Александр Гроссман - Образ жизни
— Хорошо, раз ты так решил.
Я вдруг почувствовал себя главой семьи, даже страшно стало.
За ужином я рассказал, что перехожу на другую работу, изложил Зинулины расчёты квадратных метров на нос, сообщил, что мы сняли комнату в частном секторе, и добавил кое-какие подробности. Как всегда первой отреагировала мама: — Мы будем жить в тёплой сухой квартире, а ребёнок будет гнить в подземелье?! Вы можете поступать, как вам заблагорассудится, но ребёнок останется здесь. — Она уже готова была прослезиться, когда папа положил вилку и сказал, обращаясь к маме:
— Сегодня Виктор и Николай чуть было не сцепились из-за него, а у тебя он всё ещё в коротких штанишках. Придётся согласиться безо всяких «но» и предварительных условий. Не расстраивайся — это всего второй раз с тех пор как я тебя знаю.
Мама осторожно спросила: — А первый?
— Неужели забыла? Когда я предложил тебе выйти за меня замуж.
Все смотрели на маму, а она смотрела на отца и улыбалась.
Мы стали жить на два дома и жили так почти три года.
Глава 11
Следуя духу времени, в кампанию по пропаганде фасонных профилей включились технические журналы. Пётр обобщил опыт изготовления шлицевых валов в некое подобие методики, отправил статью в престижный журнал «Сталь» и её сразу же опубликовали. Он сформулировал для себя несколько принципов построения переходных сечений, проверял эти принципы на каждом новом профиле и утвердился во мнении, что, руководствуясь ими, можно изготовить практически любой профиль. И всё же умение это оставалось искусством, основанном на личном опыте и интуиции. Он полагал, что способ построения переходных сечений давным-давно отработан, опубликован и скрыт за «железным занавесом». По дороге домой Пётр заходил к Серафиме Ильинишне, просматривал подобранные ею материалы, после чего спускался в хранилище и разбирал американские журналы, аккуратно сложенные стопками по годам, начиная с первых послевоенных лет. Он отобрал десяток книжек с упоминаниями о профилях высокой точности, перенёс их в комнатку Серафимы Ильинишны и получил разрешение взять журналы домой.
— Берите, берите, — сказала она, — их отродясь никто не спрашивал.
Статьи носили рекламный характер, в чём-то могли пригодиться, но не сейчас. Находка превращает бесплодный поиск в увлекательное приключение. Среди эффектных снимков и рисунков открылась таблица сравнительных характеристик профилей, изготовленных различными способами, и внушительный список из двух десятков источников, откуда эти сведения были получены. Отыскать удалось только три. Серафима Ильинишна съездила в Москву и привезла фотоплёнки — в одной из них, в немецкой статье 1929 года, переведенной на английский язык, Пётр нашёл то, что искал. Далёкий автор излагал приёмы деления профиля на зоны течения и приводил примеры успешного использования своих идей. Приёмы деления профиля на зоны течения давали ключ к методике. Совпадение мнений приятно щекотало самолюбие и ничего не доказывало — ошибаться могли оба. Недоставало хотя бы одного прямого подтверждения.
Пётр сидел за столом Серафимы Ильинишны, крутил ручку простенького прибора с серьёзным названием «микрофот», вчитывался в текст и всматривался в схемы своего германского коллеги, решавшего ту же задачу сорок лет тому назад. Нина неслышно подошла сзади, посмотрела на светящийся экран.
— Свободно читаете, совсем без словаря?
— Читаю, — Пётр обернулся на голос и улыбнулся.
— И говорите?
— Нет. Никогда не пробовал. Да и зачем? Едва ли пригодится. Между прочим, долг платежом красен. Вы меня на зимнюю прогулку пригласили, а я приглашаю вас на летнюю. Водяные лилии зацвели. Самое время навестить их.
— Заманчиво. И детей можно взять?
— Конечно. Возьмите. Веселее будет.
— Хорошо. Что приготовить?
— Ничего. Я же приглашаю.
Труды мои на ниве фасонных профилей начались с обзорной лекции и постановки задачи. Пётр доходчиво объяснил, что с точки зрения исчерпания способности металла к формообразованию волочение самый неподходящий и дорогой процесс.
— Каждый технологический процесс имеет ограниченную область применения, где он вне конкуренции. При массовом производстве ниша процесса волочения — один-два прохода для получения необходимой точности и чистоты поверхности. Вылепить профиль дешевле всего горячей прокаткой. В отдельных случаях незаменима экструзия. — Здесь он выдержал паузу и произнёс своё «но». — Но из общения с потенциальными потребителями профилей складывается впечатление, что в основном будут мелкие, по металлургическим меркам, заказы. При таком раскладе особое место займёт холодная прокатка. Ею мы с тобой и займёмся — компактными, легко переналаживаемыми прокатными клетями и роликовыми волоками.
— Цели определены, за работу, товарищи, — сказал я и пошёл устраиваться на новом месте.
На катере дети жались к матери. Пётр не заигрывал с ними, если обращался, то на равных, как ко взрослым. Сошли на Юровском мысу, взяли лодку и, не спеша, пересекли пруд. В заводи, сплошь устланной листьями кувшинок, Пётр опустил вёсла. Лилии — белые, розовые, жёлтые — целый сад на воде.
— На обратном пути захватим несколько. Я срезаю их почти под самый цветок, и они плавают в тарелке с водой. Вечером цветки закрываются и ложатся спать на бочок, а утром раскрываются и встают. Как и ты, — обратился он к Танечке.
Пётр вывел лодку на чистую воду и повернул к Ижу. В зелёном лабиринте плавучих островков казалось, что лодка скользит по траве, но вот течение причесало водоросли, показались просветы и, нырнув под мостки, вошли в Иж. Слева ещё тянулись дачные домики, справа лес вплотную подступил к воде.
— Скоро увидим сухой мысок. Можно будет причалить, — сказал Пётр и кивнул на рюкзак, — я тут припас кое-что.
Мысок оказался светлым с единственным деревом у воды и кострищем, обложенным камнями. Пётр привязал лодку, разложил подстилку и позвал детей в лес за сушняком. Нина осталась на берегу, глядела на бегущую воду, слушала детские голоса.
Костерок весело потрескивал, дети поели, смотрели на огонь и подбрасывали сучья. Взрослые пили кофе.
— Ароматный, — Нина заглянула в термос.
— Дома у меня ручная мельница. Приятное занятие, запах по всей квартире, а зёрна Серафима Ильинишна из Москвы привезла. Вырезать тебе свисток? — спросил он Игорька.
— А мне? — Танечка выжидательно смотрела на Петра.
— А тебе волшебную палочку. Будешь лилии спать укладывать, а утром будить. Пойдёмте, срежем ветки орешника.
Мастерить свисток дело нехитрое, палочка отняла больше времени. Пётр вырезал разные узоры, обжёг светлые места над костром, убрал оставшуюся кору и отдал Тане палочку.
— В детдоме все увлекались этим промыслом, только ножей не было — затачивали всякие железки.
Нина взяла у Тани палочку, погладила её, рассмотрела узоры.
— Да, вашу историю послушать не удалось.
— Ничего. Оставим до другого раза. Вы ещё не видели, как я устроился. Приходите в гости с детьми.
— Вы, Пётр Иванович, оптимист.
— Мы же движемся навстречу друг другу. Медленно, но движемся.
Погоняли мяч, побегали и собрались в обратный путь. Теперь свет падал с другой стороны, краски изменились, казалось, что возвращаются другой дорогой. На катере Танечка уснула. Пётр взял её на руки, и она продолжала спать у него на плече. В городе Игорёк сам дал ему руку, и так втроём они дошли до трамвайной остановки.
Нина и раньше возвращалась к мыслям о Петре, а с этого дня стала думать о нём постоянно. Даже начала ревновать его, посмеиваясь над собой.
Я ещё только осваивался, наблюдал со стороны за работой волочильного стана и вздрогнул от неожиданности, когда пруток порвался где-то посередине — одна часть осталась торчать из фильеры, другая — потянулась за тележкой. Я наклонился над оборванным концом и увидел чётко выделенные зоны и выпуклые линии границ, как рельеф водораздела — кому куда течь, кому направо, а кому налево… Точно такую же схему набросал Пётр, объясняя мне принципы построения переходных сечений. Я накрыл обрыв рукавицей и попросил рабочего позвать Петра. Жестом факира убрал рукавицу и насладился произведенным эффектом. Не знаю, как насчёт дара речи, но отпилить конец он никому не доверил. Меня послал за Виктором Григорьевичем, рабочего за ножовкой, а сам остался охранять своё сокровище. Виктор Григорьевич пожал мне руку. — Неплохое начало, — как будто я, а не случайная цепочка неметаллических включений положила конец сомнениям.
— Вот видишь, — сказал Пётр, — готовность — прежде всего. — Нужного человека на нужном месте он почему-то не вспомнил. Неоспоримое вещественное доказательство сфотографировали и увеличили при печати. В очередной нашей публикации снимок вышел в свет и стал народным достоянием — вдруг объявившиеся авторы различных теорий приводили этот снимок в подтверждение своих математических построений, естественно, без указания первоисточника. Всё кругом колхозное, всё кругом моё.
