Федор Шахмагонов - Из жизни полковника Дубровина
После войны я узнал из докладной записки генерала армии Г. К. Жукова в Ставку, что он точно предугадал этот маневр противника.
Внезапным удар группы армий "Центр" на юг не был, но отразить его было не так-то просто.
Удар на Киев был таранным ударом, и сдержать его силами, которыми располагал Юго-Западный фронт, было невозможно.
Но уже 28 августа головной танковый корпус под контрударами частей Красной Армии остановился и даже перешел к обороне, а через два дня еще одна дивизия попала под контрудар и, оставив на поле боя десятки пылающих танков, откатилась на исходные позиции. В то же время усилился нажим советских войск из района Трубчевска, что сдавило левый фланг группы...
Развернулись бои за Новгород-Северский, но тут же опять продвижение танковой группы было остановлено контрударами. В это же время обострилась обстановка под Ельней, и генерал выпрашивал обратно танковый корпус, который был взят у него для обороны от контрнаступления русских в районе Смоленска.
Корпус невозможно было вырвать из боя, генералу послали в помощь эсэсовский полк и мотодивизию. Мотодивизия не дошла до острия клина, ее срочно бросили под Ельню в мясорубку, которую устроила там немецким войскам Красная Армия.
Генерал не успокоился. 1 сентября он дал повторную радиограмму с требованием вернуть ему корпус и еще несколько танковых дивизий.
Я направил барону записку:
"Господин барон!
При тройном превосходстве в силах генерал не в состоянии сдвинуть свои войска с места. От прогнозов я воздерживаюсь, но полагаю, что, если Вы не хотите опоздать, настал час Вам действовать в своих интересах".
Рамфоринх вызвал меня на свидание в Рославль.
Я привез ему свежие новости с Ельнинского выступа. Потеряв до пяти дивизий и только убитыми около пятидесяти тысяч человек, немцы терпели там поражение. Рамфоринх мрачно выслушал меня и протянул мне мою последнюю записку.
— Что вы этим изволили выразить? Поподробнее!
— Ельня и есть подробность, — ответил я ему.
— Мне понятны ваши желания. В вашем положении я тоже желал бы прекращения войны. Вы не обязаны соблюдать мои интересы, от вас я ждал лишь объективных сообщений. Вы вознамерились оказать на меня давление. Для чего?
Я мог бы, конечно, заявить, что ничего, кроме объективной информации, моя записка не содержала. Но не за этим он приехал в Рославль.
— Вы сами сказали, что в моем положении вы желали бы прекращения войны. А в вашем положении?
— Сначала должны быть окуплены расходы! Вексель выдан, он должен быть оплачен. Гитлеру, если он прекратит войну, платить будет нечем!
— А если он ее проиграет?
— Быть может, и проиграет! Но не сегодня!
— Стало быть, должна платить Украина?
— Пока Украина.
— Армия, когда она начинает грабить, перестает быть армией...
— Армия уже не выполнила своего предназначения!
Я не об этом беспокоюсь... Я хочу задать вам лишь один вопрос: предположим, некоторые лица вознамерились бы прекратить войну. Мне интересен ваш ответ. На каких условиях? Мы еще наступаем и стратегическая инициатива в наших руках... Или, быть может, вы послали мне записку, снесясь со своими? Вам что-нибудь известно?
— Вы ждете контрибуции?
— Да, и значительной! Пойдут ли на это правители России?
— По-моему, не пойдут!
— Я думал, не направить ли вас с миссией получить ответ на мой вопрос... Мы обеспечили бы вам переход линии фронта...
С бароном мне не нужно было играть в прятки. Не провоцировать же ему меня!
— Сумеют ли переправить вам ответ, не знаю...
— Не отозвать ли вас в Берлин? Можно подумать, как вам выехать в нейтральную страну.
— Мой запрос отсюда пойдет быстрее и дойдет надежнее...
Барон поднялся, давая понять, что разговор окончен.
На прощание добавил:
— Кстати, о генерале! Он обратился и ко мне, надеясь на мое влияние... Здесь мы не можем распахнуть для него ворота в глубину страны, а войск для него взять неоткуда... В этой стране каждый несет свой груз тяжести и ответственности... В хоре голосов, поданных за эту войну, звучал и его голос. Ему не следует об этом забывать... А я вам разрешаю напомнить ему об этом! Подкреплений Гитлер ему не даст, он раздражен его медленным движением вперед.
Генерал между тем продолжал настоятельно требовать подкреплений. Офицер связи, прикомандированный от верховного командования к танковой группе, поддержал его просьбу на совещании в ставке группы армий "Центр". Офицер был тут же отстранен от должности.
Никто не хотел расставлять точки над "и", Рамфоринхи требовали оплаты векселей.
Между тем застопорилось продвижение в районе Коропа в междуречье Десны и Сейма. Генерал взял с собой всю оперативную группу и выехал к линии фронта.
На тактической карте мешанина. Часть войск танковой группы переправилась через Десну, часть войск Красной Армии еще держалась на правом берегу. Получился обычный для танковых маневренных действий слоеный пирог.
Генерал собрал все, что оказалось у него под рукой, и бросил в наступление на те части Красной Армии, которые вцепились в правый берег.
С наблюдательного пункта можно было разглядеть значительную часть поля боя. Наши части были стиснуты с трех сторон и прижались к берегу реки. Контратаковать они не могли, на это у них не было сил, но они и не пятились под ударами.
Наступление намечалось на утренние часы. Вечером генерал и его штаб рассматривали позиции. Поднимался туман над поймой, кое-где можно было разглядеть свежевырытую землю, царило полное безлюдье. Тишина.
Все затаилось. Все зарылось в землю.
На рассвете на русские позиции обрушился артиллерийский удар. Вслед за этим пошли волнами пикирующие бомбардировщики. Казалось, что все там превращено в дым и пепел. Земля встала дыбом от разрывов.
— От такого огня, — сказал командующий артиллерией, — даже в бетонных укрытиях солдаты сходят с ума...
Как и всегда, отрепетированным сотни раз маневром ринулись вперед танки, пока самолеты пикировали на позиции. За танками выдвинулись бронетранспортеры с автоматчиками. Когда танки достигли первых траншей, тронулись бронетранспортеры.
В бинокль было видно, как "юнксрсы" направились в глубину обороны, а по первым траншеям, утюжа их, прошлись танки и двинулись ко второму ряду траншей, преодолевая с ходу противотанковые рвы.
Позиции оставались безмолвными.
Я смотрел в бинокль, не в силах оторваться от окуляров. Сердце сжималось тоской.
Хоть какая-нибудь надежда для наших солдат! Никакой... Слишком неравны силы.
— Оказывается, надо сделать усилие, и все становится на место, — сказал генерал командиру дивизии.
Танки вгрызались все глубже и глубже. не доезжая первых траншей, остановились бронетранспортеры, из них высыпали автоматчики и в полный рост побежали за танками. Ближе, ближе. Чего им опасаться? Траншеи проутюжены танковыми гусеницами. После артиллерийского огня, после пикирующих бомбардировщиков, после танков кто же мог там уцелеть...
С наблюдательного пункта различить отдельные звуки боя было невозможно. Землю сотрясали бомбовые разрывы, били танковые пушки, слышался треск пулеметных очередей. Все слилось в сплошной гул.
Вдруг автоматчики залегли.
Генерал оглянулся на командира дивизии.
— Та же история! — ответил командир дивизии. — Они пропустили танки и отсекли пехоту...
— Поверните назад танки! — приказал генерал.
Но танки уже приблизились к лесу и начали вспыхивать один за другим, как факелы.
Они перестроились уступом и сделали еще один заход на лесок. И еще раз смешался их строй, они поползли назад, петляя и обходя невидимые с наблюдательного пункта препятствия.
А на автоматчиков поднялась в контратаку русская пехота. Удар в штыки, Но этого удара незащищенные танками автоматчики не приняли, они побежали к бронетранспортерам, а в это время начала бить редкими залпами наша артиллерия из лесочка.
Генерал ввел в бой второй эшелон танков.
И тут все смешалось,
Второй эшелон был встречен артиллерийским огнем, лишь только достиг линии, занятой автоматчиками, а из леса выскочили несколько русских танков.
— "Тридцатьчетверки"! — крикнул командир дивизии... — И мы опять не можем на них бросить авиацию — своим достанется...
— Пусть всем достанется! — приказал генерал.
Пошла команда командиру эскадрильи "юнкерсов".
Но пока эта команда дошла, немецкие танки попятились, а наши "тридцатьчетверки" уползли в лес. Удар с воздуха пришелся по немецким танкам. Атака захлебнулась.
Генерал потребовал нового артиллерийского удара.
Удар состоялся, но уже не в ту силу, с которой начинали артподготовку на рассвете.
— Атака пехоты! — приказал генерал. — Пока мы их не выбьем живой силой, танки не пускать!
