Ирина Глебова - Качели судьбы
… Лариса глянула на Костин греческий профиль. Все её подружки восторгались: «Ах, какой парень!» Куда же тут деваться, приходилось быть счастливой.
Впереди, среди спешащих со смены заводчан, она увидела графа. Его карета двигалась медленно, нерешительно. Их поджидает, что ли? Но тут, словно почуяв приближение, граф рванул вожжи… Хотя нет, не в карете он был, а скорее верхом — так дал шпоры коню, что в миг умчался с глаз. Лариса прослушала, что говорил ей Костя, переспросила и снова не расслышала. Радостное возбуждение прошло, и Костина осмелевшая рука, уже обхватывающая плечи, стала раздражать.
На другой день, в цехе, граф подошёл к ней.
— Ларисочка, могу я задать один нескромный вопрос?
— Спрашивай?
— Это кто был с тобой? Вчера у проходной?
— А ты как думаешь? — спросила она вместо ответа.
Валерий засмеялся так, что было ясно — над собой смеётся.
— Ну что ж, прости. Иногда и мужчины бывают так же любопытны, как и женщины…
Парень с цветами был Костя, и в тот день Лариса никак не ожидала его появления у проходной. Он улетел в отпуск к родителям в Батуми. А вот оказалось, всего неделю и выдержал там, вдали от неё. Явился в новом пальто на меховой пристежной подкладке и с чудесными розами из собственного сада — не скромненькие три цветка в целлофане, а штук двадцать.
— Мама срезала сама, для тебя, — сказал, расцветая от её радостного взгляда. И не обнял, хотя не робкий был парень, и право имел — полгода уже встречались, дома о ней, небось, как о невесте рассказывал. А вот застеснялся: народ валил из проходной, все смотрели на них, стоящих с букетом — по-доброму смотрели.
Лариса взяла Костю под руку. Приятно, когда тебя так любят, просто боготворят! Она познакомилась с ним ещё весной на стройке — куда только не гоняют холостую рабочую молодёжь! Этот видный, с тонкими усиками парень был в команде соседнего завода. Почти сразу он стал катать за неё тачку с кирпичом, подметать мусор, крутить ручку бетономешалки. Ей понравилось его необычное имя — Костас, а потом и он сам, высокий, гибкий, весёлый. Да как же было не ценить парня, который, отработав вторую смену и поспав пару часов, вставал рано утром, встречал её, идущую на завод? И это всего лишь, чтобы пройти рядом короткий путь до проходной!
… Последнее время граф постоянно ловил себя на мыслях о той девчонке, которую называл маркизой. Работая, он считал минуты до того, когда можно будет снять готовую деталь и повернуться за новой. Тогда он может бросить взгляд в её сторону. Обычно он видел её склонённую тёмную голову. Но иногда она вскидывала глаза и встречалась с его взглядом — почти через весь цех, через пять широких пролётов и десять рядов гудящих станков. И он не улыбался, как ещё недавно, а быстро отворачивался. Однажды в перерыв подошёл к чьему-то фрезерному станку и украдкой передвинул толстый шланг для эмульсии: этот шланг мешал её видеть.
Если Ларисы не оказывалось на месте, графа охватывало странное беспокойство. Непонятно зачем он направлялся к автомату газированной воды — в её конец цеха. По пути, сам того не замечая, доставал из нагрудного кармана расческу, причёсывался. Когда всё-таки видел девушку на месте, успокаивался… Но потом ему забили голову предсвадебные хлопоты. Он всё ещё подгонял свою карету к её замку, шутил и смеялся, но был особенно возбуждён в эти свои последние холостяцкие деньки. Да плюс ко всему, работать приходилось чуть ли не в три смены — на свадьбу нужны деньги.
ГЛАВА 12
В самом начале июня у графа родился ребёнок. Об этом шумно говорили в цехе, комсорг Коля собирал деньги на подарок новорожденному. Лариса тоже сдала свои три рубля, а мастер Лукьяныч сказал ей тихонько сочувственно: «Ты, Тополёва, теперь уж поосторожнее дружи с ним. Он отцом стал, дело серьёзное». Этот совет был отголоском недавнего собрания, на котором профсоюзный актив — мастер и три женщины-контролёрши, — призвали её к ответу за «соблазнение» женатого мужчины. Да, да, с женитьбой графа их взаимная симпатия не оборвалась. Наоборот.
Поначалу, после свадьбы, он лишь издали кивал ей, не подходил. Но когда в марте сошёл снег и ветер так нестерпимо повеял весной, маркиза однажды увидела, как карета графа свернула с накатанного пути, остановилась у её крыльца, и он приветственно взмахнул шляпой с белым пером. И они поехали в Дувр, обедать к английскому королю, по старинке, словно всё было как прежде.
