Александр Горшков - Отшельник. Роман в трёх книгах
Рядом лежало раскрытое Евангелие. Отец Игорь негромко прочитал: «Один из повешенных злодеев злословил Его и говорил: если Ты Христос, спаси Себя и нас. Другой же, напротив, унимал его и говорил: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. И сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И сказал ему Иисус: истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю»
Вся церковная община молилась за новопреставленного: по очереди читали Псалтирь, а сам отец Игорь неотступно служил сорокоуст. На сороковой день Вера в слезах радости пришла к батюшке:
— Видать, простил Господь моего Назарушку.
И открыла ночное видение:
— Я вдруг увидела его — и не как-нибудь, а распятым на месте того благоразумного разбойника. Висит, страдает, прибитый ко древу, весь кровью истекает. Самого Спасителя не вижу: недостойна я видеть Его живой лик даже во сне. А только слышу, как Назарушка просит, умоляет Его со стоном: «Помяни меня, Господи!». А в ответ ему — голос: «Ныне же будешь со Мною в раю» Простил, видать. Услышал его раскаяние, принял…
Дарьина гать
Через несколько дней, как отпели, похоронили Назара, отец Игорь, не переставая думать над тайной здешней легенды о таинственном лесном отшельнике, решил сам взглянуть на то место, которое называлось Дарьиной гатью и с давних времен пользовалось дурной славой.
— Батюшка, оно вам нужно? — решил было отговорить его Максим Заруба — охотник, знавший здешние места и тропы, как свои пять пальцев, излазивший все дебри и болота вместе со своим неотлучным спутником — собакой Баграем, безошибочно выводившей его туда, где был зверь или много рыбы. — Вам что, болот по деревне мало, чтобы еще в лесу ноги мочить? Там ведь не лужицы, а настоящие озера болотные, топи. Не успеете ойкнуть, как с головой по макушку увязните. Кто туда влез, обратно никого не смогли вытащить.
— Ты же рядом будешь? — рассмеялся отец Игорь. — Вот меня и вытащишь. Иль бросишь?
— Пустая это затея, батюшка, — тот не поддавался уговорам, — можете любого расспросить: ничего интересного нет. Комарья полно, мошек разных, сырость, гниль. Что там смотреть, чем любоваться?
Но отец Игорь настаивал на своем и, вняв просьбам, Максим назначил час, когда они должны были выйти в путь.
— Оно бы и недолго идти, коль по прямой да по нормальной дороге, — стал объяснять он. — Туда ведь не дорога, а бурелом сплошной. Да и по прямой никак не получится, только в обход. Пока дойдем до той самой гати Дарьиной, поди, часа три с гаком, оттуда столько же, да там неизвестно что и как. Хочется вам, батюшка, приключений искать. Сидели бы со своей матушкой, будет за вас нервничать, волноваться.
— Ей не привыкать. Значит, на зорьке выходим?
— На зорьке мы уже в лесу должны быть. Зайду раньше, будьте готовы: рюкзачок за плечи, ну и в рюкзачок на перекус в дорогу. Ушицей я вас, так и быть, сам угощу. Рыбных мест хороших там много. С голоду не помрем, коль не утонем.
На небе еще горели звезды, когда они вышли. Баграй в предвкушении охоты на дикого зверя рвался вперед, подгоняя хозяина и его напарника.
— У него нюх не собачий, а волчий, — Максим погладил своего любимца. — Он ведь у меня наполовину собака, а наполовину волк.
— Как это? — удивился отец Игорь.
— У нас так делают: привязывают собаку-суку в лесу, когда та только-только начинает гулять, и оставляют на пару дней одну. Волки самку никогда не тронут, в смысле не загрызут, а вот жизнь новую подарят. И тогда щенята появляются на свет особой породы. Мне Баграя старый лесник подарил: жил он, кстати, недалеко от той самой гати.
Они помолчали, наслаждаясь предрассветной тишиной, свежестью, запахами.
— Лесника того Косым звали. Жил с одним глазом, второй почти ничего не видел, а тот, что здоровый, не глаз был, а алмаз. Любую птицу стрелял с лету, белку, любого пушного зверька тоже в глаз без промаха целил, чтобы шкурку не испортить. Не человек, а живая легенда. Хотя нет его уже, помер года два назад. Жил отшельником — отшельником и помер. А ведь что интересно: ни один зверь его не тронул: лежал возле своей хижины, пока на него не наткнулись. Зверь его боялся, но и уважал. Косой с ними умел общаться. Языки, что ль, их знал — никто не мог понять. Его бы правильнее было назвать Лешим. Все тропы здешние исходил, каждую нору звериную, каждое болото знал. К нему многие обращались: и геологи, и путешественники разные, туристы — вроде вас, батюшка, любители приключений. Он всем рад был помочь: проводником с ними шел, карты чертил, на поиски вместе со спасателями выходил, когда кто терялся. Такое частенько случалось. Это теперь народ по своим хатам, домишкам, квартиркам замкнулся, на живую природу через «Клуб кинопутешествий» смотрит. Хотя не перевелись любители походить, полазить. Травы разные целебные ищут, зелье всякое — кому что.
— Да, — поддержал разговор отец Игорь, — раньше все на природу рвались, с ней тесно жили, а теперь от природы рвутся: телевизоры, компьютеры, игрушки…
— А вам самому, батюшка, не скучно здесь? — засмеялся Максим. — Мыто привычные, потому как здешние, отсюда родом, а вы городской весь, и матушка ваша к нашей жизни непривычная. Ропщет, небось? Назад в большие города рвется, вас поругивает, да?
— Не ропщет, не поругивает. С Богом, Максим, везде хорошо: и в городе, и в деревне, и в лесу, и в пустыне. А без Бога человеку хоть весь мир подари, положи к его ногам — ему все мало будет. И наоборот: кто ищет Бога, тот бежит от разной суеты, от всего прячется, ничего ему не нужно — ни богатства, ни славы.
Максим рассмеялся.
— Смеешься? Не веришь?
— А как можно всерьез поверить? Покажите мне такого дурака, чтобы взял, все оставил, бросил — и в лес ушел.
— Показать? А чего на него показывать? Вот он, один из таких дураков рядом с тобой идет. Меня, кстати, таким и считают, что согласился сюда на приход.
Максим понял неловкость ситуации.
— Простите, батюшка, я не вас имел ввиду.
— А коль не меня, то я тебе таких примеров могу привести десятки, сотни: оставил человек имение, раздал всем — и ушел в монастырь.
— Да это же все сказки! — опять засмеялся Максим. — Неужели вы всему взаправду верите? Вот так все раздать, все оставить — и в монастырь? Никогда не поверю.
— Это потому, что ты в Бога не веришь, в церковь не ходишь. Не обижайся. Слепому сколько ни рассказывай, как прекрасно вокруг, тот будет одно твердить: «Сказки. Не верю» А как он поверит, коль слеп?
— Так я же, вроде, не слепой, вижу все.
— Слепота бывает разная: есть телесная, когда человек совсем незрячий, а есть, когда слепа душа. Или еще хуже — когда она мертва.
