Андрей Дмитриев - Крестьянин и тинейджер
Четыреста шагов по улице Урицкого, четыреста – по Комсомольской, еще четыреста – по Новосельской, четыреста – вокруг площади Кирова, и их хватило, чтоб дважды обойти всю эту маленькую площадь с ее ларьками и киосками, – при всех его попытках и везде мобильный телефон Татьяны был выключен или находился вне зоны действия сети, домашний лишь гудел, Татьяны дома не было, где б Гера ни оказывался и ни находился.
…Ее не было дома на Больничной, на Маяковского, на Преображенской; ее мобильник не включался на Гагарина, Калининской и Профсоюзной. Она не отзывалась ни по одному из своих телефонов на вещевом рынке, где сгрудились палатки и лотки с турецким и китайским ширпотребом, с пластмассовой посудой, хрусталем, с миксерами, утюгами и электромясорубками, с виниловыми сумками, пакетами из полиэтилена с картинками из мультиков о Бэтмэне и Человеке-пауке. Она не возвращалась на Лесную и на продуктовом базаре, среди мясных рядов, уже почти пустых, звенящих мухами и осами над одинокими, слепыми и ушастыми свиными головами; среди рядов с капустой и картошкой; она не попадала в зону действия сети и на краю базара, среди торговок семечками, воблой и сушеными грибами.
Гера не смог дозвониться до нее и на озере, на его бетонной набережной.
Устал, сел на скамейку и сказал:
– Ты запретила навсегда посылать тебе эсэмэски, ты мне сказала, что они идиотичны. А что ты будешь чувствовать, когда ты включишь телефон и сразу же получишь эсэмэску оператора, типа: «Этот абонент звонил вам миллион раз»? Совесть тебя не съест? Будь умницей, включи свой чертов «эриксон» или вернись, наконец, на Лесную!
Гера еще раз попытался дозвониться – и на Лесную, и на «эриксон», потом попытки прекратил.
Было уже далеко за полдень; солнце, стоявшее невысоко, прежде чем наполниться вечерним красным пламенем, остыло и потускнело; рябь на воде переливалась оловом и ртутью, но кое-где уже посверкивала черным углем. Уставший Гера наблюдал за рыбаком, сидевшим на камнях внизу с короткой удочкой, и долго ждал, когда он хоть что-нибудь поймает. Солнце начало краснеть, прибавилось угля в озерной ряби, и рыбаку в конце концов повезло. Рыбка была так мала, что Гера ее не разглядел; рыбак, как только снял ее с крючка, с размаху бросил в озеро. Гера поднялся со скамейки.
Он был голоден и подумал о стеклянном кафе «Кафе». Припомнив, как его везли по набережной от вокзала, минут за двадцать сам дошел до цели, ни разу не достав из кармана мобильник.
В музейной тишине кафе «Кафе», у самой двери, за длинным и почти пустым банкетным столом сидели друг напротив друга перед высокой горкой хлеба на подносе два старика в оранжевых жилетах поверх сизых роб – и ели бледный борщ. В дальнем углу, у фиолетовой стены, возле пустой эстрады с двумя огромными, будто столбы, колонками усилителя, сидели тоже двое: плотная женщина неопределенных лет – она спала, раскинув локти на столе и уронив голову на руки, – и ее немолодой спутник в зеленой вытертой футболке. Он пил пиво из граненого стакана. Середина зала, должно быть, предназначенная танцам, была от столиков свободна. Свободны были и почти все столики возле стеклянной стены с видом на площадь и вокзал, лишь за одним из них, почти под стойкой бара, три молодые женщины пили шампанское «Корнет» и ели кремовый торт. Гера сидел от них неподалеку и, ожидая официантку, глядел в окно вниз, на закопченные крыши вагонов и масляные люки цистерн товарного состава, стоящего на запасных путях и наполовину скрытого бело-зеленым зданием вокзала.
Состав вдруг вздрогнул, дернулся, залязгал сцеплениями и с долгим звуком, похожим на глубокий вздох, тронулся в путь. И Гера вздохнул. Поднял голову и увидел перед собой официантку с листком меню, упрятанным в прозрачный целлофан. Читать меню не стал, а сразу заказал две бутылки пива и, ради любопытства, сто граммов местной водки «Вдарим».
Старики доели борщ и ушли, прихватив с собой по нескольку кусков черного хлеба.
Женщины без видимой причины разразились дружным смехом и разом стихли, перешептываясь.
Мужчина в дальнем углу привстал и, перегнувшись через столик поверх пивных бутылок, несильно подергал за короткие волосы свою спящую спутницу. Она не шелохнулась. Мужчина рассмеялся ласково, вновь сел, откинувшись на спинку стула, и долил пива в свой ополовиненный стакан.
Гера достал и положил на скатерть мобильный телефон, но не коснулся его кнопок, суеверно убедив себя ничем не проявлять волнения и нетерпения. Лишь после того, как перед ним возник графинчик с водкой, рюмка, две бутылки пива «Афанасий» и к ним – стакан, лишь выпив рюмку и глотнув немного пива, Гера отправил вызов на мобильный телефон Татьяны. Соединение с ним, наконец, произошло, и Гера замер, вслушиваясь в длинные гудки. Дыхание его остановилось; сердце било в ребра; гудки не прерывались долго, пока не сбились на короткие; и на дисплее проявилась надпись «абонент не отвечает».
– Да что ж ты со мной делаешь, – сказал вслух Гера, вызвал домашний телефон Татьяны, в ответ услышал те же, но теперь уж нескончаемые длинные гудки. Швырнув на скатерть телефон, налил вторую рюмку водки, после чего графинчик опустел. Позвал официантку и заказал еще сто граммов. Официантка посоветовала:
– Берите сразу двести, – и Гера благодарно согласился.
Лязгнула дверь. В кафе вошел короткий круглый парень со связкой ключей на шее; с ним девушка. Вжав птичью стриженую голову в худые плечи, девушка робко озиралась по сторонам. Парень был в красных тренировочных штанах с белыми лампасами и в дымчатой сетчатой майке, девушка – в черном прозрачном платье с люрексом. Они уселись за спиной у Геры. Официантка подошла к ним; Гера отвернулся и услышал за спиной неторопливый голос парня:
– «Душу монаха» или чего там у тебя другого красненького. И два мороженого с вишенкой.
– «Душа монаха» есть, – отозвалась официантка. – Мороженого нету никакого. Возьмите тортик или выпечку.
– Ты будешь тортик? – громко спросил парень.
Глядя на площадь сквозь стекло, Гера услышал шепот:
– Буду.
Из-под обвисших старых ив на площадь выехал автобус и, совершив медленный круг, встал; солнце, тускнея, остывало в его окнах.
Гера допил первую бутылку пива и, принимаясь за вторую, твердо решил не трогать телефон, покуда не допьет ее до дна, а если и тогда Татьяна ниоткуда не ответит, он вообще не будет больше ей звонить. Теперь он тянул пиво очень медленно, самыми мелкими глотками, стараясь оттянуть как можно дольше эти, как он решил, последние звонки.
Официантка принесла графинчик с водкой для него, вино и торт – соседям за его спиной. Возвращаясь за стойку, бросила взгляд на площадь и, помахав пустым подносом, негромко крикнула в дальний угол:
