Виктория Райхер - Йошкин дом
Через много—много дней Один вдруг понял, как надо. Это произошло без видимой причины, просто ходил по берегу, кидал камушки и вдруг понял. Нужно так: взять камушек… нет, прутик… нет, лист… Да, ерунда. Ничего не нужно.
Один сосредоточился, глубоко вздохнул и создал Еще Одного. Еще Один получился не слишком похожим на него, гораздо мельче и немного сумрачным, но Еще Один получился. Он стоял напротив Одина и и смотрит на него. Глазами.
Один впервые в жизни ощутил рядом чужое присутствие. Присутствие было неприятным. Создав Еще Одного, Один поняла, что на двоих им мир не поделить. Это был мир на Одного. Еще Один давил и мешал. Он был не нужен.
Еще Один потоптался на месте, протянул руку и потрогал Одина. Это было неприятно. Один сделал шаг назад. Еще Один сделал шаг вперед. Потом заметил над своей головой висящий на ветке лимон, сорвал его и звучно надкусил.
«Теперь так будет всегда», — понял Один. Присутствие Еще Одного ощущалось везде и мешало как осиновый кол. «Я идиот», — подумал Один. «Я идиот, но зато я уже кое—что умею».
Идея отменить Еще Одного пришла ему в голову сразу, но не понравилась отсутствием вариантов развития событий. «Значит, я отменю себя, — подумал Один. С меня хватит. Мне надоело». Над его головой шумел тот самый лимон, который он когда—то пытался приручить.
Ну вот, например, решил Один, помахал на прощанье Еще Одному, прекратил себя и стал листом на лимонном дереве. Рядом с ним колыхались соседние листья. Вниз стоял Еще Один и жевал лимон.
— Помогло? — деловито спросил Одина, — ставшего листом, соседний лист.
— А хрен его знает, — честно ответил Один. — Пока не понял.
Вокруг него шелестели другие листья. Их присутствие не ощущалось чужеродным, наоборот, успокаивало.
— Это вы все тут оттуда, как и я? — уточнил Один на всякий случай.
— Ну да, — отозвался соседний лист.
Один подумал минуту, потом сообразил.
— А кто из вас создал меня? — с интересом спросил он.
— Ну я, — отозвался соседний лист. Один поискал глазами Еще Одного, стоящего внизу. Тот как раз дожевал лимон, и тут до него дошло, что теперь он остался Один.
С этой минуты он начал себя помнить.
2
Наблюдать за собственноручно созданным Одином оказалось забавно. Тот шатался по миру, что—то бормотал, разговаривал с листьями и цветами, как—то раз, вот чудик, начал гладить камни на берегу воды. Ни листья, ни цветы, ни камни, ему, разумеется, не отвечали. Листьям и цветам просто не о чем было с ним разговаривать.
— Он как трава, — объяснил как—то бывшему Одину его собственный создатель, сосед по ветке. — С травой можно говорить? Можно, конечно. Но услышит она тебя, только если ты сам трава.
Новый Один был изо всех сил занят своим одиночеством, а за ним со всех сторон спокойно и без эмоций наблюдали остальные. Листья, цветы и травы, камни на берегу, лимонное дерево, растущее в странном круге, неизвестно кем сложенном из камней. Это лимонное дерево занимало Нового Один больше всего. Кто сложил этот круг из камней? Зачем? Наверное, в этом есть какой—то смысл. Новый Один полюбил сидеть под лимонным деревом и ожидать, когда на него снизойдет просветление. Сверху над ним откровенно потешались.
— Жалко его, — сказал как—то Бывший Один.
— Да ладно, — отозвался его создатель, — чего ему плохо? Сыт, здоров, времени навалом. Пусть мается. Авось нашарит чего.
— А если не нашарит? — испугался за свое произведение Бывший Один.
— Смотри сюда, — отозвался его создатель.
Он взмахнул всем собой, растущим на ветке, стряхнул вниз капельку росы, и внизу тут же появился Еще Один. Вторая капелька росы скатилась вниз и Еще Один исчез.
— Понял? — спросил создатель Бывшего Одина. — Дело—то нехитрое.
— Это для тебя нехитрое, — возразил Бывший Один, а ему еще учиться и учиться.
— Ну так пусть учится, — ответил ему его создатель со своей ветки. — Спешить—то куда?
Спешить было действительно некуда, в том числе и самому создателю и его соседу. Лимонная ветка, прочная и гибкая, держала их железной хваткой. Они шелестели и развлекались разговорами, они видели все, что происходило с Новым Одином (ничего интересного с ним не происходило), они размышляли, но делать им было особо нечего. Правда, их было много. Кажется.
