Артур Беккер - Дядя Джимми, индейцы и я
Я выслушивал его монологи вполуха, но они и того не заслуживали. Мне следовало бы в такие моменты вообще переключаться на глухонемого. Каким-то образом мне удавалось пополнять нашу программу, наряду с новинками, и лучшими фильмами из классики пятидесятых и шестидесятых годов — по каждому разделу и по каждой возрастной группе; я уделял внимание и тому, чтобы хоть несколько видеомагнитофонов были годны к употреблению и чтобы наши клиенты регулярно получали проспекты и прайс-листы. С тех пор как я начал работать на мистера Шорта, число наших клиентов в индейском квартале удвоилось, а это было достижение. Даже «экшн» и порнофильмы пошли в ход, стёрли пыль и с них. Русские и китайцы тоже снова потянулись к нам.
Но все эти успехи и достижения мистер Шорт как будто не замечал, и меня это беспокоило. Я спрашивал себя: он что, глупее, чем я думал, или просто он меня проверяет?
Выдвижной ящик с автоматом меня совсем не занимал — вплоть до того дня, когда я при уборке наткнулся на одну ксерокопию: то была опись ущерба, нанесённого во время налёта на видеопрокат. Я взял эту ксерокопию с собой домой и внимательно изучил её по строчкам. Меня насторожила дата налёта: кажется, это случилось в тот день, когда был убит Леонид?
После его смерти мистер Шорт получил от страховой компании компенсацию за повреждённое оборудование — касса, полки — и за украденные видеофильмы. Сумма получилась изрядная.
Тут мне вспомнились те семьдесят долларов, которые якобы были тогда в кассе, и я задумался о том, что мне рассказывал о нападении сам мистер Шорт — о каком-либо ущербе и повреждениях вообще не было речи.
Несколько ночей я спал беспокойно, но потом решил забыть про это дело. Ну какой из меня Джеймс Бонд, вряд ли я смогу разобраться с целой бандой и спасти человечество от зла.
Однако мой ангел-хранитель Леонид не давал мне успокоиться и замолчать. Я чувствовал, что должен что-то сделать: вернуть ему долг — и чем скорее, тем лучше.
Я рассказал о своем открытии Чаку.
— Да ты рехнулся! — испуганно воскликнул он. — Ты же потеряешь работу! Забудь этот детективный номер!
Я сказал:
— У меня такое чувство, что я в долгу перед Леонидом! Ведь я получил эту работу только потому, что он погиб!
— Твоему приятелю Леониду просто немного не повезло! — сказал он. — К тебе это не имеет никакого касательства! А если ты будешь копаться в чужих бумагах, то скоро сможешь составить Леониду компанию! Ты сам себе роешь могилу! Это правда! Тебе дали хорошее место, и нечего изображать из себя героя и ворошить старые истории, которые больше никому не интересны!
— Чак, — сказал я, — ты говоришь в точности как мой дядя! Но ведь ты же мой брат! Ведь так?
— Ну конечно, но давай я скажу тебе одну вещь, и прошу тебя, следи за интонацией: Take it easy! Ты не в Польше! Здесь Дикий Запад! Здесь каждый сам за себя! Ты можешь собирать банки и сдавать их. Можешь стать бродягой, но занимайся только своими делами! Не лезь в чужие! Проблемы мистера Шорта тебя не касаются!
Мой друг подарил мне пуленепробиваемый жилет. Я каждый день надевал его под рубашку. Вид у меня был такой, будто я регулярно занимаюсь в студии бодибилдинга. Еще я набивал ватой рукава рубашки, чтобы симулировать силу. Мне хотелось бы иметь настоящие бицепсы, а не ватные и не химические — накачанные каким-нибудь порошком-анаболиком подушки. Громилой я не был, но мощи в плечах имел, в конце концов, достаточно, чтобы излучать уверенность в себе. «Этот мускулистый пижон не знает страха! Он разобьёт в фарш любого противника!» — фантазировал я от имени какой-нибудь красавицы.
Одна моя лохматая, кучерявая голова способна была повергнуть противника в ужас. Физиономия у меня была дикая, приплюснутый и воинственный аборигенский нос разрубал лицо под буйными кудрями надвое, как топор. Мой дядя часто говорил, что я мог бы сыграть главную роль в любом фильме ужасов.
Но был один противник, которого я не мог осилить: бессонница; к концу лета она воцарилась в моих владениях, и мне приходилось из ночи в ночь бороться с ней, непобедимой. Я ждал звонка будильника, пытаясь заснуть, что мне иногда удавалось на короткое время, но сновидения, которые тут же набрасывались на меня, были настолько интенсивны, что я немедленно просыпался. В одном сне я сказал мистеру Шорту:
— Шеф! Нас снова ограбили. Но посмотри — мои рыцарские доспехи спасли меня от смертельных пуль! Со мной ничего не случилось!
