Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы
Дома Ян сказал отцу:
— Мне предложили закончить восьмой класс в вечерней школе.
— Что ж, в вечерней так в вечерней, — ответил отец.
И четырнадцатилетний Ян стал учиться в вечерней школе.
Санька Танеев сидел в кабинете начальника уголовного розыска и не поднимал глаз.
Бородин, оторвавшись от бумаг, посмотрел на Яна.
— Раз не хочешь сознаваться, — сказал он, — тогда выслушай показания свидетелей. Саша, расскажи, — обратился Бородин к Танееву, — что тебе известно о краже в доме Серовых.
Танеев поднял глаза на Бородина и начал:
— Летом я спросил Петрова, не сможет ли он достать лампы от приемника. Он сказал, если попадутся. Через неделю примерно он спросил, какие лампы нужны. Я сказал «шесть А семь» и «шесть пэ на четырнадцать пэ». На другой день он принес.
Прошло так дней десять, и из отпуска приехали Серовы. От них я узнал, что их дом обворовали. Взяли костюм, пластинки, перчатки, запчасти от мотоцикла и все лампы от радиолы. Я с дядей Володей в хорошем отношении и сказал ему, что Петров мне не так давно дал две лампы. Принес их, мы сравнили год выпуска ламп и приемника. Год оказался одинаков. Вот и все.
— Известно ли что тебе о других вещах, украденных из квартиры Серовых? — спросил Бородин.
— Нет, о других вещах ничего не знаю.
Бородин отпустил Танеева и спросил Яна:
— Ну, что теперь скажешь?
— Что скажу, Федор Исакович? Скажу, как и раньше: к Серовым не лазил. А то, что Танеев про какие-то лампы несет, так я ничего не знаю. Он сам, может, залез к Серовым, украл лампы, а теперь на меня клепает. Нет, Федор Исакович, избавьте меня от таких воров-свидетелей.
— Хорошо, я сейчас тебе других, не воров-свидетелей, приглашу, — сказал Бородин и вышел из кабинета.
«Вот, Санька, падла, — думал Ян, оставшись в кабинете один, — я же специально для него лампы из приемника вытащил, а он продал меня Серову, а теперь, козел, дает показания против меня…»
Отворилась дверь, и в кабинет зашел Бородин, следом — Мишка Павленко.
Мишка Павленко был другом Яна, но ни в одном преступлении не участвовал, хотя о многих, даже об убийстве, знал. «Как же он-то попал в свидетели?»— недоумевал Ян.
— Так, — сказал Бородин и сел, — Миша, расскажи, что тебе известно о краже в доме Серовых.
Мишка, посмотрев на Бородина, стал быстро говорить:
— Летом мне Колька дал предохранитель от радиолы, он мне как раз нужен был. Я спросил, где он взял? Он сказал, что обворовал дом Серовых, и там взял.
— Больше ничего не можешь добавить? — спросил Бородин.
— Нет.
— Ну вот, второй свидетель говорит, что в дом к Серовым залазил ты. Сейчас что скажешь?
— Федор Исакович, от прежних показаний не отказываюсь. А что Мишка говорит, так я ни одному слову не верю. Не верьте и вы. Предохранитель ему не давал и про кражу, раз ее не совершал, не говорил.
Ян поглядел на Павленко. Он несмело сидел на стуле. Переть на него Яну — нельзя. Если Бородину в одной краже колонулся, это полбеды, как бы не рассказал про убийство.
— Хорошо, Павленко, иди. Пусть Медведев заходит, — сказал Бородин и закурил.
В кабинет робко вошел Гена Медведев. Его-то Ян тем более не ожидал увидеть свидетелем. Вместе совершили несколько краж и убили мужчину. «Что ж, — подумал Ян, — давай любые показания, лишь про убийство не заикнись».
Бородин, затянувшись папиросой, спросил:
— Гена, расскажи, что тебе известно о краже в доме Серовых?
Медведев говорить начал не сразу. Как-никак на подельника надо клепать. И он, кашлянув, сказал:
— Мне летом Коля говорил, что лазил в дом к Серовым, и взял пиджак, грампластинки, лампы от радиолы и перчатки. Сам я ничего ворованного не видел.
— Ну что, Петров, второй друг на тебя говорит. Тоже врет?
— Не сомневайтесь, врет. Ну и фантазер ты, Генка!
— Иди, Медведев.
Гена покорно встал и закрыл за собой дверь.
— Три человека подтверждают, что дом Серовых обворовал ты. Будешь запираться?
— Федор Исакович, если я спрошу вас: дом Серовых вы обворовали — сознаетесь?
Бородин не ответил, и Ян продолжал:
— Молчите. Не хотите, как и я, в краже сознаваться, раз в дом не лазили. Вот и я никогда не сознаюсь, потому что я как и вы, в дом не лазил. А потом, все эти показания трех несовершеннолетних свидетелей обличить меня в этой краже не могут. Малолетки они. Почему нет ни одного взрослого? На малолетках хотите выехать. Их показания — филькина грамота.
Ян плохо знал уголовное законодательство, но перед собой гордился, что знает — у отца прочитал несколько юридических книг. Кроме того, отец, когда Яна выпускали из милиции, расспрашивал: за что забирали и какие показания дал. И подучивал. Однажды Коле предъявили заключение дактилоскопической экспертизы — отпечаток указательного пальца левой руки сходится с отпечатком, оставленным на столе директора школы, и он сознался. Отец отругал его и сказал:
— Матерые преступники, если у них совпадает отпечаток только одного пальца, никогда следователю в преступлении не сознаются. Бывали случаи: они отрубали себе пальцы и заводили следствие в тупик.
К пятнадцати годам отец перестал драть сына ремнем, поняв: ремнем не воспитаешь. Алексею Яковлевичу было стыдно — сын ворует, и он ничего не может с ним поделать. Пусть хоть тогда не сознается в кражах, думал Алексей Яковлевич, подрастет, перебесится и не будет воровать. И он натаскивал сына, как вести себя в милиции.
Многое схватил Коля и от рецидивистов в КПЗ.
Бородин отдал приказание, и Яна отвели в камеру.
Утром опять привели к Бородину.
— Вчера ты говорил, что свидетели одни несовершеннолетние, сегодня перед тобой сидит взрослый свидетель.
Ян посмотрел на Терентия Петровича Клычкова, отца Петьки. С Петькой Ян бражку и сахар кубинский, ворованный, из дома Трунова утащили. Терентий Петрович о кражах Яна не знал и ворованных вещей не видел. Кроме магнитофона. Работал он в совхозе на конях, солому и навоз возил, и всегда уставший с тяжелой работы возвращался и рано спать ложился. Почему в свидетели попал он, а не сын — непонятно. Петька все отцу рассказал, и Терентий Петрович давал показания, будто все ворованные вещи Ян при нем приносил, но никто не знал, что они краденые. Про магнитофон молчал. Бородин же не спрашивал.
Перед Яном серьезный свидетель. Взрослый.
— Ну, Колька, что теперь скажешь? — спросил Бородин.
— Хоть сегодня свидетель и взрослый, но врет, как сивый мерин, на котором работает. Воля ваша, верить ему или нет. Я, будь на вашем месте, не поверил бы. Посмотрите на его руки: видите — трясутся.
