Эльдар Ахадов - Северные рассказы и повести
— Как ты там, родной?..
— Всё хорошо, Оля, всё нормально. Поцелуй Ленку. Я вас люблю!..
ЗАКЛЯТЬЕ МУДУЯХИ
Захоркали олени. Заскрипел наст под полозьями аргиша, пришедшего к буровой из недальнего стойбища. Аргиш — олений обоз. Одни нарты низкие — мужские, другие — с высокими бортами — женские. Женщина в нарядной панице, обшитой национальными ненецкими узорами ведет за ручку малыша, укутанного в совик. За ними тянутся к жилью и ребятишки постарше. Совик — мужская ненецкая верхняя одежда из шкур, шерстью наружу, с наголовником и, иногда, пришивными рукавицами. Паница — женская шуба из оленьей шкуры мехом наружу, тоже ненецкая. Да, и не мудрено это, когда в гости приезжает ненецкая семья. Похожая одежда есть у многих народов Крайнего Севера, у чукчей, например, примерно то же самое зовется кухлянками.
Род Салиндеров круглый год каслает (кочует) по просторам Гыданского полуострова. Там, на севере, живут их родственники — Яры, южнее соседствуют с Салиндерами роды Вануйто, Худи, Харючи и Тёров. Но Тёров здесь меньше других, — так их всегда было меньше.
Еля заходит в дверь, здоровается, садится на табуретку. На нем нарядная вишневого цвета малица. Надевается эта северная рубаха с капюшоном, выделанная и сшитая из качественных оленьих шкур, через голову (молний у настоящих малиц не бывает), но сейчас в поселке их делают и просто из крепкого непромокаемого тканевого материала. Длинные рукава, удобный капюшон хорошо защищают от холода при езде на снегоходе и оленях. Малицы — хороший, теплый вариант одежды для охотников, рыболовов, для всех, кто долгое время проводит на морозе. Ездить на снегоходе, каслать на оленях, рыбачить и охотиться в зимнее время комфортно именно в этой изготавливаемой по индивидуальным размерам северной одежде.
— Еля, чай будешь?
— Буду.
Пока я включаю чайник, Салиндер копается в сотике. И вот в вагончике раздается голос Лены Лаптандер, за которой давно уже закрепился титул «жемчужины Ямала». Лена поёт на родном языке простую песню о тундре на музыку ненецкого композитора–классика Семена Няруя. Мы выходим на улицу сделать пару фотографий на память. У моих ног лежит на снегу хорей — острый шест, которым погоняют оленей. Хорей — вещь ценная в ненецкой общине. Делается он из дерева вручную. Нетолстое бревно раскалывается на четыре части, и хозяин нарт простым ножом долго и упорно вырезает из него хорей нужной ему толщины и длины.
— Куда путь держите, друзья? — спрашивает Еля.
— На Пырцяхарвутаяху мимо холмов Турхуты — Харвут и далее на Мессо..
— А, знаю те места. Бывал там не раз со своим аргишем. Там ягельник хороший. Олешки любят туда каслать. Особенно по зиме.
— Слушай, друг, мы туда идем двумя вездеходами через Мудуяху. Ты эту реку должен хорошо знать. В позапрошлом году мой отряд там изрядно помучился прежде, чем смог наладить нормальную ледовую переправу.
— Это почему? Что помешало? Ага, смотри, у тебя чайник закипел.
— Вижу, вижу. Возьми кружку, извини, что чай не весовой, а в пакетиках.
— Ничего, ничего. Наливай. Сахар есть?
— Держи ложку для сахара. Так вот, началось с того, что подъехали мы к берегу Мудуяхи среди ночи, а там — обрыв здоровенный. Начали искать спуск, а понизу, под крутым спуском — озеро затаилось, чуть в него не провалились. Съехали на речной лёд, а под ним пустота, вода ушла, лед проламывается. Попытались выехать на противоположный берег, а подняться не можем — круто: и близок локоть, да не укусишь. Пришлось по какой–то протоке мудуяхинской долго–долго ехать, выбирать место для выезда. Ох, накувыркались тогда. Больше нам нигде таких трудных мест не встречалось. В чём дело, Еля? Может, ты что–то подскажешь?
— Может, и подскажу… Не знаю, однако, поможет ли это тебе? Когда–то в старые времена на этой реке было великое сражение. Много сильных воинов полегло тогда. Так старики говорят. Мои сородичи на Мудуяхе не раз находили древние могилы и копья. Знаешь, что хорей — острая штука, похож на копьё, так вот если хорей воткнут острием в землю, то это значит — мир на земле, а если наоборот — готовься к войне. Духи убитых мечутся над землей, ищут дорогу в подземное царство Нга. Инуцяда — злой дух, лишающий человека разума и Иханзосяда — дух, уносящий разум в подземный мир, — носятся над полем древнего сражения, лишают разума тех, кто случайно попадает туда, путают им дороги…
— И как же уберечься от всего этого? Как пройти в целости и сохранности заклятое место?
Кажется, Еля не слышит меня, Продолжает свою речь, словно обращаясь к кому–то другому…
— Си ив Нга ню — семь сыновей властелина Нижнего мира управляют там, безобразная Малдэнга — без рта и заднего прохода — выползает из подземного царства, пугает живые души. Яростный, гневный Явол, дух–разрушитель, шевелит землю, проносится под ногами неглубоко, летит к подземным огненным морям, дикая Хабцяно Минрена визжит, лишает сил и здоровья. Все они там. Возле могил великих героев. А в сумерках маленькие сихиртя выезжают на огромных мамонтах и пасут их, и поют древние печальные песни над полем кровавой битвы…
— А хотите ещё одну историю расскажу. Гы–гы–гы! Есть у меня приятель, в Краснодаре живет. Гы–гы–гы…
Я очнулся от недавних воспоминаний в кабине вездехода ТМ. Наваждение, кажется, отпустило. Водитель ТМ — смугловолосый, курчавый здоровяк Санёк — знатный анекдотчик и болтун. За спинами у нас дремлют молодые пацаны — Сашка и Димка, которых все остальные постоянно путают, вроде и взрослые — лет по двадцать, но выглядят подростками. На Севере многие долго не стареют. И не взрослеют. Рыжий Димка необыкновенно ленив: у него все вешки вдоль дороги внаклон стоят, как пьяные. Рядом со мной сидит Виктор Борисов, представитель дорожного треста. Ему в руки первый раз попал навигатор джипиэс, и потому он всю дорогу отвлекает меня занудными вопросами о том, как работает эта штуковина. В соседнем вездеходе — «газушке» на базе гусеничного тягача ГАЗ‑71 находится топограф отряда дорожников Николай Петрович Зайцев, умудренный опытом, седовласый тундровик в мохнатой собачьей шапке. А рядом с ним — вездеходчик Денис по кличке Молдаван — человек с морщинистым усталым лицом цвета солярки. Позади них, в металлическом, оббитом деревянными плашками тяжелом кузове, сидит неизвестный мне по имени мужик, однако, вместо колбасы у него в вещмешке вареная лосятина.
— Короче, заколол мужик свинью, отрезал половину, чтобы сыну привезти и поехал через Сочи. Сын жил южнее. На перекрестке останавливает его гаишник, осматривает машину, обнаруживает пол–свиньи и, естественно, не пропускает. Говорит, что нужны документы с санэпидемстанции. Вдруг мясо зараженное. Мужик ему объясняет, что свинья была его личная, и он её не на продажу везет, а сыну в подарок. Мент ни в какую не уступает. В общем, пришлось мужику отрезать самую мякину от туши и отдать гаишнику. Обидно — жуть! Весь в слезах и соплях наш крендель приезжает к сыну, рассказывает, так, мол, и так. Сынок его успокаивает, достает из мешка мясо, и тут оттуда выпадает милицейская крага! Мент её потерял, когда за мясом лез. А в краге — тридцать пять тысяч рублей! Короче, наказал, хапуга, сам себя. Хороша цена за пять кило свининки! Гы–гы–гы!.. Опаньки, что это?
Мы Мудуяху ещё и в глаза не видели, ещё только едем к ней, а первые приключения уже не заставили себя ждать. Метель не унимается который день. А мороза нет. Снег рыхлый. Вот и не могут обе наши машины одолеть берег речки, которую в других условиях мы бы проехали, вообще не заметив. Вдобавок порывистый Денис, искавший более пологий выход, «разул» правую гусянку. Битых три часа проваландались. Но обули «газушку» и всё ж таки прошли.
Приближаемся к поворотным точкам на реку. Здесь надо быть осторожней. На сами точки вставать нельзя, ибо по стечению обстоятельств находятся они на самом обрыве Мудуяхи. Объезжаем их вслепую правее, не видно ничего: погода — сплошной снежный заряд. На самой малой скорости, дабы не пропустить ямы или обрывы, спускаемся к реке. Вот и кусты начались. За ними Мудуяха.
За кустами резкий, почти вертикальный, спуск к берегу. Решили перекусить и передохнуть перед штурмом. Затем Денис на «газушке» пробует провести рекогносцировку. Наш ТМ достаточно тяжел из–за перегруза вешками. «Зад неподъемен», — как выражается Санёк. И потому мы мирно ждем на высоком берегу. В кабине душно, спускаюсь на землю и вижу в темноте далеко–далеко слева от нас какие–то всполохи в мутном ночном небе. Неужели есть кто–то? И нас ждёт?
Однако, на «газушке» об этом не знают. Денис возвращается вдоль противоположного берега и прямо напротив нас одной гусеницей продавливает лёд. Петрович позже рассказывал: «Надо бы просто назад сдать, но Молдаван, оказывается, во время перекуса хряпнул сто грамм «для храбрости» и как вдруг заорёт громко так: «Только вперёд!». В общем, рванул водила на «газушке» вперёд, проломил лёд полностью и завалил свой вездеход набок в воду.
