Журнал «Новый мир» - Новый Мир. № 2, 2000
Галина Васильевна вздохнула в третий раз и сказала с той самой интонацией то, что хотела, что должна была сказать:
— Володя, ты должен оформить наследство.
Стало вдруг тихо, очень тихо, — потому что в фильме пропал звук.
— Звук, сапожники! — крикнул Печенкин зычно и радостно и объяснил жене: — В этом месте всегда так.
Звук снова появился.
— Володя… — напомнила Галина Васильевна.
— Я умирать не собираюсь, — бросил в ее сторону Печенкин.
— Никто не собирается.
— Никто и не умирает.
— Все умирают.
Печенкин молчал. Галина Васильевна терпеливо ждала. Но вместо ответа он вытащил из кармана горсть семечек, стал грызть их и сплевывать шелуху на пол.
— У тебя один сын и больше уже не будет.
Это был убедительный довод.
— Москва — третий Рим и четвертому не бывать? — это был достойный ответ. Владимир Иванович самодовольно засмеялся.
— Скажи прямо, сынок, почему ты меня так ненавидишь? — Седой смотрел на Илью и ждал ответа.
— Потому что вы — предатель, — ответил Илья.
— Потише, пожалуйста, товарищи! Кино мешаете смотреть, — явно играя, оборвал их Печенкин и вперился взглядом в экран, не желая ничего другого ни видеть, ни слышать, ни знать.
Глава двадцать вторая
В ГРОБУ Я ВИДЕЛ ВАШЕГО СТАЛИНА
Придонская городская свалка, одна из самых больших на юге России, была свалкой известной, ее даже в программе «Время» показывали. Мутным сумеречным утром прибыл туда Илья со своей командой. Недовольно урча, грязно-желтая мыльница «Запорожца» первой модели ползла по бугристому, шершавому, дымящемуся пространству. За рулем сидел Ким. Он купил «Запорожец» на базаре за сто долларов, которые дал ему для этого Илья.
Илья сидел рядом и щурясь внимательно озирал жутковатые окрестности. Анджела Дэвис устроилась сзади, держа между колен ненавистное, полное корейской моркови ведро.
— Здесь, — скомандовал Илья, будто всю жизнь ездил по свалкам на «Запорожцах» первой модели и выбирал места для остановок.
Ким резко нажал на тормоз, Анджела Дэвис ткнулась вперед, еле-еле удержала ведро и в сердцах матюкнулась.
— Не ругайся, — потребовал Илья, оставаясь спокойным, выбрался из машины и расправил плечи — серьезный, значительный, даже немного важный. — Агитировать надо молодых и нищих, — поучал он товарищей, вышагивая вокруг машины и щурясь то ли от дыма, то ли для зоркости взгляда. — Старики скоро умрут, у нас нет времени с ними возиться. А богатых не надо и агитировать, их можно купить или испугать. Все богатые — жадные и трусливые, и чем богаче, тем жадней и трусливей. Они боятся обеднеть, как старики боятся смерти. Панически! Дети не боятся смерти. Бедные не боятся обеднеть. Они будут с нами в новом обществе коммунистов.
Проговорив это, Илья вскочил сначала на капот, а потом на крышу «Запорожца». Ким зажмурился, но протестовать не смел. Автомобильная жесть гнулась и погромыхивала. Анджела Дэвис стояла рядом с Кимом и с интересом смотрела на своего вождя. Илья подался вперед, выбросил вверх сжатую в кулаке руку и закричал во все горло:
— Да здравствует коммунизм!!!
Кореец и мулатка поежились и переглянулись.
Не обращая на них внимания, Илья продолжил агитацию свалки:
— Да здравствует марксизм-ленинизм, вечно живое учение трудящихся! Да здравствует товарищ Ленин — вождь всех обездоленных!
От смущения Ким втянул голову в плечи, и щелочки глаз сделались такими узкими, что сквозь них вряд ли уже что было видно. У Анджелы Дэвис глаза, наоборот, расширились и рот приоткрылся. Она глянула на корейца и, подпрыгнув, закричала:
— Да здравствует товарищ Ким Ир Сен!
— Это я? — удивленно спросил Ким.
— Ты, а кто же! — весело отозвалась она.
— Да здравствует Анджела Дэвис! — ответно закричал Ким.
Илья глянул сверху недовольно, но продолжил свою агитацию:
— Да здравствует революционная солидарность! Да здравствует отец всех народов товарищ Сталин!
И вдруг все трое услышали за своей спиной хриплый ворчливый голос:
— В гробу я видел вашего Сталина!
Агитаторы вздрогнули и, мгновенно замолкнув, оглянулись. В нескольких шагах от них стояло непотребного вида человеческое существо с опухшей побитой мордой и маленькими наглыми глазками.
Илья сделал над собой усилие и приветливо улыбнулся.
— В гробу я видел вашего Сталина, — упрямо повторил незнакомец.