Однажды в августе я приехал на работу на четверть часа раньше. Едва я сунул нос в наш прокат, закрыв за собой дверь, как тут же вошёл первый клиент — правда, как-то очень странно одетый: с головы до ног укутанный в чёрное, с прорезями для глаз.
— Мы ещё не открылись, — сказал я.
Человек молчал и даже не подумал развернуться и уйти. Внезапно он выхватил откуда-то из-за спины острый меч и принялся со свистом рассекать им воздух прямо перед моим носом.
— Быстро давай деньги, или я сбрею твою дурную башку по самое основание! — потребовал он.
Дома я рассказал о нападении на видеопрокат в тех же самых словах, что и мистеру Шорту:
— Это был настоящий ниндзя! Я же знаю, я их достаточно перевидел! Он изрубил бы меня на куски, если бы я не отдал ему деньги! На сей раз в кассе было целых двести долларов!
Несмотря на это, и мой дядя, и Чак меня осмеяли. Никто мне не поверил, даже Бэбифейс, а уж полиция и тем более.
Про работу супервайзера я мог после этого забыть, а уж если видеопрокат будут грабить с такой частотой, то моя жизнь впредь будет висеть на волоске, и скоро я в самом деле смогу нанести Леониду визит в потустороннем мире. Умирать за видеофильмы и за мистера Шорта мне не хотелось. Я же не секьюрити, думал я, который за жалкую тысячу долларов в месяц по долгу службы подставляется под пули!
Со времени налёта прошла неделя, и тут хозяин погребальной конторы вдруг уволил всех подручных на том основании, что число умерших постоянно падает. Джимми хотел зарегистрироваться в качестве безработного, однако перерывы между его работами оказались такими продолжительными, что служба занятости не приняла от него заявление. Ему сказали, что он сам виноват в том, что постоянно меняет работодателей.
— Радуйся, — сказал Бэбифейс, — что всё ещё не так плохо! Ведь ты самостоятельный, у тебя есть собственная музыкальная группа, ты торгуешь подержанной развлекательной электроникой! Ты бизнесмен!
Мой дядя отвечал на это:
— Всё враньё! Вы, краснокожие, получаете то одно, то другое пособие, а когда приличный человек вроде меня ищет поддержки, чтобы как-то преодолеть безводный отрезок пустыни, ему отказано в любой помощи. А ведь я белый, и к тому же европеец! По сути дела, это я должен бы кидаться на вас, дикарей, с кнутом, чтобы наконец привести вас в разумное состояние, но ты ведь знаешь, какое доброе у меня сердце и что я никому не способен причинить зла. Никогда!
— Я знаю, — отвечал Бэбифейс, — собственно, ты совсем неплохой парень!
— Вот именно, — сказал Джимми, — однако то, что мне сейчас необходимо, — это хорошее денежное вливание!
Тем не менее я не терял надежды, что мой дядя когда-нибудь получит работу на более продолжительный срок, чем бывало до сих пор. Вторая зарплата могла бы катапультировать нас из всех трудностей, и тогда мы смогли бы купить себе даже каноэ и современные спиннинги. Ведь самой Канады мы так до сих пор и не видели, и если бы мы в конце недели не выезжали на рыбалку, я мог бы положа руку на сердце утверждать, что сижу в тюрьме.
Гонорары из «Принцессы Манор» покрывали нашу квартплату; остальных денег не хватало на новые инструменты, не говоря уж о запасных частях. Мы были в полном прогаре.
Я делил мою зарплату из видеопроката на две половины: одна шла на пропитание, а другую я откладывал. Мы собирали на поездку в наш первый отпуск — в Калифорнию или в Мексику, — которую запланировали с Чаком, но не только для нас двоих, но и для моего дяди и Бэбифейса.
Пиво и сигареты оплачивались за счёт накладных расходов польского клуба. Пластинки в список расходов не входили. Я покупал чистые кассеты и крал рок-музыку из радиопередач. Всякую свободную минуту я проводил у радиоприёмника, надев наушники и запасшись бумагой и ручкой. Ни одна песня не оставалась у меня анонимной. Я всё записывал и запоминал. Hi-Fi-аппаратуру, которую заказывал и перепродавал мой дядя, я в своём балансе не учитывал — с этим бизнесом я не хотел иметь ничего общего. Я давал Джимми только карманные деньги. Он получал от меня по двадцать долларов в месяц.
Но мой план экономии не срабатывал; деньги, как и раньше, отдалялись от нас со скоростью света и ставили нас на колени. Как я ни старался, но сумма, предназначенная для нашего большого отпуска, так и оставалась лишь предполагаемой и ожидаемой.
В конце каждого месяца, получая зарплату, я уже нетерпеливо заглядывал вперёд, ожидая следующего чека, тем более что мистер Шорт немного уменьшил моё содержание из-за налёта на видеопрокат. Он сказал:
