль. «Могу я чем-нибудь помочь?» – спросила я, когда это случилось впервые, но она лишь прикрыла глаза и жестом велела мне уйти. Когда она закончила историю о Меррили и детской коляске, я убрала карандаш и блокнот в сумку и, вставая, сказала:
– Я должна буду уехать на несколько дней.
– Нет! – резко прозвучало в ответ.
– Боюсь, мне все же придется. Изначально я рассчитывала пробыть у вас совсем недолго, а задержалась уже больше чем на неделю. У меня с собой мало личных вещей.
– Морис отвезет вас в город, и вы купите там все, что хотите.
– Еще мне нужны мои книги…
Она молча указала на ряды книжных шкафов за моей спиной.
Я отрицательно покачала головой.
– Извините, но мне действительно необходимо отлучиться.
Мисс Ли, вы, должно быть, полагаете, что у нас с вами в запасе целая вечность. Возможно, для вас это и так, но мое время на вес золота. Я не желаю больше слышать ни о каких отъездах. Вопрос исчерпан.
Я закусила губу, чуть было не поддавшись этому жесткому натиску, но быстро овладела собой.
– Вы помните нашу договоренность? Три правдивых ответа? Я хочу кое-что уточнить.
Она заколебалась.
– Вы мне не верите?
Я предпочла не развивать эту тему.
– Три факта, которые могут быть подтверждены документально. Вы дали мне слово.
Она сжала губы в гневной гримасе, но все же пошла на попятную:
– Вы можете уехать в понедельник. На три дня. Но не больше. Морис отвезет вас на станцию.
Я дописала историю о Меррили и детской коляске до середины, когда в дверь постучали. Это меня удивило, поскольку до ужина было еще далеко, а Джудит прежде ни разу не появлялась во внеурочное время, прерывая мои занятия.
– Вы не могли бы заглянуть в гостиную? – попросила она. – Там сейчас доктор Клифтон. Он хотел с вами поговорить.
Когда я вошла в гостиную, мне навстречу поднялся из кресла мужчина, которого я ранее уже видела приезжающим в этот дом. Я не слишком расположена к рукопожатиям при знакомстве и потому не огорчилась, заметив, что он также решил воздержаться от церемоний. Однако это создало паузу, затруднившую начало разговора.
– Вы биограф мисс Винтер, насколько я понимаю? – сказал он наконец.
– В этом я не уверена.
– Не уверены?
– Если она рассказывает мне правду, значит, я ее биограф. В противном случае я что-то вроде секретарши.
– М-да… – Он помедлил. – А разве это имеет значение?
– Для кого?
– Для вас.
Я и сама этого не знала, но, поскольку вопрос вряд ли относился к делу, по которому мы встретились, решила на него не отвечать.
– А вы, насколько я понимаю, врач мисс Винтер?
– Совершенно верно.
– Вы хотели меня видеть?
– Собственно говоря, это мисс Винтер пожелала, чтобы я с вами встретился. Она хотела удостовериться, что вы не питаете иллюзий относительно состояния ее здоровья.
– Понимаю.
Далее последовало сухое и четкое изложение фактов. Он назвал мне болезнь, которая ее сейчас убивала, перечислил основные симптомы и болевые ощущения, уточнил периоды суток, в которые лекарства действуют на нее эффективнее или, напротив, слабее. Он упомянул и о других заболеваниях мисс Винтер, каждое из которых также было смертельным, однако вышеназванная болезнь далеко их опередила в своем разрушительном действии. Говоря о дальнейшем течении болезни, он отметил, что сейчас желательно как можно медленнее наращивать дозы лекарств, чтобы, по его словам, «не исчерпать резерв увеличения до того, как это станет действительно необходимым».
– Сколько ей осталось? – спросила я, когда он закончил.
– Я не могу сказать точно. Другой человек на ее месте уже был бы мертв. Мисс Винтер сделана из прочного материала. А с тех пор, как здесь появились вы… – Он запнулся, как человек, чуть было не проговорившийся.
– С тех пор, как здесь появилась я?..
Доктор посмотрел на меня с сомнением, но затем все же решился:
– С тех пор как здесь появились вы, ее самочувствие несколько улучшилось. Она считает, что рассказывание историй действует на нее как анестетик.
Я не знала, что на это сказать, а доктор между тем продолжил:
– Насколько я понимаю, вы намерены уехать по своим делам…
– Так вот почему она просила вас со мной поговорить?
– Она только просила объяснить вам, что времени остается немного.
– Можете ей передать, что я это поняла.
Наша беседа закончилась. Доктор открыл передо мной дверь гостиной и, когда я проходила мимо, неожиданно заговорщицки прошептал:
– Тринадцатая сказка?.. Я так полагаю…
И на доселе невозмутимом лице промелькнуло выражение, изобличившее в нем одну из жертв «читательской лихорадки».
– Мне об этом ничего не известно, – сказала я. – Но в любом случае я не вправе делиться с вами такими сведениями.
Его загоревшиеся было глаза сразу погасли, уголок рта нервически дернулся.
– До свидания, мисс Ли.
– До свидания, доктор.
ДОКТОР И МИССИС МОДСЛИ
В последний день перед моим отъездом мисс Винтер рассказала историю о докторе и миссис Модели.
***Одно дело открывать чужие ворота и забираться в чужие дома, но совсем другое – похищать младенцев. Тот факт, что дитя было вскоре найдено и ничуть не пострадало за время пребывания вне дома, в сущности, мало что менял. Это зашло чересчур далеко и не должно было остаться безнаказанным.
Однако деревенские жители не решались обратиться к Чарли напрямую. Они давно примечали, что в усадьбе творится что-то неладное, и обходили ее стороной. Трудно сказать, кого конкретно они опасались: самого Чарли, Изабеллы или привидения, по слухам обитавшего в старом доме. В конечном счете они решили обратиться к доктору Модели. Это был не тот самый доктор, чье опоздание, как полагали некоторые, стало причиной смерти при родах матери Изабеллы, а его преемник, к тому времени занимавший свой пост лет восемь-девять.
Доктор Модели был уже не молод – он давно разменял пятый десяток, – но при том выглядел как юноша. Среднего Роста, сухой и жилистый, он буквально излучал мальчишескую жизнерадостность и энергию. На своих длинных – сравнительно с туловищем – ногах он без видимых усилий развивал необычайную скорость при ходьбе. В этом с ним никто не мог соперничать. Зачастую, беседуя с кем-нибудь во время прогулки, он вдруг обнаруживал, что говорит в пустоту, и был вынужден оборачиваться к своему спутнику, который пыхтел в нескольких шагах позади не в силах поспеть за доктором. Под стать его физической энергии была и живость интеллекта, проявлявшаяся в самих звуках его речи, негромкой, но быстрой и четкой, а также в его умении моментально находить нужные слова применительно к данному человеку в данной обстановке. Живая игра ума чувствовалась и в его темных, блестящих по-птичьи глазах, когда они пытливо глядели на собеседника из-под густых бровей.
