Владимир Шинкарев - Конец митьков
Один раз уступив незаконному требованию, поддавшись чувству жалости, вины, или просто потому, что так проще, вы даете вашему малышу впервые почувствовать реальную власть над человеком. Всякая власть развращает. <...> Он обучается новой для себя модели отношений, основанных на шантаже. Эта модель может ему понравиться, как нравится наркотик, потому что дает почти мгновенный результат, а значит — возможность быстрого и легкого самоутверждения. Постепенно навыки неигрового, открытого общения вытесняются привычкой манипулировать. Пропасть между маленьким человеком и миром растет (Ю. Иевлев).
Так что был, был веселый Митя, который ко всему миру был повернут лучшей стороной, а затем тронулся, как ледокол, в избранном, еще непонятном для окружающих направлении.
Человек не рождается манипулятором. Он учится, вырабатывает у себя способность манипулировать людьми, чтобы избежать неприятностей и добиться желаемого, причем вырабатывает он эту способность бессознательно. <...> Друзьям манипулятора требуется подчас немало времени, чтобы разобраться, что к чему... (Э. Шострем).
И пошло-поехало: «Посеешь поступок — пожнешь характер, посеешь характер — пожнешь судьбу».
С 1988 года Митя стал ударными темпами осваивать способность манипулировать людьми. Для начала он, неплохо владея техникой гипноза, сам себя загипнотизировал: группа как называется? «Митьки». А книга «Митьки» про кого? Про Дмитрия Шагина. А Дмитрий Шагин — вот он я; следовательно, и книга, и группа — это я, такой ценный.
Чтобы навсегда очистить совесть, Митя стал себя накачивать, сам себе доказывать, насколько слабо его братки понимают правильное соотношение сил Он проинформировал меня, что Флореныч — сопляк, пешком под стол ходил, когда Митя уже великим художником был, «дядей Митей» робко называл. Вырос и сразу предателем стал, рисует как курица лапой, а в Союз художников по блату пролез, чтобы не работать нигде, пока мы, честные художники, по котельным здоровье гробим.
Флоренскому Митя объяснил, что вывел Шинкарева в люди, познакомил со всеми, а без Мити Шинкарев вообще никто и звать его никак. (Митя действительно очень любит торжественно знакомить уже заведомо знакомых людей — вот именно чтобы потом счет выставлять.)
Про митьков низшего и среднего звена и говорить нечего.
В 1990 году Игорь Чурилов купил дачу. В том году мода была дачи покупать, и Митя купил, и я чуть было не купил.
Митя пришел ко мне торжественно, как к соратнику по борьбе. С серьезным разговором на уровне заседания политбюро.
— Слыхал?
— Про что?
— Уже Чурилов купил дачу за... тысяч! (Сумму не помню, но много.)
— Ну... молодец.
— Давай-ка без юмора, дело серьезное: если Чурилов купил, то, значит, мы не купили! Он, выходит, за наш счет купил!
— Ты же тоже купил дачу?
— Сравни, какую я купил дачу, и какую Чурилов!
— Ну купил, на свои же деньги купил.
— Так, минуточку, а деньги-то откуда?
— Картины продал.
— Во-о-от... Именно. Так, значит, мы не продали. Покупают-то что? «Митьков»! Вместо нас купили Чурилова.
Митя говорил долго и без шуток, даже кричал гневно, полностью разъяснив свое видение ситуации. Он имел в виду, что группа «Митьки» за свою высокую напористость заслужила от человечества большие блага, каковые уже и стали понемногу на счет группы поступать. Однако счет этот юридически не оформлен, что открывает путь анархии, произволу, всяческим беспорядкам. (Кстати, действительно, захожу в 1989 году в «Лавку художника», продавец мне с гордостью: «У нас и митьки есть!» — и показывает пошлые, унылые картины неизвестных мне людей. «Какие же это митьки?» — «Так назвались...») Вон такое крупное благо, как дача, хапнул Чурилов, митек низшего и среднего звена, значит, членам политбюро «Митьков» достанется благ гораздо меньше, чем положено. Митя же, будучи борцом за справедливое и честное распределение, размышлял, как исправить ситуацию.
А как исправить? Чего он хотел: просто накапливал праведный гнев — или ждал, чтобы ему дань платили, как побежденные победителю? А еще лучше, чтобы все блага, выделенные человечеством на группу «Митьки», поступали в одно и только одно место: самому справедливому и честному. Но до этого было еще далеко.
35. Митьки в Европе
Митя прямо излагал свое мнение о порядке распределения благ, манипуляция была мелкой: всего-то внушал мне уверенность, что мы с ним — ну, пока, ладно, и Флоренский тоже, политбюро, — и есть митьки, нам все и положено, а не всяким... тушканчикам, что даром митьковский хлеб едят.
В 80-е годы блага доставались многим митькам, даже со стороны политбюро были попытки уравнивания распределения благ. В 1989-м Тихомиров познакомился с режиссером Алексеем Учителем и надыбал поездку в Европу со съемками «Митьков в Европе». Он же, как организатор мероприятия, утвердил состав участников: Тихомиров, политбюро само собой, Оля Флоренская и Коля Полисский. Одновременно митьков, двух на выбор, пригласили в Вену: политбюро, после мучительных терзаний — первый выезд за рубеж! — отправило туда Горяева и Голубева.
Чуть позже основная группа поехала мыкаться по Европе, два месяца снимали по нашему с Тихомировым сценарию кино. Да какой там сценарий у документального фильма... Сняли что попало. Можно было лучше, меня до сих пор мучают недоделанные и неправильно снятые эпизоды. Например: Митя, не сняв тельняшки, сидит в роскошной ванной, джакузи, делает вид, что моется. Вокруг десятки бутылочек с драгоценными шампунями, он бережно наливает каплю шампуня на ладошку, осторожно намыливается... Да не так надо! Митек всю бутылку, да не одну, должен спокойно вылить на голову. Впрочем, без сценария и режиссерских указаний, когда мы забывали о съемках, — получалось лучше.
Учитель придумал для нас страшилку: задерживаемся еще на месяц! Или на два! Все орут в один голос: «Нет, не согласен! Я тогда сразу уезжаю!» Неужто так трудно было?
(Подумал я и вижу, что самое ценное за годы с митьками были эти путешествия — в Москву бесконечно, в Хабаровск, по всей России, в Европу, Америку, Израиль. Сотни поездок.
Котельная — возможность благотворного принудительного уединения, а путешествия — возможность благотворного принудительного общения.)
Трудно, да. С Митей трудно ночевать не только в одном номере гостиницы, но и на одном этаже. Иногда и на смежных этажах. Обычно люди не делают зла, когда спят, про что есть соответствующие поговорки типа «хороший, когда спит зубами к стенке», но к Мите они не относятся. Самые отчаянные поклонники Дмитрия Шагина вынуждены будут согласиться: он нехорош, когда спит, уж больно храпит. Я не вменяю это ему в вину, конечно, но в порядке дружеского шаржа упомянуть должен. Деликатно игнорировать эту тему было бы неестественно, Митин храп митьками непрестанно обсуждается, ищется способ минимизировать его вред. Этот храп неправдоподобен, кажется, что он искусно смонтирован неким демоническим композитором. То храпит по-людски: громко, равномерно, чуть подчавкивая, внезапно заглохнет полностью на полузвуке, так что от наступившей тишины звенит в ушах и страшно делается — не помер ли? Вдруг, будто банда разбойников выскакивает из засады с воплями, свистом, улюлюканьем — Митя, накопив сил, издает одновременно десятки разнородных хрипов, завываний, хлюпаний и кашляний. Умоляешь его: повернись на бок! — он, если дотолкаешься, рукой тебя царственно отведет, пробормочет: «Мне на боку не ужористо...» — и сразу, еще не заснув, начинает храпеть.
Вообще звездность гостиницы сильно снижается с вселением в нее Дмитрия Шагина. Утром в столовой лежат горами дивные для 1989 года продуктики — сыры, джемы, крошечными порциями, на один глоток, каждый аккуратно запакован. Трудно удержаться, чтобы не прихватить с собой такой продуктик. Митя остроумно называл эти маленькие шмудаки «запчастями» — не ценят нас! кормят какими-то запчастями! — и «делил по-христиански», то есть сгребал в полиэтиленовые мешки, кратко приговаривая: «Детям!» (Если уж совсем точно, он говорил «детам» — ссылаясь на картину Пиросмани «Миланер бездетный — бедная с детами».) Не оставлял ни митькам, ни членам съемочной группы, не говоря уж о прочей публике. Уже на третий день нашего пребывания в гостиницах администрация соображала, что не случайностью, а возникшей системой является полное исчезновение запчастей после визита в столовую Дмитрия Шагина, и бывала вынуждена прибегать к мелочному поштучному распределению продуктов, отчего сразу улетучивалась атмосфера западного изобилия, свободы и демократии.
Фильм «Митьки в Европе» верно отразил положение дел, показал соотношение: сколько в митьках осталось бескорыстной творческой игры и насколько они стали подобны спортивной команде, которой играть нужно, потому что платят. А что такого? Если игра не стала хуже, пусть платят, что в те вегетарианские годы чаще всего означало — пусть наливают.
