Екатерина Васильева-Островская - Камертоны Греля. Роман
70 607 384 120 250 вздохнула и подвинулась ближе к 66 870 753 361 920. У них была договоренность в обществе, где их могли знать, не прикасаться друг к другу. Но они все-таки ухитрялись каждый раз обходить этот запрет или возмещали его такими взглядами, которые были неосторожнее любых прикосновений. Сегодня, однако, их вряд ли могли в чем-то заподозрить: конспирация неожиданно оказалась на высоте.
— Ну как, тебе нравится выставка? — спросила 70 607 384 120 250 таким тоном, как будто они только что случайно столкнулись лицом к лицу.
— Ты думаешь, я в Лондоне не насмотрелся на людей? — ответил он, глядя в уже почти опорожненную им кружку пива.
Женя многозначительно подмигнула ей, делая какие-то загадочные знаки. 70 607 384 120 250 обернулась: к ним приближался известный русский фотограф, уже много лет назад перебравшийся в Берлин. Они с Женей недавно были на его выставке и, уходя, даже поблагодарили мастера за доставленное удовольствие, на что тот ответил благосклонным кивком. Еще в советское время он прославился в неофициальных кругах работами, идущими вразрез с требованиями соцреализма. Особенное внимание фотограф уделял обнаженной женской натуре в экспериментальных позах, используя в качестве неизменной модели собственную жену, которую и теперь бережно вел под руку. 70 607 384 120 250 пригляделась, пытаясь распознать в этой уютной старушке юное черно-белое создание, нежившееся голышом на крымском песке или забравшееся с коленями на кухонный табурет, повернув к объективу отражающие утренний свет ягодицы.
Пожилая пара подошла к 66 870 753 361 920 и приветствовала его как старого приятеля, ругая, что он до сих пор не объявился, и зазывая в гости. На 70 607 384 120 250 они почти не обратили внимания, хотя 66 870 753 361 920 представил ее по имени и фамилии, даже коротко упомянув род занятий. Не найдя себе применения в разговоре, 70 607 384 120 250 спустилась в нижнюю часть зала, где немедленно оказалась в окружении людей, про которых даже и не думала, что они когда-либо соберутся вместе.
Первым делом она расцеловалась с Геллой, активисткой экспериментального театра, пригласившей ее когда-то на свою премьеру. 70 607 384 120 250 вспомнила, что Гелла когда-то грозилась убить одного известного современного художника за одной ей известные преступления против современного искусства.
— Он, кстати, сейчас здесь, — шепнула она Гелле. — Не хочешь попробовать?
— Слушай, если я начну убивать в этом зале каждого кто того достоин, у меня не хватит патронов, — ответила Гелла вполне серьезно и повернулась к своему собеседнику, неожиданно перейдя на английский: — I hate capitalism, you know.
С другой стороны к 70 607 384 120 250 уже пробиралась Лера, чемпионка города по стрельбе из лука и любительница балета, знавшая в лицо и по имени всю берлинскую труппу вплоть до исполнительницы роли оленя в «Белоснежке», которая, проскакав один раз через сцену, исчезала за кулисами до следующего представления.
— Хорошо, что я тебя встретила, — Лера доверительно взяла ее под руку. — На следующей неделе танцует второй состав «Сильфиды». Ни в коем случае нельзя пропустить!
— Я недавно видела «Сильфиду» в Мариинке, — созналась 70 607 384 120 250.
— Так это же прекрасно! — похвалила ее Лера. — Значит, сможешь сравнить постановки. Я тебе обещаю, ты посмотришь на эту вещь совершенно по-новому!
— А ты пойдешь?
— Я еще не знаю, смогу ли в этот раз. Но мне важно, чтобы ты обязательно посмотрела этот спектакль.
— Я?
— Да, мне почему-то кажется, что тебе это будет особенно интересно.
Лера так проникновенно посмотрела ей в глаза, что 70 607 384 120 250 почти поверила, что по каким-то особенным причинам второй состав берлинской «Сильфиды» может иметь в ее жизни решающее значение.
Между ними проскочило несколько детей, пытающихся приспособить выставочное пространство для игровых нужд. Одна из девочек, забежав за спину элегантной дамы с бокалом в руках, находчиво спряталась за ее пончо. Товарищи по игре затоптались на месте, озадаченные внезапным исчезновением подруги.
— Непременно расскажи потом о своих впечатлениях! — замахала ей Лера уже издали.
В ответ можно было даже не кивать: в вернисажной толпе все коммуникативные акты естественным образом саморегулировались и закруглялись. 70 607 384 120 250 подумала о том, что вернисаж — модель идеального мира, где ты всегда свободен занять любую позицию и где никогда не будут жалеть о твоем исчезновении.
Чуть не споткнувшись о тумбу с каталогами, 70 607 384 120 250 оказалась прямо перед Кириллом, студентом философии и одновременно владельцем салона эротического массажа. В университете ему приходилось готовиться к зачетам по Хайдеггеру и Ницше, зато в салоне он применял на практике более близкие для себя принципы тантры и других восточных учений. Они познакомились в Картинной галерее, где Кирилл попытался объяснить им с Аллой, почему Иисус и Мария Магдалина являются идеальной тантрической парой. По прейскуранту «массаж йони» в его салоне стоил сто двадцать евро в час.
Снизу верхняя часть зала просматривалась хорошо, как подиум. 66 870 753 361 920 появился на этой площадке с какой-то женщиной, которая время от времени клала руки ему на плечи, будто испытывала трудности с координацией движений.
70 607 384 120 250 медленно пошла к ним, успевая по пути реагировать на приветствия и саркастические замечания в адрес устроителей. Московский писатель снова показался из-за ширмочек и начал прогуливаться взад-вперед, как оперная дива в ожидании своей арии. Однако в мизансцене, которая должна была сейчас разыграться, он мог претендовать только на роль статиста.
— Познакомься, это Нина, — нехотя объяснил 66 870 753 361 920, отходя на пару шагов от своей собеседницы. — Она переводчица и журналистка.
— Вы тоже пишете? — догадалась 70 607 384 120 250.
— Ах, да что вы! — отмахнулась Нина. — Разве это называется «пишу»? Вот он у нас монстр, глыба! — она снова попыталась прильнуть к 66 870 753 361 920. — А я что? Так, пописываю немного.
По лицу 66 870 753 361 920 нельзя было понять, чувствует ли он себя польщенным этими признаниями или, наоборот, испытывает раздражение.
«Может быть, он ждет, чтобы я сказала ему то же самое?» — эта мысль почему-то испугала 70 607 384 120 250.
К ним присоединилась еще одна девушка, совсем молоденькая, которую 66 870 753 361 920 представил как студентку режиссерских курсов.
— Я в России преподавала один семестр историю кино, — попыталась 70 607 384 120 250 нащупать общую тему, втайне радуясь тому, что разговор уходит от литературы.
— Вы же сказали, что вы филолог! — студентка режиссуры осмотрела ее всезнающим взглядом, неожиданным и неприятным в ее возрасте.
— Да, но филология сейчас пересекается со смежными дисциплинами, — попыталась оправдаться 70 607 384 120 250. — Не исключено, что филологи могут сказать о кино нечто, до чего до сих пор не додумались киноведы.
— Что, например? — хладнокровно поинтересовалась девушка. — О чем был ваш курс?
— Ну, например, об Эйзенштейне…
— Об Эйзенштейне? — собеседница выразительно подняла брови. — Вы хотите сказать что-то новое об Эйзенштейне? Ну-ну.
Этот обмен репликами произвел на 70 607 384 120 250 самый мрачный эффект. Ей захотелось срочно удалиться за ширмочки, как это только что сделал московский писатель, так и не дождавшийся своего сольного выхода. Однако по законам вернисажа все устроилось само собой: в толпе очень кстати обнаружилась художница Соня, дав 70 607 384 120 250 естественный повод в очередной раз поменять местоположение в пространстве.
Соня знала огромное количество историй из жизни арт-богемы, причем все они не имели ни малейшей морали, оставляя слушателя не вполне неудовлетворенным и жадным до следующей серии, где, возможно, наконец произойдет нечто поучительное. В прошлую их встречу она рассказывала про галериста, который начал замечать, что его художники один за другим впадают в депрессивное состояние. Это вызвало в нем беспокойство, и он послал своих сотрудников в обязательном порядке к психотерапевту, оплатив консультацию. Психотерапевт прописал всему коллективу специальные таблетки, после чего настроение в галерее резко улучшилось. И главное — продажи пошли намного успешнее. Хотя, возможно, галерист, который тоже принимал таблетки, просто по-новому посмотрел на ситуацию. Так что, скорее всего, ничего и не изменилось, но жить стало как-то легче.
Теперь речь шла о поездке на бьеннале в Венецию, где Соня с подругой посетила афроамериканский ночной клуб.
— В какой-то момент, — рассказывала Соня собравшимся вокруг нелюбителям искусства, — мы поняли, что мы здесь самые красивые. То есть что мы вообще единственные белые женщины! И нам стало страшно…
Всем, конечно, захотелось узнать, чем закончился вечер. Но оказалось, что абсолютно ничем: протанцевав еще несколько часов, девушки благополучно вернулись в отель. В этом было, как и во всех Сониных историях, что-то утешительное и одновременно безнадежное.