Глядя на него оторопело, агитаторы не заметили, как оказались в окружении таких же крайне грязных, дурно пахнущих людей, которые своим густым запахом забивали даже общий аромат свалки. Непонятно было, откуда они появились — словно материализовались из дымящихся куч, сложились из ветоши и грязи. В сгущающейся, тревожащей душу тишине погромыхивало автомобильное железо — Илья переминался с ноги на ногу на крыше «Запорожца».
— Вы в порядке шефской помощи или как? — живо поинтересовалась огромная бомжиха в зимнем пальто с каракулевым воротником и с обернутыми в целлофан слоновьими ногами.
— А может, они менты? — высказал догадку один явно с уголовным прошлым.
— Менты такими не бывают, — не согласился его сосед и ткнул грязным пальцем в сторону Кима и Анджелы Дэвис.
— Это американцы из Армии спасения, они к нам приезжали в прошлом году, — тоном учительницы проговорила пучеглазая худая женщина.
— Американцы на «Запорожцах» не ездиют. У них «форды», — высказался дед с костылем.
— А еда, еда вон в ведре, сейчас раздавать будут.
— Это не еда, это закуска, — весело высказался бомж из второго ряда, и все засмеялись.
— В гробу я видел вашего Сталина, — упрямо повторил появившийся первым, неожиданно напомнив Илье цель его приезда на свалку.
— Товарищи! — заговорил Илья. — Мы, новые коммунисты, пришли к вам, чтобы поставить все на свои места. Что это значит? Это значит, что те, кто вас ограбил, должны оказаться здесь и в вашем положении, а вы переселитесь в их дома, набитые едой и одеждой!
Бомжи внимательно слушали.
— Это будет, я вам обещаю, но сейчас я хочу задать вам такой вопрос, — продолжал Илья, и голос его набирал силу и значительность. — Я хочу спросить вас: верите ли вы в коммунизм?..
— В гробу я видел… — забубнил первый среди равных, но не успел договорить, потому что стоявшая рядом женщина-слон ткнула его локтем. Видевший Сталина в гробу ойкнул и стал чесать бок.
— Верите ли вы в коммунизм? — очень серьезно повторил Илья свой вопрос.
Боясь ошибиться, бомжи с ответом медлили.
— Верим, — негромко и робко высказался наконец кто-то, и тогда его горячо со всех сторон поддержали:
— Верим, как не верить!
— Я, например, раньше не верил, а теперь верю!
— Верим и будем верить!
— Мы во все верим!
Другого, похоже, Илья и не ждал.
— Коммунизм — это не чья-то выдумка, не чье-то досужее желание, — продолжил он. — Коммунизм — это идея, молодая идея, ей всего каких-то сто пятьдесят лет. Говорят — идеи носятся в воздухе. Идея коммунизма витает над этим местом. Вам принадлежит будущее точно так же, как вам принадлежало прошлое. Я хочу вас спросить: кем были вы в своей прошлой жизни? — Илья указал пальцем на слоноподобную женщину: — Кем были вы?
Женщина тяжело переступила с ноги на ногу и, хмурясь, ответила:
— Продавцом я была. Завмагом в «Культтоварах».
— Вы были работником советской торговли, — прокомментировал ответ Илья и указал на другого бомжа.
— В армии прапорщиком, — ответил тот.
— Вы защищали Родину! Кем были вы?
— В школе работал.
— Вы учили детей! Кем были вы?
— На котельной…
— Вы давали людям тепло! Кем были вы?
— Шахтером.
— Вы добывали для страны уголь! Кем были вы?
— Космонавтом.
— Вы покоряли космос! — с пафосом воскликнул Илья и запнулся, почувствовав неладное. Из второго ряда смотрел вызывающе и ехидно невысокий сухощавый бомж с ежиком жестких седых волос, именно он назвал корейскую морковь закуской.
Илья растерялся.
— Алконавтом он был, а не космонавтом, алкашом был, алкашом и останется! — пришел на помощь кто-то, и бомжи засмеялись. Смеялись они хрипло, неумело, как малые и больные дети. Назвавшийся космонавтом не обиделся, продолжая смотреть на Илью насмешливо и ехидно.
Бомжи отсмеялись, но Илья все молчал.
— Ты скажи нам еще про коммунизм, сынок, скажи, — ласково подбодрил дед с костылем, но видевший в гробу Сталина вновь заявил о себе.
— Видел!!! — возмущенно завопил он. — Я тогда в армии служил в Москве, в оцеплении стоял, когда его хоронили. Гроб у него был как у всех, а сверху крышка прозрачная, как у самолета — фонарь! Фонарь был у Сталина! Плексигласовый! Вот я его там и видел! Видел! Видел! Видел! — Бомж опрокинулся на спину и стал колотить по земле руками и ногами, биться головой в отчаянии оттого, что ему никто не верит.
