Мэри Кайе - Далекие Шатры
– Негоже так убиваться, – укоризненно проворчал однажды Гулбаз, – ибо в Священной Книге написано: «Всем живущим на земле суждено умереть». А потому горевать столь сильно – значит сомневаться в мудрости Бога, который по доброте своей позволил Махду-джи дожить до мирной и почтенной старости и предопределил час и образ его смерти. Прогоните прочь печаль и возрадуйтесь, что столь много лет достойной жизни на земле было даровано человеку, который нынче пребывает в раю. К тому же скоро вы вернетесь в Мардан, к старым друзьям, и это все останется в прошлом. Я сейчас еще раз наведаюсь на станцию и узнаю, заказаны ли вагоны. Все вещи уже упакованы, и мы можем ехать хоть завтра.
– Я сам наведаюсь, – сказал Аш.
Он отправился верхом на станцию и там получил долгожданное известие, что все места для него наконец забронированы, но только на следующий четверг, а это означало, что ему придется провести в Ахмадабаде еще почти неделю.
Перспектива сидеть без дела в бунгало среди груд собранного и перевязанного багажа повергала в уныние, и Аш решил съездить к Сарджи и спросить, нельзя ли немного погостить у него. Но ему не пришлось никуда ехать. Вернувшись в бунгало, он застал там Сарджи, который поджидал его на веранде, удобно устроившись в плетеном кресле.
– У меня есть кое-что для тебя, – сказал Сарджи, лениво поднимая руку. – Сегодня утром вернулся второй голубь, а так как у меня были дела в городе, я решил выступить в роли гонца и самолично доставить тебе послание.
Аш выхватил у него клочок бумаги, торопливо развернул и прочитал первые строки с радостным замиранием сердца. «Раджа неизлечимо болен, и дни его сочтены, – писал Гобинд. – Теперь это ясно всем…»
«Умирает! – подумал Аш и невольно улыбнулся широкой мрачной улыбкой, оскалив крепко стиснутые зубы. – Возможно, уже умер. Она станет вдовой… она будет свободна». Он не испытывал жалости к радже и не сочувствовал Шу-Шу, по слухам полюбившей этого человека. Он мог думать лишь о том, что означает смерть раджи для Джали и для него самого: Джали овдовеет и получит свободу…
Справившись с волнением, он стал читать дальше, и в следующий миг внутри у него все похолодело, свет дня померк перед глазами и сердце мучительно сжалось.
«…И я узнал, что, когда он умрет, его жены станут сати и сгорят вместе с ним на погребальном костре в согласии с обычаем. Об этом уже говорят, ибо подданные раджи следуют древним законам и ни во что не ставят законы раджа, и вдов точно сожгут, если только вам не удастся предотвратить это. Я изо всех сил постараюсь поддерживать в нем жизнь. Но долго он все равно не протянет. Предупредите представителей власти, что действовать нужно быстро. Манилал через час отправится в Ахмадабад. Пришлите с ним еще пару голубей и…»
Написанные мелким почерком строчки расплылись и запрыгали у него перед глазами, и он больше не мог разобрать ни слова. Аш машинально повернулся, нашарил дрожащей рукой спинку ближайшего кресла и крепко схватился за нее, чтобы не упасть.
– Нет… это невозможно! – задыхаясь, прошептал он. – Они не могут сделать это!
Слова прозвучали чуть слышно, но ужас в голосе Аша угадывался безошибочно, и лениво развалившийся в кресле Сарджи вздрогнул и рывком подался вперед:
– Так, значит, новости скверные? В чем дело? Что невозможно?
– Саха-гамана, – прошептал Аш, не оборачиваясь. – Сати… Раджа при смерти, и, когда он умрет, они собираются сжечь с ним его жен. Я должен срочно увидеться с комиссаром… с полковником… я должен…
– А, ерунда! – нетерпеливо бросил Сарджи. – Не расстраивайся, дружище. Они этого не сделают. Это противозаконно.
Аш резко повернулся и яростно уставился на него:
– Ты не знаешь Бхитхора! – Голос его возвысился до крика, и Гулбаз, появившийся в дверном проеме с подносом, застыл на месте, услышав ненавистное слово. – Ты не знаешь раджу! Не знаешь…
Он осекся, круто развернулся и слетел по ступенькам веранды, во все горло крича Кулураму привести Дагобаза обратно.
Мгновение спустя Аш вскочил в седло и как сумасшедший помчался галопом по подъездной дороге, взвихряя облака пыли и сажи, а Сарджи, Гулбаз и Кулурам смотрели ему вслед, охваченные смятением.
38
– Мне остается лишь предположить, что вы повредились рассудком, – сурово сказал полковник Помфрет. – Нет, разумеется, я не могу послать в Бхитхор своих людей. Подобные действия совершенно неправомерны, и я не пошел бы на такое, будь даже они правомерны. Подобные вопросы входят в компетенцию гражданских властей или полиции, но никак не армии, хотя я не советовал бы вам столь беспардонно врываться к кому-нибудь еще и отвлекать от дел нелепыми слухами, которые ни один человек, находящийся в здравом уме, не воспримет серьезно. Я вообще не понимаю, что вы здесь делаете. Я думал, вы взяли отпуск и поехали охотиться.
На впалых щеках Аша проступили два белых пятна, но он усилием воли сохранил самообладание и коротко ответил:
– Я ездил, сэр.
– В таком случае вам лучше вернуться обратно. Нечего болтаться по военному городку без дела. Вам уже забронировали места на поезда?
– Да, сэр. На следующий четверг. Но…
– Хм… Я бы не отпустил вас в отпуск, когда бы знал, что все это время вы будете слоняться тут, не зная, чем заняться. Итак, если вы сказали все, что хотели, я попросил бы вас удалиться. У меня много работы. Всего доброго.
Аш удалился и, невзирая на совет полковника, отправился к комиссару. Но комиссар полностью разделял взгляды полковника Помфрета, особенно те, что касаются младших офицеров, которые настаивают на встрече с ним незадолго до полудня, а когда им говорят, что время неудобное и надо прийти либо сегодня попозже, либо завтра пораньше, врываются к нему в кабинет с какой-то бредовой историей и требуют, чтобы он, комиссар, немедленно принял меры.
– Чушь собачья! – фыркнул комиссар. – Я не верю ни единому слову. Вы бы тоже не поверили, если бы знали туземцев так же хорошо, как знаю я. Не стоит принимать на веру и малой доли того, что они говорят вам. Большинство из них всегда скорее солгут, нежели скажут правду, а пытаться установить истину – все равно что искать пресловутую иголку в стоге сена. Этот ваш друг – Гуптар, или Гобинд, или как там его – либо морочит вам голову, либо чересчур легковерен. Уверяю вас, в наше время никто не решится принять участие в таком деле, о каком вы говорите, и сразу видно, что ваш простодушный друг стал жертвой розыгрыша. И вы тоже, полагаю! Позвольте напомнить вам: на дворе тысяча восемьсот семьдесят восьмой год и закон, запрещающий сати, действует вот уже сорок лет. И едва ли будет нарушен сейчас.
– Но вы не знаете Бхитхор! – выкрикнул Аш, как прежде кричал Сарджевану и полковнику Помфрету. – Бхитхор живет не в этом веке, а тем более не во второй его половине. Вряд ли они вообще понимают, что есть такая вещь, как британский радж, или что он имеет к ним какое-либо отношение.
