Джонатан Коу - Номер 11
– Послушай, – раздумчиво обратилась она к Селене, – а не могла бы ты пойти со мной в паб сегодня? Двинем сплоченными рядами, типа в единстве сила, что скажешь? Просто я не видела его семь лет, и мне бы не помешал друг рядом, чтобы удерживать меня от всяких глупостей.
* * *На подступах к «Гордому орлу» Элисон коснулась плеча Селены, предупреждая:
– Она белая, между прочим.
– Кто?
– Моя мама.
– И что?
– Некоторые удивляются, вот и все.
– Думаю, я с этим справлюсь. У нее же не две головы, в конце концов.
– Ну, ты меня поняла. Я только хотела, чтобы это не было для тебя неожиданностью…
– Элисон… не дергайся. Все нормально. Тебе нужно слегка успокоиться.
– Знаю. Ладно.
Склонив голову, Элисон вдохнула, выдохнула несколько раз, пытаясь найти внутренний центр равновесия, а с ним и равновесие душевное. Вытянула руки ладонями вниз и сделала движение, словно отжималась от невидимой гимнастической стенки.
– О’кей, – сказала она немного погодя. – Я готова.
Они вошли в паб.
Стив утратил большую часть волос, с тех пор как Элисон видела его в последний раз, но в остальном практически не изменился. Он чмокнул Элисон в щеку, сгреб в объятия, не оставив ей шансов избежать и того и другого. Когда он направился к стойке за выпивкой для всех, Элисон не могла не заметить, как мать провожает его взглядом, признательным, влюбленным, при том что Вэл была, наверное, единственным человеком в пабе, у кого этот лысеющий мужик с выпирающим брюшком мог вызывать интерес, хотя бы мимолетный. Элисон старалась не выдать своих эмоций, мысленно призывая себя к смирению. Она ничего не в силах изменить, мать и Стив все равно сойдутся – опять. Жизнь иногда бывает слишком предсказуемой.
Очередное доказательство этой печальной истины представилось ей спустя минут пять. Вэл подошла к девушке за барной стойкой и заговорила с ней, показывая на полочку с дисками, которые крутили в качестве фоновой музыки, и Элисон доподлинно знала, что за этим последует. Единственный хит Вэл, попавший в первую двадцатку (двенадцать лет назад), вошел в бесчисленное множество сборников, и, разумеется, уговаривать девушку долго не пришлось: нужный диск вставили в проигрыватель и ткнули в ту дорожку, какую требовалось. По пабу прокатился клавишный перебор, перебиваемый дерзкими ударными, создавая шероховатый, но притягательный аккомпанемент к мощной протяжной мелодии; Вэл солировала, голос у нее был сильный, глубокий, три другие участницы группы подпевали «у-у-у», «а-а-а», и все вместе складывалось в крепко выверенную гармонию.
С извиняющейся, но и горделивой улыбкой, адресованной ее спутникам, Вэл не спеша вернулась к столику. Как раз вовремя, чтобы услышать возглас Селены:
– О-о, я обожаю эту песню!
– Вот как? – удивление Вэл было совершенно искренним. – Ты ее знаешь?
– Я слушаю ее с детства, с нее и началось мое знакомство с музыкой. Помнится, мама постоянно ее включала.
– Эту песню написала я. – Вэл с жадностью наблюдала, как почтительное изумление проступает на лице Селены.
– Вы? Это написали вы?
– Ну да. И пою я. Я – та самая Вэл Даблдэй.
Имя Селене ни о чем не говорило: те, кто вообще помнил эту песню, помнили лишь название группы, ее исполнявшей. Тем не менее Селена была потрясена, и даже сильнее, чем ожидала Вэл, учитывая обстоятельства.
– Вы пели в «Топе», да? И еще танцевали на сцене.
– О господи… Этот танец мы репетировали целую вечность.
И Вэл пустилась по хорошо утоптанной тропе воспоминаний, рассказывая, как Луизу, четвертую и самую блондинистую и хорошенькую участницу группы, заклинило, и она беспрерывно путала танцевальные па, хотя те были проще некуда, и как они проторчали в Лондоне почти неделю, разучивая движения и доводя хореографа до исступления. Элисон знала эту историю наизусть, но только сейчас подметила, что со временем повествование обрело классическую интонацию уничижительного хвастовства: пусть мы четверо и были наивными и неотесанными, подразумевалось в этой байке, но с нашим музыкальным мастерством очень даже считались – настолько, что солидная звукозаписывающая компания взяла нас под свое крыло. Выслушивать в сотый раз одно и то же было скучно, но, с другой стороны, ее матери доставляло удовольствие вспоминать о былой славе снова и снова, и Элисон слушала, не перебивая, с покорной улыбкой на лице.
– А что вы теперь пишете? – полюбопытствовала Селена. – Ваша четверка по-прежнему существует?
– Нет, – засмеялась Вэл. – Мы разбежались тыщу лет назад. Сразу после выхода нашего первого альбома.
– Но вы и сейчас в музыкальном бизнесе, верно?
– Конечно. Я сочиняю и пою, иначе я просто не могу жить. Это заложено в моей ДНК.
– Вэл – нереально креативная личность, – вставил Стив, по-хозяйски обнимая свою даму.
– И знаете что? – Вэл в упор смотрела на свою дочь, чей скептицизм, хотя и не высказанный, ощутимо давал о себе знать всем присутствующим. – Черил написала мне сегодня по поводу моей новой песни.
– Да ну? Здорово. И каково ее мнение? – встрепенулась Элисон.
– У нее пока не было времени послушать. Но она говорит, что непременно это сделает, и очень, очень скоро.
– А, здорово. Ура. Это, конечно, реальный прорыв…
Сарказм в голосе Элисон прозвучал резче и горше, чем ей самой хотелось. Вэл опустила голову, не выдержав пристального взгляда дочери, и торопливо отхлебнула джина с тоником.
– Подобный цинизм по отношению к матери совершенно неуместен, и тем более в такой момент, – сказал Стив.
– А тебе какое дело? – набросилась на него Элисон.
– Стив переживает за меня и мою карьеру. – Заступничество бойфренда ободрило Вэл. – Он собирается договориться со студией в его колледже, чтобы для меня выкроили время, и я смогу записать вариант получше. Видишь, он делает что-то конструктивное, обнадеживающее.
– Кстати, солнышко, – Стив потеснее прижался к Вэл, – я уже перебросился парой слов с Риком, инженером на студии, и он сказал, что лучшее время – вечером в четверг. Если ты сможешь приходить после девяти…
Элисон почти не вникала в их разговор. Она кожей чувствовала смущение Селены; наверное, зря она приволокла ее сюда и окунула в самую гущу семейных разборок, это было эгоистично с ее стороны. Вдобавок ее злил Стив, что напористо восстанавливал себя в должности задушевного друга ее матери. Вэл извлекла из сумочки бумагу – с уведомлением о сокращении ее рабочих часов – и теперь обсуждала с ним эту ситуацию.