Иногда Бывший Один в этом сомневался. Ночами ему снились чужие сны, которые он не воспринимал как чужие, а с утра, глядя на цветы внизу, он внезапно понимал, что ему снились сны. Иногда у него болели прожилки оттого, что у ивы на соседней поляне опять ревматизм. Время от времени ему снились какие—то дурацкие кошмары с бесконечными поисками неизвестно чего. Он знал — это сны того, кого он создал.
Потом ему все надоело. Наблюдение за своим созданием, болтовня со своим создателем, шелестение на ветке, ежедневная погода — а смысл? Ничего не хотелось. Он вроде бы поумнел и что—то узнал, но ничего не изменил.
— Кто я и почему я всегда Один? — спрашивал он у своего создателя, но тот только шелестел в ответ.
— Да откуда мне знать, ведь я тоже всегда один!
В ту ночь Один спал плохо. Ему снились все сны сразу — и свои, и чужие. Они сплетались и расплетались, объясняли что—то на разные голоса, разговаривали, сердились, и Одину очень хотелось сделать хоть что—нибудь. Во сне у него были руки, человеческие руки. Он протянул их и заплел все разные голоса в одну длинную косу. Коса ловко выгнулась и послушно легла Одину на колени. Это оказалась его собственная коса. Он проснулся.
— Я есть, — понял Один.
3
Он проснулся, но сразу же увидел, что растет не на своей ветке. Прежде его ветка была одной из нижних, под ней явно просматривалась земля (удобно было наблюдать), а теперь над ним свирепо щурилось солнце, а земли было не видно. Создателя рядом тоже не было — так, чужие листья.
— Это я? — удивился Один и понял по своему удивлению, что это — он. — почему я здесь? — не понял Один. — А кто же там вместо меня?
При слове «там» Один отзвался сам себе со старой ветки:
— Я здесь.
— Как это — здесь? — удивился Один с ветки под небом. — Я же вот! Тут!
— И тут тоже, — ответил Один с нижней ветки.
Он был Один и Тот же. Это было ясно. Он был одновременно на вершине дерева и где—то внизу, у земли. «Так не бывает», — подумал Один. Он решил спросить, в чем дело, у своего создателя. Но создатель, по идее, был внизу!
— Эй, ты, — обратился Один сверху к себе же внизу, — свистни сам знаешь кого.
— Сам свистни, — ответил Один сам себе снизу, — почему я?
«Раздвоение личности», — подумал Один с мрачным удовлетворением.
— Растроение, — поправил его Один с соседнего дерева.
— Не растроение, а одно расстройство, — возмутился Один с ветки под небом.
— Вот именно, Одно, — ехидно сообщил он себе снизу.
Один плюнул на субординацию и попробовал «свистнуть» своего создателя сам. Но на том месте, где раньше рос его создатель, он опять обнаружил себя самого.
— А где тот? — спросил он сам у себя, не ожидая ответа.
— Да вот же он я, — ответил он сам себе, не задумываясь над вопросом.
Он был везде. Разговоры стало вести легко и приятно, без лишних слов удавалось дотянуться до себя самого на самом краю мира. Весь мир был Одним и Тем же. Фрукты были Им, травы были Им, небо тоже было Им. Быть небом было щекотно. Больше никаких ощущений не было.
«С одной стороны, — подумал Один, задумчиво катая себя—солнце по себе—небу, — так гораздо интересней. Потому что я вижу все со всех сторон и в глубину. С другой стороны, если все вокруг — это я и снова я, то получается, я опять один?»
Он был опять один. Все было им, и он был всем. Он дорос до размеров всего, но все не изменилось.
«Ну и что, что все — это я, — подумал Один недовольно, — могло бы и что—нибудь произойти наконец».
Но без Него произойти не могло ничего, потому что Он был всем. А быть всем было скучно, потому что когда без тебя не не происходит ничего, то получается, вообще ничего никогда не происходит. Был мир, и миром был Один. Больше в мире не было ничего.
«А как же я?» — подумал Один, грустя. Он уже не отвечал сам себе с соседних листьев. Он был всеми этими листьями знал это. Он был всем.
«Тупик». — подумал Один.
4
Зато у Него было вдоволь времени, ведь времен строго говоря, тоже был Он. Когда у тебя вдоволь времени на подумать, ты рано или поздно до чего—нибудь додумаешься. «У меня есть Тот, Кого я Создал» —
вспомнил Один.
Тот, Кого он Создал, давным—давно перестал занимать его воображение — оно было слишком занято тем, чтобы быть всем. Но когда привыкаешь быть всем, времени на это требуется меньше и можно вспомнить про кого—нибудь еще.
«Пока я был совсем новый Один, я не мог с ним столковаться, — сказал Один сам себе, — но теперь я уже большой Один. Я уже совсем—совсем большой Один. Я тут все. Я найду его и буду с ним говорить». Найти «его» оказалось несложно. Один просто почувствовал, где этот «он», Второй Один, находится. Второй Один находился там же, где и почти всегда — под лимонным деревом. Лимонным деревом был Один.
