Эрик Сигал - История Оливера
– Прости. Не надо было об этом.
– Я бы все равно рассказала. Твоя очередь, – подтолкнула меня Марси.
– Что? – не понял я.
– Расскажи что-нибудь ужасное о своем прошлом, – попросила она.
Я задумался на минуту. А потом признался:
– Ну, я не всегда соблюдал правила, когда играл в хоккей.
– В самом деле? – загорелась Марси.
– Угу.
– Оливер, я хочу подробностей.
Она на самом деле хотела их. Полчаса я рассказывал всякие истории из моего хоккейного прошлого, но Марси все было мало. И тогда я легонько прикоснулся указательным пальцем к ее губам:
– Давай завтра, Марси.
Когда я расплачивался, она заметила:
– Это был лучший ужин в моей жизни.
Почему-то я решил, что речь идет не о макаронах и мороженом.
Рука в руке, мы вернулись в «Хижины».
Зажгли камин.
И помогли друг другу снять напряжение этого вечера.
Потом произошло самое приятное – как-то само по себе. После чего мы заснули в объятиях друг друга.
Хотя Марси проснулась рано, я уже сидел на берегу и наблюдал восход солнца. В плаще и с растрепанными волосами Марси подошла, села рядом и прошептала (хотя вокруг не было ни души):
– Как ты, Оливер?
– О’кей. – Я коснулся ее руки. Зная, что и голос, и глаза выдали то, что я чувствовал на самом деле.
– Тебя что-то беспокоит?
Я кивнул.
– Потому что ты думал о… Дженни?
– Нет, – сказал я и посмотрел в сторону озера. – Потому что не думал.
Потом мы встали и двинулись в «Говард Джонсонс» завтракать.
20
– Какие чувства вы испытываете?
– Неужели по мне не видно, доктор?
На моем лице сияла улыбка до ушей. Интересно, какие еще симптомы нужны доктору Лондону, чтобы поставить диагноз «абсолютно счастлив»? Мне что, станцевать прямо в его кабинете?
– Я не могу определить это с медицинской точки зрения – похоже, не существует медицинского эквивалента слова «счастлив», – улыбнулся я.
Доктор по-прежнему хранил молчание. Мог бы хотя бы поздравить.
– Доктор, я на седьмом небе от счастья – выше, чем флаг на 4 июля[31]!
Конечно, это шаблонная фраза. Но, черт побери, меня переполняло счастье, и мне очень хотелось даже не просто поделиться им, а прямо-таки кричать о нем на каждом углу. После долгих месяцев полного отупения я испытывал что-то, напоминающее нормальные человеческие эмоции. Как же так сформулировать, чтобы мой психоаналитик понял?
– Послушайте, доктор, мы с Марси нравимся друг другу и намерены развивать наши отношения. В каменной статуе потекла живая кровь, – заверил я.
– Это – в общем, – предположил доктор Лондон.
– Это главное, – настаивал я. – Как вы не понимаете, что мне, наконец, хорошо?
Лондон молчал. Почему человек, который так хорошо понимал мою боль, теперь остается глухим к моему счастью? Я посмотрел ему в глаза.
Доктор произнес только одну фразу: «Встречаемся завтра в пять».
Я кивнул и выскочил на улицу.
Из Вермонта мы выехали в семь сорок пять. Пара остановок на кофе, заправку и поцелуи, в полдвенадцатого мы уже остановились перед крепостью в стиле «барокко» – домом Марси. Машину поручили швейцару. Я взял Марси за руку и привлек на расстояние приятной близости.
– На нас же смотрят! – запротестовала она. Впрочем, не слишком настойчиво.
– Мы же в Нью-Йорке. Всем до лампочки! – ответил я.
И поцеловал ее. Как я и предсказывал, никому в городе не было до нас дела. Кроме нас самих.
– Пообедаем вместе? – предложил я.
– Но сейчас время обеда, – ответила Марси.
– Отлично! Мы как раз вовремя.
– Я вообще-то занята, – сказала Марси.
– Не переживай! С твоим шефом мы договоримся, – подмигнул я.
– Но у тебя тоже есть обязанности. Кто стоял на страже гражданских прав, пока нас не было в городе?
Вот уж это она мне не впаяет!
– Марси, а я тут вообще-то реализую свое фундаментальное право на счастье. – Я взял ее за руку.
– Не на улице же! – одернула меня Марси.
– Хорошо. Поднимемся наверх и что-нибудь съедим, а? – предложил я.
– Мистер Барретт, будьте так добры, идите в свой офис и займитесь делом. К ужину вернетесь! – напутствовала Марси Нэш.
– Когда? – нетерпеливо спросил я.
– К ужину, – повторила она и попыталась вырваться. Но я не отпускал ее руку.
– А я уже голоден.
– Придется подождать до девяти! – поддразнила она меня.
– Шесть тридцать, – сделал я свою ставку.
– Полдевятого.
– Семь, – настаивал я.
– Восемь – и это последнее слово! – прикрикнула Марси.
– Ты безжалостна! – с грустью сказал я.
– Да, я безжалостная стерва, – ответила она. Потом улыбнулась и устремилась к своему невероятному замку.
Зевать я начал, когда зашел в лифт на работе. Мы почти не спали этой ночью, и сейчас усталость начинала сказываться. И вид у меня был помятый. В одном из автоматов на заправке я купил дешевую бритву и попытался побриться. К сожалению, рубашек там не нашлось. Поэтому я все равно выглядел так, будто всю ночь занимался тем, чем занимался.
– Здравствуйте, господин Ромео, – завопила Анита, увидев меня.
Откуда она, черт возьми, узнала?!
– Прочитала у вас на свитере: «Альфа-Ромео» и решила, что это Ваше имя. Ведь вы точно не мистер Барретт. Тот появляется в офисе с первыми лучами солнца.
– Я проспал, – сказал я и попытался укрыться у себя в кабинете.
– Оливер, там вас ждет сюрприз, – остановила меня Анита.
Я застыл на месте.
– Что такое?
– Ваш кабинет атаковали разносчики цветов.
– Кто?
– А вы разве не чувствуете запах?
Я вошел в свой кабинет… точнее, то, что было им еще вчера. Сейчас я угодил в теплицу. Повсюду меня окружали цветы. Даже рабочий стол превратился в огромную подставку для роз.
– Кто-то вас очень любит, – сказала Анита, с наслаждением вдыхая тонкие ароматы.
– Было письмо? – спросил я, от души надеясь, что она не вскрывала его.
– На ваших розах – то есть у вас на столе.
Я схватил конверт. К счастью, он был запечатан и помечен: «Личное».
– Очень плотная бумага, – сказала Анита. – Даже на просвет ни слова не смогла разобрать.
– Можете идти на обед, – сказал я, подарив ей не самый дружелюбный взгляд.
– Что случилось, Оливер? – спросила она, пристально разглядывая меня. А что такое – выгляжу я нормально, подумаешь, рубашка слегка помялась.
– В каком смысле? – не понял я.
– Вы забыли поинтересоваться, были ли сообщения.
Я еще раз посоветовал ей идти. И повесить на мою дверь табличку «Не беспокоить».
– Мы что, в отеле, что ли? – захлопнула она за собой дверь.
Я почти разорвал конверт в клочья, пока, наконец, открыл его и достал записку:
