Алессандро Барикко - Мистер Гвин
53
Она была нагой, будто бросала вызов — ее тело, такое юное, служило оружием. Она все время болтала, и хотя Джаспер Гвин даже и не думал ей отвечать и многократно бывал вынужден объяснять, что определенный уровень молчания необходим для того, чтобы портрет удался, девчонка каждый день вновь пускалась в разговоры. Не рассказывала истории и не пыталась что-то объяснить: с ее уст срывалась бесконечная литания непрекращающейся ненависти и всеобъемлющей злобы. В этом она проявляла себя блистательно: в ней не было ничего детского и ужасно много звериного. День за днем с изысканной яростью она оскорбляла своих родителей. Потом бегло прошлась по школе и друзьям, но было ясно, что она это делает торопливо, смазано, поскольку цель у нее совсем иная. Джаспер Гвин отказался от попыток заставить ее замолчать и привык воспринимать ее голос как некую особенность тела — более интимную, чем другие, и в некотором роде более опасную — что-то наподобие когтя. Он не вслушивался в то, что она говорила, но сама язвительная кантилена в конце концов обрела для него такую яркость и очарование, что смутно почудилось, будто облако звуков Дэвида Барбера становится бесполезным, если не назойливым. На двенадцатый день девчонка добралась туда, куда хотела добраться: до него самого. Стала нападать на него, словесно, и яростные вспышки чередовались с молчанием, когда она ограничивалась тем, что сверлила его взглядом, невыносимо пристальным. Джаспер Гвин был не в состоянии работать и, пока мысли роились в пустоте, понял: есть в этой агрессивности что-то до ужаса извращенное и обольстительное. Он не был уверен, что в силах защитить себя от этого. Два дня он сопротивлялся, а на третий не явился в мастерскую. Не являлся и следующие четыре дня. На пятый вернулся, почти уверенный, что не застанет ее; мысль о том, что так оно и будет, странным образом приводила его в замешательство. Но она оказалась на месте. Все время молчала. Джаспер Гвин обнаружил впервые, что она красива опасной красотой. Он снова принялся за работу, но с раздражающим смятением в мыслях.
Вечером, когда он вернулся домой, ему позвонила Ребекка. Случалась неприятность. В одном вечернем таблоиде, без изобличающих деталей, но в обычном, далеком от изысканности, тоне рассказывалась любопытная история о писателе, который выполняет портреты в мастерской за Мэрилебон-Хай-стрит. Имя умалчивалось, но называлась цена портрета (слегка преувеличенная) и приводилось множество подробностей относительно мастерской. Один лукавый абзац был посвящен наготе моделей, а в другом упоминались благовония, приглушенный свет и музыка new age. В статье утверждалось, что позировать для портрета таким образом уже вошло в моду среди некоторых слоев лондонского хорошего общества.
Джаспер Гвин всегда опасался чего-нибудь в этом роде. Но со временем они с Ребеккой поняли, что сама манера работы в мастерской заставляла людей крайне ревностно относиться к своим портретам: они невольно склонялись к тому, чтобы ничем не пятнать красоту пережитого опыта, но хранить его в потаенных глубинах памяти. Теперь они с Ребеккой вкратце обсудили проблему, но, перебрав всех, кто побывал в мастерской, так и не смогли обнаружить человека, который в самом деле взял бы на себя труд связаться с таблоидом и устроить весь этот бардак. В конце концов было неизбежно, чтобы они подумали на девчонку. Джаспер Гвин ничего не рассказывал о том, что происходит в мастерской, но Ребекка уже научилась прочитывать любую, самую малую особенность, и от нее не укрылось, что на этот раз дело движется не так, как обычно. Она попыталась расспросить, но Джаспер Гвин только заметил, что у этой девочки особый дар злобы. И не пожелал добавить что-либо еще. Они решили, что Ребекка должна внимательно следить за тем, какой отклик получит этот слух в средствах информации, а сейчас единственное, что можно предпринять, это вернуться к работе.
Джаспер Гвин на следующий день вошел в мастерскую со смутным ощущением, будто он — укротитель, входящий в клетку. Обнаружил, что девчонка сидит на полу, в том углу, где обычно таился он. Сидит и что-то пишет на кремовых листках из его блокнота.
54
В других газетах эта история не получила особого продолжения, и Ребекка стала искать Джаспера Гвина, чтобы успокоить его, но не смогла найти. Через несколько дней он объявился сам, был немногословен, сказал, что все хорошо. Ребекка достаточно знала его, чтобы не настаивать. Больше не искала его. Вырезала статьи, немногочисленные, в которых подхватывалась новость. Твердила себе, что в конечном итоге все обошлось. Работала в крохотном офисе, который Джаспер Гвин нашел для нее, в уютной скорлупке, неподалеку от ее дома. Встретилась с тремя кандидатами (все трое читали таблоид), и ни один не смог ее по-настоящему убедить. Через неделю стала ждать: вот-вот произойдет то, что происходило каждый раз, когда непостижимая воля «Катерин Медичи» решала, что время закончилось. Еще несколько дней, и Джаспер Гвин вручит ей копию портрета. Тогда она призовет клиента, тот явится, чтобы забрать портрет, оплатить счет и вернуть ключ от мастерской. Все было отработано, накатано, повторялось от раза к разу, и это нравилось ей. Только на этот раз Джаспер Гвин долго не объявлялся, зато однажды утром перед ней предстал мистер Троули. Он пришел сказать, что, по словам дочери, «Катерины Медичи» погасли, причем весьма изысканным образом, но, если начистоту, когда это случилось, Джаспер Гвин уже девять дней не показывался в мастерской. Дочь неукоснительно ходила туда каждый день, но больше не видела его. И теперь мистер Троули задается вопросом, должен ли он предпринять какие-то особые шаги или просто немного подождать. Не то чтобы он беспокоился, но решил явиться лично — удостовериться, что все идет как надо.
— Вы в самом деле уверены, что мистер Гвин не появлялся девять дней? — спросила Ребекка.
— Дочь так говорит.
Ребекка пристально, с недоверием посмотрела на него.
— Да, понимаю, — сказал он. — Но в этом случае я склонен верить ей.
Ребекка сказала, что все выяснит и свяжется с ним в ближайшее время. Она волновалась, но не подавала виду.
Прежде чем уйти, мистер Троули улучил момент и спросил, не знает ли Ребекка, как все прошло там, в мастерской. В действительности он хотел спросить, прилично ли вела себя его дочь.
— Не знаю, — сказала Ребекка. — Мистер Гвин мало рассказывает о том, что происходит внутри, это не его стиль.
— Понимаю.
— Единственное, что я уловила, это то, что ваша дочь — непростой субъект, если можно так выразиться.
— Да, непростой, — согласился мистер Троули.
Он помолчал, потом добавил:
— Она бывает то до крайности неприятной, то чрезвычайно привлекательной.
Ребекка подумала, что ей бы понравилось быть девчонкой, о которой можно такое сказать.
— Я дам вам знать, мистер Троули. Уверена, все уладится.
Мистер Троули сказал, что не сомневается в этом.
На следующий день в «Гардиан» появился обширный репортаж об этом деле с портретами. Был он более конкретным, чем статья в таблоиде, вплоть до того, что называлось имя Джаспера Гвина. Ему была посвящена и вторая статейка, где сообщались сведения о его карьере.
Ребекка бросилась искать Джаспера Гвина. Не обнаружив его дома, обошла все прачечные квартала, но и это ни к чему не привело. Он исчез.
55
За пять дней не произошло ничего. Потом Ребекка получила от Джаспера Гвина толстый конверт, содержащий портрет девчонки, изготовленный с обычным скрупулезным тщанием, и записку в несколько строк. В записке говорилось, что в течение какого-то времени для него будет невозможно появляться на людях. Он рассчитывает, что Ребекка между тем проследит за делами. Необходимо отложить работу над следующим портретом: он не уверен, что сможет приступить раньше чем через пару месяцев. Благодарил и горячо обнимал на прощание. Ни словом не упомянул о статье в «Гардиан».
Весь день Ребекка вежливо отбивалась от множества телефонных звонков, поступавших отовсюду: все хотели узнать побольше об этой истории с Джаспером Гвином. Ребекке не нравилось, что ее бросили одну в такой щекотливой ситуации, но она достаточно знала Джаспера Гвина: такова его обычная манера, безошибочно узнаваемая; бесполезно даже и пытаться что-либо изменить. Она сделала все, что должна была сделать, так хорошо, как только могла, и до наступления вечера позвонила мистеру Троули, сообщить, что портрет готов. Потом отключила телефон, взяла портрет девчонки и раскрыла его. Никогда раньше она не делала этого. Установилось правило — вручать портреты клиентам, даже не взглянув на них. Со временем, в нужный момент, можно будет их и прочесть, думала всегда Ребекка. Но в этот вечер все было по-другому. Носилось в воздухе нечто похожее на разрушение волшебства, и ей показалось разумным, если не должным, отказаться от привычных жестов. Она раскрыла портрет девчонки и начала читать.