Но всё уже было по-другому. Граф всё чаще и чаще, в рабочее время, отключал станок, подходил к ней, говорил:
— Тоскливо, маркиза, сил нет. Не могу работать. Пойдёмте, погуляем.
Она кивала головой, понимая, что влетит ей от мастера, что идёт уже вторая половина месяца, работы прибывает, уходить надолго нельзя. Но не могла смотреть в его печальные глаза, говорила:
— Только на полчасика, граф.
Но он уводил её в какой-нибудь закуток заводского сквера, садился рядом, брал за руку и говорил о чём угодно, лишь бы подольше не отпускать. Вот только его молодой жены и семейной жизни разговор не касался — словно этого не было. И, как она и предвидела, неприятности не заставили себя ждать. Контролёры — сначала Любаша, потом Мария Сергеевна, — стали предупреждать: «Брось, Лариса, гулять с женатым! В цехе уже об этом вовсю судачат!» А потом Лукьяныч и собрал актив — надавили, видно, на него цеховые блюстители морали. Однако на том собрании Лариса не позволила сделать себя обвиняемой, сама стала обличать.
— Мы с Сарматовым дружим давно, все это знают. Именно дружим! У него была невеста, стала женой, у меня есть парень, может я тоже скоро замуж собираюсь! Ведь мы с Валеркой видимся у всех вас на глазах, на заводе. За проходной никаких отношений не поддерживаем, нам это не нужно. Так что же значит: с неженатым дружить можно, а с женатым уже нельзя? Это по-советски?
Оставили её в покое и страсти вокруг них поутихли. Но и граф, узнав об этом собрании, зол был на весь свет, однако, через время, взял себя в руки, сказал ей: «постараюсь не компрометировать вас, маркиза…» А потом у него родился ребёнок. Лариса подсчитала на пальцах месяцы, усмехнулась. Теперь ей было ясно, что не мог граф, как честный человек, отменить свадьбу, даже если бы и понимал к тому времени то, что понимала она: они созданы друг для друга.
Два дня новоявленного отца на работе не было. А на третий они столкнулись утром, на центральном цеховом пролёте. Граф был смущён и радостен одновременно.
— Наследник, — пробормотал он в ответ на её поздравление и заторопился к станку.
А Лариса, сев за свой стол, достав книгу, не стала читать, задумалась. И вдруг решила: «Хватит дурака валять! Пора учиться! Бог с ним, с литинститутом, и филфак мне не нужен. Предлагал Лукьяныч направление от завода в политехнический, что ж, так тому и быть. Стану инженером».
Как обрадовало её решение родителей! Девушка знала, что они переживают: такая умная, талантливая их дочь, её ровесники все учатся, а она застряла на заводе.
— Правильно, Ларочка! — говорил отец. — Инженер, это верный кусок хлеба. Не жирный, правда, но ты человек способный, пробьёшься!
Мама тоже радовалась, обнимала, гладила по голове, утешала:
— Стихи, доченька, у тебя и так печатаются, и в газетах, и в журналах, и вот по радио областному передавали! Может и не нужно ей учиться, этой поэзии, коль тебе от Бога дано. А профессия, это профессия, это всегда нужно…
За три недели до экзаменов Лариса взяла отпуск, сидела готовилась, вспоминала позабытую школьную программу. И сдала всё легко: математику и физику на «4», а историю и сочинение — на «5». Сыграло свою роль и заводское направление. Когда вывесили списки зачисленных на первый курс студентов, она тут же увидела там и свою фамилию «Тополёва».
В отделе кадров ей вручили обходной лист. С этой бумажкой нужно было обойти различные службы, прежде чем окончательно распрощаться с заводом: получить свою трудовую книжку и сдать пропуск. Когда все пункты обходного листа были подписаны и проштампованы печатями, Лариса зашла в цех и прямиком направилась к станку графа. Он стоял к ней в профиль, сосредоточенно склонив голову. Тёмная волнистая прядь лежала на лбу, рубаха в зелёную и красную клетку обтягивала литые плечи. Лариса сама не заметила, что замедляет шаги, любуясь им, оттягивая минуту прощания.
Она оперлась спиной о его рабочую тумбочку: привычная поза, привычное место. Он вздрогнул, но сейчас же осветился счастливой улыбкой. Радовался и её появлению, и тому, что она вновь подошла к его станку — так давно этого не делала. Показалось на миг, что ничего не изменилось, что будут их отношения такими, как прежде…
— Маркиза, Бог мой! Вы воротились из дальних странствий! наконец-то!
Он знал, что у неё отпуск — и только. Чувствовал, что отпуск почему-то затягивается, но стеснялся спросить у кого-либо.
