Алексей Колышевский - Секта-2
– Если мне предстоит сражаться, то пусть я обрету силу, способную повергать врага в бегство. Если же нет, то пусть даст мне Господь крепкий посох, опираясь на который я смогу пройти весь путь до Земли обетованной, где евреи обретут счастье и свободу.
– Позволь, я попрошу его о том же, что и ты, стоя рядом с тобою, ибо наши желания сливаются в единое целое. – Кафи подошла к юноше, и теперь они оба стояли на краю площадки, оберегаемые лишь невысоким парапетом: молодой посвященный и искренне любящая его приемная мать.
Вместе они вознесли молитву, начинавшуюся словами: «Закрой дверь перед демоном, и он будет убегать от тебя, как будто ты его преследуешь». Тем самым жрец и жрица отпугнули зло от своих чистых помыслов и намерений. В конце молитвы они вместе четко и ясно произнесли запретное, лишь посвященным ведомое имя. Такова была истинная молитва древности – не просто набор слов с привычными «аминь», или «иншалла», или еще чем-то в этом роде, произносимый скороговоркой. О нет. Когда-то, на заре мира, когда человек еще умел разговаривать с Богом, тот слышал его.
Воздух вокруг них словно уплотнился, и затем от поднятых в молитвенном порыве рук изошла невидимая, но хорошо ощутимая волна небывалой силы. Когда отзвенел в воздухе последний звук молитвы, то еще некоторое время совсем ничего не происходило, если не считать тишины, воцарившейся в окружающем Золотую башню мире. Моисей первый заметил и молча указал на появившуюся в небе средь других сверкающих зерен ярчайшую звезду, которой раньше не было и в помине. Казалось, что она стояла на одном месте, и свет ее трепетал оттенками чистыми и прозрачными, словно хрусталь. А затем звезда стремительно, так быстро, что взгляд едва уловил ее движение, скользнула по небосклону вниз, и Моисей увидел яркую вспышку впереди, там, где берет свое начало бескрайняя Ливийская пустыня. Возглас Кафи подтвердил, что увиденное – вовсе не плод его фантазии, не галлюцинация, вызванная месмерическим экстазом, подобным тому, в который в тревожном двадцатом веке будут впадать нервные, будто маленькие собачки, особы, вращая блюдца и взывая к духам Наполеона или фюрера. Спустя мгновение до Золотой башни докатился и звук взрыва, похожий на гром. Моисей бросился к лестнице с явным намерением поскорей покинуть площадку звездочетов.
– Куда ты?! – всполошилась было Кафи.
Юный жрец, весь содрогаясь от охватившего его возбуждения, обернулся на звук ее голоса и, глядя словно сквозь нее, твердо ответил, что должен сейчас же идти.
– Он ответил нам. Я вернусь, как только найду его послание. Прошу, не преследуй меня. Я обязательно вернусь, в том мое слово.
Кафи не стала возражать, понимая, что удерживать его у нее нет никакого права, кроме права на грубую силу – а об этом не могло быть и речи, так же как и о том, чтобы просить его взять ее с собой. Здесь лишь воля Бога определяет все. Раз так решено, то пусть Моисей, ее мальчик, ее сын, ищет в пустыне след павшей с неба звезды.
VIIНа шестой день скитаний, когда надежда почти иссякла, как и вода в жестяной фляге – единственном жизнетворном предмете, что взял он с собой, Моисей увидел, что песок под его ногами необычайно плотный. Тогда он топнул, и нога не увязла привычно, а встретила твердь. Наклонившись, руками разгребая песчинки, нанесенные ветром, Моисей увидел, что песок превратился в стекло. Он сообразил, что если это и не вполне то, что он ищет, то, уж во всяком случае, верный признак, примета, что искомое теперь где-то совсем рядом, возможно, в шаге или двух от него. Ведь песок мог расплавиться, превратившись в стекло, только от жары, не меньшей, чем та, что стоит в кузнечном горне! К концу дня голова кружилась от усталости, глаза слезились от песка, непрерывно движимого пустынным суховеем. Окончательно ослабев, юноша упал в неожиданно возникшую перед ним воронку, края которой также представляли собой обугленное температурой взрыва стекло, на треть уже занесенную песком. Собрав все оставшиеся силы, он принялся копать, руками разбрасывая песок и постоянно раня себя многочисленными осколками стекла, попадавшегося теперь все чаще и чаще. Наконец, когда его кровоточащие руки стали уже почти совершенно бесчувственными, он наткнулся на какой-то ноздреватый, словно губка, и довольно горячий предмет. Тот, по ощущениям, был не слишком большим и неохотно поддался, когда Моисей принялся раскачивать его, чтобы вытащить в конце концов на поверхность. Усилия юноши увенчались успехом – Моисей увидел, что все эти шесть дней искал упавший с неба кусок железа размером с его собственную голову…
…По возвращении в Перавис он закрылся в кузне, откуда выгнал перед этим всех работников, а вместо подмастерья призвал к себе жрицу и поставил ее раздувать кузнечные меха. Кафи отменно справлялась, проявляя изумительную выносливость и силу, неожиданную для хрупкого ее тела. Целую ночь, от заката до рассвета, слышны были в кузне удары молота, сыпала огненными искрами труба и шептались меж собой испуганные горожане, говоря, что это «великий колдун иудейский кует ярмо для египтян и скоро всех их, словно быков, запрягут в плуг и заставят вспахивать земли, которые более уже не принадлежат Египту, так как их хитростью и коварством забрали себе евреи».
В ту ночь было явлено всем жителям южного полушария великое знамение: лунный диск вдруг скрылся из виду и на ночном, утратившем светило небе явственно различима стала комета Эхнатон, прежде, при лунном свете, никем не замеченная. И лунное затмение, и явление хвостатой кометы всяк толковал по-разному, но все сходились лишь в одном – не избежать теперь войны. Царь Эфиопский и раньше часто совершал набеги на приграничные египетские земли, а теперь и вовсе решил идти войной до конца. Той же ночью, когда никто в Египте не мог уснуть, томясь тревожными предчувствиями, а Моисей плавил небесное железо и кожаный его фартук был уже во многих местах прожжен насквозь окалиной, эфиопский владыка во главе огромной армии вторгся в Египет сразу тремя колоннами.
* * *В кузне было невыносимо жарко, и Моисей и Кафи поочередно обливали друг друга водой, зачерпывая ее ковшиком из стоявшей в углу бочки. Это ненадолго помогало, до тех пор пока пот вновь не начинал разъедать глаза, и тогда Моисей отрывисто просил плеснуть ему водой в лицо. Сам же он при этом ни на минуту не отвлекался от наковальни. Ранним утром, когда на востоке лишь только начала заниматься кровавая заря, жрецы закончили свой труд и вышли из кузни. В руках Спасенный из воды держал только что выкованный, превосходно отточенный наконечник копья. Он высоко поднял его над головой, и в этот момент первый луч солнца упал на юношу, скользнул по глазам, сделав его на миг незрячим, а после осветил копье, и оно вспыхнуло и засияло столь ярко, словно впитало в себя свет утренней зари, словно все еще не покидало кузнечного горна, где родилось минувшей ночью.
