Андрей Колесников - Тачки, девушки, ГАИ
Некоторое время я жил в одном интересном доме. В нем постоянно происходили какие-то странные вещи. То банду интеллигентных негров, торгующих тяжелыми наркотиками в институте иностранных языков, выловят, а потом отпустят. То видеоклип снимают с участием подростков на роликовых коньках, а потом оказывается, что это какие-то педерасты просто развлекались.
А как-то один человек, мой сосед снизу, сказал, что я бросил из окна пустую бутылку из-под водки на его джип "Мицубиси Паджеро" и что должен ему теперь.
— Сколько? — спросил я. — 1200 долларов.
— А если я не дам? Он очень удивился.
— Конечно, у нас за это не убивают, — подумав, ответил он. — Но калечат.
Я пришел к выводу, что не буду платить ему за помятый капот. Во-первых, я бутылку-то из окна не бросал. В тот день меня вообще в Москве не было. А во-вторых, он здорово разозлил меня. Сначала он пришел ко мне со своим братом и с бейсбольной битой. Меня дома не было, и он ушел, сказав моей насмерть перепуганной жене номер своей квартиры. Таким образом, он испугал мою жену. Он не должен был этого делать.
А потом, когда я пришел к нему, чтобы спросить, что ему было нужно, он, вместо того чтобы разговаривать со мной, сначала сфотографировал меня. Это меня вообще взбесило. Я спросил, что раз у них за это калечат, то мне интересно, какая группа инвалидности практикуется у них за такие нарушения. Он был готов к такому вопросу и ответил, что вторая. Я спросил, не боится ли он, что у него будет первая.
— Посмотрим, — пожал он плечами.
Такой разговор он понимал очень хорошо. Он не мог взять в толк другое, хотя и честно старался. Я попробовал объяснить ему, что в тот день я вообще был в другом городе вместе с женой, а он сердился.
— Пойми, — объяснял он, — как только я увидел, что на моей машине лежит эта бутылка, я сразу вычислил, как она падала, и пошел по этажам нашего подъезда. Прошел со второго по шестнадцатый. Всех спросил, не они ли кинули бутылку. И все сказали, что не они. И только твоя дверь была заперта. Я понял, что ты не открываешь мне! И я понял, что это сделал ты.
Спорить с ним было бессмысленно. Он был уверен, что это я бросил бутылку. Потому что ведь кто-то должен был заплатить. И он дал мне неделю на сбор денег.
Правда, через пару дней он позвонил мне.
— Поедешь со мной в церковь? — спросил он.
— Зачем? — удивился я.
— Как зачем? Икону целовать, что ты не делал этого.
Я подумал, что он ведь, наверное, все-таки начал сомневаться в своей правоте и чего же ему это стоило, каких сил. Правда, потом оказалось, что именно в этот день к нему приходили практически такие же, как он, ребята и пробовали объяснить, что он ошибается.
— Нет, не буду я икону целовать! — с возмущением ответил я.
— Ну вот, я же говорил! — с облегчением воскликнул он. — Значит, это все-таки был ты. Я знал это с самого начала.
Потом я улетел в командировку, а когда вернулся, консьержка из нашего подъезда рассказала, что этот человек за время моего отсутствия купил себе сокола, который сидит теперь у него на локте. Оба они часами стоят на балконе и смотрят на свой джип, чтобы никто на него ничего не кинул. Я узнал, что у сокола подрезаны крылья и что он все равно, в случае чего, не сможет спасти джип, даже если захочет, а только позориться полетит.
И еще я понял, что парень сходит с ума из-за своего джипа.
При этом иногда он почему-то разрешал водить этот джип своей жене. И вот, примерно через день после моего возвращения из командировки, она вышла из подъезда, подошла к машине, открыла дверь, вставила ключ в замок зажигания, и тут к машине подошли двое, выкинули ее оттуда, а сами сели в машину и уехали.
— Ну что? — спросил я его. — Нет джипа — нет проблемы?
Он с какой-то необъяснимой грустью в глазах согласился.
— Так добро в нашем мире побеждает зло, — объяснил я американцу.
И он тоже согласился. Потому что уже семь лет живет в России.
Теперь осталось сказать последнее. По всему так получается, что это по моей просьбе у него украли джип. А вот и нет. Счастливое совпадение!
Штопор
Все жалуются, что большие начальники портят жизнь простым автолюбителям, соблюдающим правила дорожного движения. Иногда эти автолюбители так старательно, да что уж там — маниакально — соблюдают эти правила, что это может стоить им — не денег, нет, а, не будем скромничать, — жизни.
А хоть кто-нибудь задумывался о том, как трудно, а порой и невозможно ездить по пробкам самим этим большим начальникам? Никто об этом не задумывался. А чего об этом думать? Ведь начнешь об этом думать — и, не дай бог, начнешь жалеть этих людей. А там, где жалость, там и понимание. А где понимание, там и пропускать начнешь их на дороге, раньше, чем они тебе моргать начнут истерично из своих «шестисотых», "семерок" и "восьмерок".
Поэтому я и решил заступиться за больших начальников. Ведь если не я, то кто же?
Вот, например, история про то, как когда-то глава Администрации президента Александр Стальевич Волошин ехал на одну важную встречу. Он не хотел и не мог на нее опоздать. Он и выехал заранее. Не сам, конечно, за рулем сидел. Что, некому, кроме него, за руль сесть? Есть люди. И во сколько ему сказали сесть на заднее сиденье, во столько он и сел, потому что человек он крайне дисциплинированный. Наверняка даже из-за этой важной встречи ему другую важную встречу пришлось прервать на полуслове.
И вот он прервал и едет. Но так продолжалось недолго, потому что Александр Стальевич попал в пробку. И это была не простая пробка на Кутузовском проспекте. Пробка на Кутузовском хороша тем, что спецмашины могут победоносно ехать, если что, по резервной полосе. Для таких случаев она и существует. Эта полоса, между прочим, больше всего бесит рядовых автолюбителей. Однако вставать на нее без гаишного сопровождения не рискуют даже обычные кремлевские машины. Потому что они хорошо понимают, что если вдруг по этой трассе пойдет президентский кортеж, то может быть все что угодно. Перед кортежем со скоростью 150 км в час идет разгонная машина, и людям, которые в ней сидят, терять нечего. Себя-то им точно не жалко. А всех остальных — тем более.
Некоторые «чайники» по незнанию встают на эту полосу и часто, конечно, проскакивают без приключений, но сами ведь даже не догадываются, как рискуют. Так вот, Волошин ехал не по любимому Кутузовскому, а по дороге, где в каждую сторону был только один ряд. То есть он уже не ехал, а стоял. И ничего с этим поделать было нельзя. Потому что если даже кто и хотел освободить ему дорогу, то все равно никак не мог. Пробка ведь была в обе стороны.
И выла сирена, которую Александр Стальевич наверняка попросил вскоре выключить, потому что она действовала ему на нервы, на полную мощность работал громкоговоритель, который потом замолчал, потому что сам устал. А Александр Стальевич все стоял и стоял в пробке. Там, где-то впереди, видимо, какая-то серьезная авария случилась.
А ведь мы, между прочим, даже не представляем себе, что это была за встреча. Может быть, на ней решалась судьба Союзного государства Белоруссии и России. А может быть, обсуждению подлежали актуальные вопросы внутренней и внешней политики. А может быть, там такое предстояло обсудить, что нам вообще лучше даже и не знать. Вот вы ведь даже, наверное, и не представляете себе, сколько раз после августа 1998 года нас чудом не накрыл новый дефолт. И я не представляю. Только он и еще несколько человек и представляют. А что если и они в этот момент в пробке стояли?..
Может, конечно, и не было угрозы дефолта, я не настаиваю. Может быть, с 1998 года экономика, и правда, развивается быстрыми темпами. Поди узнай. Дело ведь не в этом. А в том, что Александр Стальевич Волошин стоял в пробке уже второй час.
Он, говорят, ни на кого и голоса за все это время не повысил. Он все понимал. Просто в какой-то момент он сказал, что сейчас выйдет из машины и пойдет пешком до ближайшего метро. Ничего страшнее из его уст охранники, конечно, не слышали. Лучше бы он накричал на них как-нибудь страшно. Даже по-матерному. Они бы и это стерпели, лишь бы он из машины не выходил.
Да, если бы он на них накричал, они бы, конечно, здорово расстроились. Ведь раньше никогда такого не было. Они разошлись бы потом по домам (тоже, видимо, пешком) и напились бы с горя с женами и подругами. И, наверное, даже не сказали бы им, почему они так поступают. Потому что все, связанное с Александром Стальевичем Волошиным, является важнейшей и строжайшей государственной тайной. В том числе и история, которую я сейчас рассказываю.
Так вот, Александр Стальевич сказал, что сейчас встанет и пойдет. Сам он нисколько не боялся принятого решения, потому что, по его собственному утверждению, не менее одного раза в полгода он спускается в метро и даже ездит в электропоезде, пользуясь тем, что выглядит как обычный человек.
