Сергей Тепляков - Двуллер-2: Коля-Николай
Дежурный дочитал бумагу и поднял на Грядкина глаза.
– Хорошо… – сказал он без интонаций. – Разберемся. Вы идите.
– Как – идите? – поразился Грядкин. – Я человека убил.
– Это вы так говорите… – пожал плечами дежурный. – А может, вы наговариваете на себя?
– Зачем?! – поразился Грядкин.
– Да откуда я знаю? – удивился дежурный. – Сюда знаете, какие ходят… Что ж я буду над каждым задумываться? К нам однажды пришел генеральный секретарь компартии всех галактик. Сообщал о приписках хлопка на планете Сатурн. Вот это было да. А ваше заявление мы проверим и в установленные законом сроки сообщим о результатах.
– Да вы просто не хотите разбираться! – разозлился Грядкин. – Потому что тогда надо кому-то и взыскание объявить. Если я убил, то как же следствие велось, как шел суд?! Вы поэтому не хотите ничего делать – чтобы не дай Бог с кого-нибудь звезды не полетели. Но человек-то за так в тюрьме сидит! Это-то может поважнее звезд!
– А с чего вы взяли, что он сидит за так? – спросил дежурный. – И вообще, давайте без дискуссий. Там в коридоре еще полно народу, если с каждым вот так дискутировать, так у меня голова опухнет. Будьте добры, выйдите, а то охрану позову…
Грядкин вышел в бешенстве. Он шел по улице, не замечая, куда идет. Он понимал, что ничего по его явке сделано не будет – за убийство Радостева уже сидит человек и это всех очень даже устраивает.
«В газету пойду! – вдруг решил он. – В газету! Пусть напишут. Вот тогда вы, суки, забегаете!».
Он решил выбрать главную газету края – если уж там напишут, казалось Грядкину, эффект будет. В девятиэтажном здании Дома печати вахтерша пояснила ему, что если ему нужен эффект, так пусть идет в «Правду края», к корреспонденту Бесчетнову. Грядкин поднялся на пятый этаж, отыскал кабинет под нужным номером. Но на табличке там значилось лишь «Алексей Петрушкин». Грядкин помялся, но потом все же открыл дверь и заглянул.
В кабинете было четыре стола, но только за одним сидел смуглый темноволосый мужчина лет сорока и мял в руках сигарету. Грядкина при этом удивило, что еще одна сигарета была у мужчины за ухом.
– Что вам? – уставился мужчина на Грядкина.
– Бесчетнов… – Корреспондент Бесчетнов здесь? – вопросительно начал Грядкин.
– Это я… – кивнул головой мужчина. – Заходите.
Грядкин вошел и сел. Мужчина сунул сигарету за второе ухо и уставился на Грядкина, по-школьному сложив руки перед собой.
– А чего у вас на двери таблички нет? – неизвестно зачем спросил Грядкин.
– А как мне сделают табличку, так меня через неделю увольняют… – беспечно ответил Бесчетнов. – С трех работ так вылетел. И здесь сказал: «Табличек не надо». Вот уже девятый год работаю… Что у вас?
У Грядкина пересохло в горле.
– За мое преступление сидит человек, а меня никто не хочет слушать! – сказал он.
– А что, извиняюсь, за преступление? – полюбопытствовал Бесчетнов.
– Я человека убил… – тяжело сказал Грядкин, сверля журналиста взглядом.
– Ого! – сказал Бесчетнов. – То есть, вы ходите, пишете всем явки с повинной, а вас в тюрьму не берут?
– Ну да… – отвечал, пожав плечами, Грядкин.
– Разве так бывает? – поинтересовался Бесчетнов. «Чего это он меня взглядом прожигает?» – подумал он при этом.
– Так у них по отчетности все сходится… – ответил Грядкин. – За это преступление уже сидит человек, им других не надо. Иначе получится, как же они невиновного посадили? Как они расследовали, чем доказывали вину, как судья судил?
– Ну так-то да… – кивнул головой Бесчетнов. – Всю эту машину вспять повернуть… А кто сидит?
– Моя жена… – отвечает Грядкин. – Убил я, а сидит она.
– А кого, извиняюсь, порешили? – спросил Бесчетнов.
– Ее тогдашнего мужа… – ответил гость.
– Дааа. Мексиканский сериал… – сказал Бесчетнов. – Вы убили, а посадили ее?
Грядкин кивнул.
– А когда убили-то? – спросил Бесчетнов.
– Да уже почти три года назад…
– Ого! – сказал Бесчетнов. – Это вы три года решиться не могли что ли?
– Нет, просто я сам в тюрьме сидел…
– Лихо закручен сюжет! – мотнул головой Бесчетнов. – То есть, теперь вы решили один воевать против целого мира? – уточнил Бесчетнов, и когда Грядкин, пожав плечами, кивнул, словно говоря «выходит, так», сказал: – Ну ладно. Заинтересовали. Садитесь и рассказывайте.
Грядкин рассказывал долго. Уже пришел и Петрушкин, вошла еще какая-то девушка. Они тихо садились на свои места, и начинали прислушиваться к горестному рассказу Грядкина. Бесчетнов время от времени спрашивал кое-что, и Грядкин не мог понять – верит ему он или нет.
Когда Грядкин наконец замолчал, Бесчетнов некоторое время покрутился на стуле, а потом спросил:
– И чего вы хотите?
– Напишите про это статью… – сказал Грядкин.
– Чтобы типа все прозрели? – уточнил Бесчетнов.
– Да.
– А если вы и правда все придумали?
– Нет, все так и есть.
– А кто может подтвердить эту историю? Вот этот Бобров – он где?
– Он в этом городе живет, я адрес знаю. Но… Я не ходил туда… – с трудом проговорил Грядкин. – Если идти, значит, надо что-то делать…
Бесчетнов посмотрел на него и понял – что-то делать – это или убить, или изувечить, или надавать Боброву по голове так, чтобы можно было потом на веревке, как быка, притащить его в милицию, где бы Бобров написал свое признание. «Видать, Бобров раза в два шире и выше… – внутренне усмехнулся Бесчетнов, хоть и жаль ему было Грядкина. – Даст ему Бобров по голове и все».
– Телефон его недоступен… – сказал Грядкин. – Я подходил к дому, смотрел…
Глаза у него в этот момент были дикие. «Если бы был сейчас перед ним Бобров, так кинулся бы и загрыз»… – подумал Бесчетнов.
– Ладно, возьмусь я за ваше безнадежное дело… – сказал Бесчетнов. – Идите, и позвоните мне послезавтра с утра.
Грядкин встал. Ему казалось, что надо еще что-то сказать, но он не знал, что. Он тихо вышел и затворил за собой дверь.
Бесчетнов дождался, пока его шаги не затихнут, повернулся на кресле к Петрушкину и спросил:
– Ну что, Леха, как тебе кажется – врет или не врет?
– Врет или нет, не знаю, но шансов у него мало… – заявил Петрушкин.
– Да это понятно… – сказал Бесчетнов. – Но за кем правда-то?
– Ну ты спросил! – хохотнул Петрушкин.
– А я ему верю! – заявила девушка. Это была Наташа Зощенко. От рассказа Грядкина на глазах ее были слезы. – Даже если он врет, то для спасения любимой.
– А я вот думаю, не в любви дело! – бухнул Петрушкин, вообще скептически относившийся к идее существования любви.
– А в чем? – спросил Бесчетнов.
– Денег он хочет, денег!
– Это как же? – удивился Бесчетнов.
– А вот так! – Петрушкин увлекся. – Если он отстоит свою позицию, она выходит, потом она подает в суд на всю уголовно-исполнительную систему и выигрывает кучу денег, а там уже они делят!
– Дааа… – протянул Бесчетнов, отваливаясь на спинку кресла. – Какие жирные тараканы у тебя в голове! Чем кормишь? Или ты фильмов про Америку насмотрелся? Этому бедолаге, чтобы его жена вышла из тюрьмы, надо положить полжизни. А чтобы выжать из УФСИНа деньги, жизни может и не хватить.
– Вот именно! – поддержала его Наташа. – Почему люди не могут отнестись к подобным ситуациям просто с уважением?
– Если не деньги, то тогда зачем это ему? – ехидно спросил Петрушкин.
– Великая сила любви! – развел руками Бесчетнов.
– Да брось! – махнул рукой Петрушкин.
– Ничего не брось! Это любовь! – вскипела Наташа.
– А других объяснений нет… – поддержал Бесчетнов.
– Ну а что это за любовь? Кому он сделает лучше? Ее выпустят, а его посадят! – сказал Петрушкин. – Вот так и будут друг друга из зоны ждать.
– Не скажи… – покачал пальцем Бесчетнов. – Вот я недавно писал про убийство в деревне. Там была пьянка, дочка зарезала своего сожителя, а менты взяли ее отца, да на него всю вину и взвалили. Он в крови был, вот они его и взяли, по голове побили, он все и подписал. А потом дочка созналась. А у ментов крыть нечем – они даже с ножа отпечатки пальцев не сняли и нож с места убийства не изъяли. В общем, дело развалилось. Отца выпустили, а дочку не посадили – доказательств-то нет. И здесь может быть также.
– А он сам-то за что сидел? – спросил Петрушкин, пропустивший эту часть рассказа Грядкина.
– Мошенничество. Схему разработал, в одном месте брал товар, в другом продавал, а деньги себе… – ответил Бесчетнов.
– Хитрый… – с уважением сказал Петрушкин.
– Дурной… – не поддержал его Бесчетнов. – Я ему говорю: «Вы на что надеялись-то?!». А он мне: «Ну, при определенном раскладе…». То есть, он думал, что его могут еще и не поймать…
– Ну ведь могли и не поймать? – заинтересованно спросил Петрушкин.
– Ну могли. Если бы он украл миллиард или если бы делился с кем-нибудь… – ответил на это Бесчетнов. – Но он же работал чисто на себя. Вот на таких себе милиция и делает план раскрытий. Вот ты мне поясни, Леха, откуда эта надежда на «определенный расклад»?
