Джеймс Олдридж. - Дипломат
Мак-Грегор принес с собой черное ведерко с недельной нормой угля. Экономка ничуть этому не удивилась, и, когда Мак-Грегор поставил ведерко возле двери, она молча приняла у него пальто и проводила по освещенному коридору до высокой двустворчатой двери. Она распахнула ее, и Мак-Грегор увидел перед собой комнату, полную людей. Несколько смешавшись, он остановился на пороге, но Кэтрин подбежала к нему, взяла за рукав и повела к камину, тихо спросив, принес ли он угля. Когда он утвердительно кивнул головой, она улыбнулась, не то благодарно, не то иронически, и повернула его лицом к судилищу.
В комнате собралось десятка полтора журналистов. Когда Мак-Грегор вошел, все умолкли, и он понял, что его появление их удивило. Они знали, кто он, но, очевидно, не ожидали увидеть его здесь. Несомненно, Кэтрин нарочно так устроила. Мак-Грегор сразу увидел знакомые лица: вот Хэмбер, Стайл, Джеб Уилс, Джек Бикфорд из «Таймс», седой валлиец Джек Теннер, московский корреспондент «Дейли уоркер». Глядя на них, Мак-Грегор почувствовал всю невыгоду своего положения перед этими людьми, сбежавшимися сюда по прихоти женщины, которой ни один из них не мог отказать. Все подозрительно косились друг на друга, и Мак-Грегору стало не по себе. На этой пресс-конференции не было ни дружелюбия, ни простоты, ни шуток, не было Эссекса, с апломбом великого человека беседующего с журналистами. Был только Мак-Грегор, который стоял спиной к камину, опустив руки; его осунувшееся лицо выдавало напряжение человека, зажатого действительностью в тиски. Но он цеплялся за эти тиски, ибо твердо знал, что настали последние мгновения прежней жизни. Он злился на себя за то, что слишком усложняет переход к новой жизни. Корреспонденты не интересовали его сами по себе, он смотрел на них только как на средство для достижения цели. Однако он радовался знакомым лицам, даже Хэмберу, и охотнее глядел на тех корреспондентов, которых знал, чем на чужих ему людей. Все они – видные представители американских и английских газет – в свою очередь пристально смотрели на него. Кэтрин очень ловко устроила им этот сюрприз, но они быстро опомнились и уже подозревали, что их хотят использовать для чего-то, а это им не нравилось. Они застыли со стаканами в руках и ждали, что скажет Кэтрин.
– К сведению тех, кто не знает, – заговорила она, все еще держа Мак-Грегора за рукав,- это Айвр Энгус Мак-Грегор. – Кэтрин была тщательно причесана, оживлена, щеки ее слегка горели, но держалась она спокойно и непринужденно. – Я не знаю, с чего именно Мак-Грегор собирается начать, но так или иначе вы сейчас услышите подробный отчет о пресловутой миссии Эссекса. Об этой миссии толкуют все, но, надо думать, только Эссекс и Мак-Грегор знают всю правду о ней. Эссекс скажет об этом послезавтра в Совете безопасности, а Мак-Грегор – сегодня здесь. Это потребует времени, поэтому предлагаю вам сесть. Глупо, что вы все стоите.
– Кэти, – спросил один из журналистов, – Мак-Грегор будет говорить только для нашего сведения или для всеобщего? Не может быть, чтобы ему разрешили предать все это гласности.
Кэтрин усмехнулась краешком рта. – Вы слишком близки к Форейн оффис, мистер Смит, – ответила она, обращаясь к человеку в черном пиджаке и брюках в полоску. – Как может журналист спрашивать, разрешено ли давать ту или иную информацию? Первый раз такое слышу!
– Но это для печати или нет?
– Для печати, Мак-Грегор? – спросила Кэтрин.
– Разумеется.
– Слышите, Майкл? – обратилась она к мистеру Смиту.
– А вы тут при чем, Кэти? – спросил Хэмбер. – Чем объясняется ваше участие?
Кэтрин перебила его. – Об этом вы можете спросить меня после того, как послушаете Айвра. Сейчас это не имеет значения, а потом вам самому будет все равно.
– Думаю, что Эссексу это будет не все равно, – сказал Стайл.
Кругом засмеялись, и Кэтрин досадливо поморщилась, но промолчала, хотя Мак-Грегор почувствовал, как ее пальцы сжали ему локоть. Этих людей надо было забавлять, обхаживать и в то же время заставить их слушать. Мак-Грегор знал, что тут он полностью может положиться на Кэтрин.
– Не знаю, захочет ли он начать с переговоров в Москве, – продолжала Кэтрин. – Мне кажется, Сталина и Молотова не к чему здесь касаться.
– Почему? – вскинулся Хэмбер. – Пусть начинает с самого начала.
– Из принципа! – сказал Стайл.
– Валяйте, Мак-Грегор, – сказал Джеб Уилс. – Раз уж дошло до принципов.
– Подождите минутку, Мак-Грегор, – сказал Стайл. – Почему вам так не терпится сделать ваше заявление? Вы хотите насолить Эссексу?
– Нет, – ответил Мак-Грегор. – Я просто не согласен с ним.
– Значит, вы согласны с русскими?
– Может быть, – сказал Мак-Грегор, – но это не существенно.
Стайл хотел что-то ответить, но остальные запротестовали, и даже Джек Бикфорд сказал Стайлу, чтобы он замолчал и дал им послушать Мак-Грегора.
– Ну, Мак-Грегор, – сказал Бикфорд, – начинайте с самого начала и расскажите нам, зачем вы ездили в Москву. Неужели Эссекс серьезно надеялся уговорить русских, чтобы они повернули дело в Азербайджане так, как нам нужно?
– Эссекс и сам точно не знал, как ему быть с русскими, – заговорил Мак-Грегор, и Кэтрин выпустила его руку. – Он должен был так или иначе восстановить власть тегеранского правительства в Иранском Азербайджане. Вот и все указания, которые он получил, остальное зависело от него. Эссекс ничего не знал об Азербайджане, но дело тут, в сущности говоря, было не в Азербайджане. В первый же день Эссекс сказал мне, что мы продолжаем давнюю борьбу с русскими в Иране, что русское влияние в Иране угрожает нашим интересам на Среднем Востоке и что единственная надежда для нас избежать гибели – это восстановить власть тегеранского правительства в Азербайджане и изгнать оттуда русских.
– А вы тогда возражали Эссексу? – спросил Стайл.
Но его снова заставили замолчать.
– Ради бога, не мешайте Мак-Грегору говорить, – сказал Джеб Уилс. – Пусть он рассказывает, как хочет. Вопросы будем задавать после.
– Нет, я тогда не возражал Эссексу, – сказал Мак-Грегор. – Я еще плохо понимал, что происходит. Я только знал, что все наши сведения об Азербайджане неверны. Они исходили из грязных источников, от самых продажных людей в армии и в жандармерии и даже от таких, которые были нам известны как германские агенты во время войны. Но их услуги охотно принимались, потому что они доносили нам именно то, что нам было нужно для наших политических целей: что русские силой установили в Иранском Азербайджане автономный режим, что все восстания в Азербайджане были спровоцированы и организованы русскими. Это неправда, потому что Азербайджан всегда восставал против тегеранского правительства. Но в Москве я, собственно, не очень вникал в наши намерения, пока не начались переговоры. С самого начала мы добивались усиления нашего влияния в Иране. Азербайджан и происходящие там события никогда по-настоящему не интересовали нас. Мы просто хотели вернуть себе утраченную власть над Ираном, а для этого нужно было восстановить в Азербайджане власть тегеранского правительства. Тегеранское правительство в наших руках; и когда мы говорили о защите его прав, мы имели в виду наши права, и каждый раз, как Эссекс встречался с русскими, он предлагал новый план восстановления власти Тегерана на севере. Сначала мы просто требовали, чтобы русские гарантировали тегеранскому правительству возможность восстановить свою власть в Азербайджане, и уговаривали русских вступить в переговоры по этому вопросу. Эссекс считал, что главное это заставить русских начать переговоры, а там уж он своего добьется. Но Молотов ответил нам отказом. Он заявил, что это внутренняя проблема Ирана, а не международная и что обсуждать ее надлежит нашим послам в Иране. Тогда, чтобы сделать из иранского вопроса международную проблему, Эссекс заставил Дрейка направить русским ноту, в которой обвинял их в нарушении англо-ирано-советского договора 1942 года, в нежелании считаться с жизненными интересами Англии и протестовал против вмешательства русских в дела Иранского Азербайджана.
