Джеймс Миченер - Роман
— Вы можете отказаться. Это я соблазнил Катуортов. Сказал, что к нам редко заезжают такие гости — писатель и художник одновременно. И хорошо бы использовать это на полную катушку.
— Если вы делаете это не из-за того, чтобы мне угодить…
— Мистер Йодер! Я буду на этой встрече и надеюсь увидеть там вас. Их магазин — одно из лучших мест города.
Когда мы ехали по городу к месту нашего ночлега в «Валлайс-хаус», мы видели рекламные афиши, оповещающие, что Лукас Йодер будет присутствовать на вечеринке в «Колониал букс» в четверг вечером на неофициальной встрече с любителями его творчества.
Четырнадцать моих знаков из «Магической серии» были замечательно экспонированы, а в сопровождающем буклете были помещены фотографии знаков с подписями, объясняющими их смысл. Брошюра называлась: «Двойная сущность Йодера, автора „Грензлерского октета“ и „Магической серии“.» Презентация прошла успешно, и после легкого обеда мы отправились на прогулку по тихим улочкам Уильямсбурга, где каждый дом напоминал музей. На одной из самых живописных улиц меня ожидала новая неожиданность.
Часть этой улицы около «Колониал букс» была запружена народом. Даже Вызвали дополнительно двоих полицейских. Когда мы спросили одного из офицеров, кого и от чего охраняет полиция, он ответил:
— Книжный магазин. Они все пришли с книгами.
Когда Эмма из своего окна стала разглядывать толпу, она зашептала:
— У них у всех твои книги, дорогой… у некоторых целые сумки книг.
Планировалась беседа в библиотечной тиши, а на деле получилась какая-то демонстрация, которая штурмовала магазин. В магазине мои книги уже кончились. И один из клерков был послан в соседние, чтобы достать хоть немного экземпляров. Он уже позвонил откуда-то, чтобы сообщить, что достал около сорока книг и едет с ними обратно. Мы припарковали машину и направились к главному входу.
Я не из тех писателей, которых знают в лицо, — когда я стал протискиваться сквозь толпу, люди начали возмущаться, и один крикнул:
— Эй, пузырь, ну-ка в конец очереди!
На что Эмма не моргнув глазом ответила:
— Это тот самый пузырь, который написал книги, что вы держите.
— Это Йодер, — сказал кто-то, понизив голос. В ответ послышались восторженные возгласы и даже аплодисменты, что меня очень смутило.
В магазине мы увидели Катуортов, окруженных толпой. Их планы на тихий вечер определенно рухнули. Магазин был набит битком. Все стояли с книгами, ожидая автографа, который некому было давать. Другие пришли с пустыми руками, надеясь купить мои книги в магазине. Но все они были уже распроданы.
Когда мы увидели Катуортов, которых опознали по растерянности, написанной на их липах, Эмма, как всегда практичная, начала расчищать себе дорогу локтями в их направлении.
— Не думаете ли вы поставить где-нибудь стол, где он сможет раздавать автографы?
— Мы не ожидали ничего подобного. — И они показали нам несколько рядов стульев и стол с цветами. — Мы ожидали нескольких друзей.
Услышав это, Эмма быстро расчистила стол и дала указания мистеру Катуорту пододвинуть его туда, где посетители могут стать в очередь. Объявление о вечере собрало не пятнадцать-двадцать друзей Катуортов, а около трех сотен любителей литературы. Некоторые пришли из любопытства, другие были настоящими почитателями грензлерской серии. В конце концов, в книгах описывались места, от которых все они жили неподалеку и уж наверняка там бывали. Как и в случае с автографами в Сент-Луисе, большинство пришедших слыхали, что это, возможно, моя последняя книга, поэтому их манили две вещи: поприветствовать автора, с чьим творчеством они были знакомы, и получить автограф на одной из его книг, которая со временем может стать ценностью.
Я ставил автографы, пока моя правая рука не онемела. И, так как я всегда старался увидеть лицо человека, которому подписываю свою книгу, и обменяться с ним несколькими словами, процесс шел медленно. Это раздражало Эмму, и она шептала:
— Просто подписывай. Не устраивай интервью со всеми, кто подходит.
Я никогда не мог объяснить ни ей, ни другим, кто давал мне подобные советы, что в такие моменты я был не в Уильямсбурге или Сент-Луисе, а снова в книжном магазине Аллентауна «Хесс» в тот ужасный день, когда ни один покупатель так и не показался. Разница между тем временем и нынешним моментом в том, что более миллиона людей уже прочитали хотя бы одну из моих книг и составили себе представление об ее авторе как о человеке ответственном. Я был их должником. Если они пришли в этот теплый вечер за моим автографом, я не могу просто автоматически подписывать книги.
Бедные Катуорты уже оставили всякую надежду на литературный вечер. Все происходившее было, скорее, похоже на приступ книгомании, не имеющий ничего общего с творческим вечером. Иногда сквозь толпу удавалось увидеть кого-нибудь из местной интеллигенции. И никто уже не был удивлен, что при виде такого столпотворения приглашенные, потоптавшись немного снаружи, отправлялись восвояси.
Внезапно толпа возликовала, так как появился тот самый клерк, который отправился на поиски книг Йодера. Он сообщил, что достал шестьдесят три экземпляра, которые и были мгновенно распроданы.
На подобных встречах с читателями — а мы с Эммой устраивали их два раза в год — то, что делала Эмма, всегда вызывало у меня восхищение. Когда выстраивалась длинная очередь, она ходила вдоль нее и провожала к столу беременных женщин, женщин с детьми или инвалидов, чтобы они получали мой автограф без очереди.
Очередь всегда одобряла такие поступки, а Эмма каждый раз подчеркивала: «На этом настаивает мой муж», — хотя это была ее идея.
Через два часа очередь все еще не рассосалась, и мистер Катуорт и полицейский попросили больше к ней не присоединяться.
— Мы вынуждены это делать!
Эмма, услышав жалобы остальных, предложила:
— Дайте нам ваши адреса, и мистер Катуорт пришлет вам книги с автографами. А если у вас уже есть экземпляры, мой муж пришлет вам подписанные суперобложки.
Удивленный Катуорт согласился, и около сорока человек оставили свои адреса и, удовлетворенные, удалились.
Я подписывал еще с полчаса, затем полицейский закрыл двери, и в помещении остались только Катуорты и тот самый клерк, который раздобыл последние экземпляры.
— Мне жаль, что так получилось, — сказал я. — Я знаю, что все было запланировано по-другому.
— Я должен был это предвидеть, — вздохнул Катуорт. — Мы ведь на самом деле продаем очень много ваших книг.
— Нам редко приходится видеть, чтобы толпа была так спокойна, — заметил один из полицейских. — Особенно в университетском городке.
— Я почти не видел в очереди студентов, — добавил мистер Катуорт. — А те, кто заходили, были без книг и сожалели, что у нас они уже распроданы. Но я думаю, они просто глазели.
Когда мы с Эммой брели по одной из исторических улиц к месту нашего ночлега, я был восхищен торжественной величественностью этого города, восстановленного волею Рокфеллеров:
— Когда здесь прогуливался Джефферсон, он видел то же, что и мы. Джордж Уайт бывал здесь со своими студентами. Это свойственно республиканцам — сохранять свою историю… Мне жаль этих Катуортов. Они планировали тихий литературный вечер и были бы в сто раз счастливее, если бы к ним приехал автор, у которого в Уильямсбурге было продано всего одиннадцать экземпляров его книги. Но то, что мы сегодня видели, вызвало во мне добрые чувства. Я долго не забуду того, что многие говорили мне о моих книгах.
— Со мной они тоже заговаривали, — сообщила Эмма. — Я так рада, что даже в таком маленьком городе, как этот, где люди имеют право вообще не знать о твоем существовании, к тебе пришло так много народу.
Я был настолько утомлен выставкой и «литературным вечером», что тотчас же заснул, но внезапно проснулся в три часа утра с мыслями не о вчерашнем триумфе, а о том, как важно будет для меня, Макбейна и «Кинетик» то, как примут «Каменные стены»: «Я должен сделать все возможное, чтобы книга была безупречной».
И я поклялся сделать это. Не желая будить Эмму, я тихонько встал с кровати, взял свой дипломат и спустился в столовую. За столом вишневого дерева, за которым в свое время работал Джефферсон, я погрузился в работу, молясь, чтобы вдохновение подсказало мне что-нибудь, что сделает книгу более привлекательной для читателей. Я, конечно, не писал только для того, чтобы угодить читателям, и «Каменные стены» доказали это, но, с другой стороны, я никогда не игнорировал их вкусов. Может быть, именно поэтому вчера вечером на встречу со мной пришло столько людей.
Видимо, шорох бумаги все же разбудил Эмму, потому что около пяти утра она появилась за моей спиной, как маленькое привидение:
— О, Лукас! Я же говорила тебе тысячу раз. Не бери с собой рукопись. Это же выходные. А ты опять работаешь в Бог знает какую рань, словно начинающий юнец.
