Тиркиш Джумагельдыев - Энергия страха, или Голова желтого кота
В огромном вестибюле бывшей академии дежурили три солдата. Мундиры сидят как влитые, белые ремни, зеленые береты, высокие ботинки, на рукавах шевроны «Служба охраны Президента». При виде майора вытянулись по стойке «смирно».
Абдуллу провели через вестибюль по коридору, открыли высокие двустворчатые деревянные двери. В просторной приемной никого не оказалось. Майор завел его в кабинет и ушел, ни слова не сказав, не доложив.
— Проходите, садитесь, — негромко сказал человек за письменным столом у окна, показывая на стул перед ним. И углубился в бумаги.
Абдулла сел. Человек не поднимал головы, не обращал на него внимания. Психологический прием такой, догадался Абдулла, в книгах читал.
Он вначале решил, что это тот самый, прилизанный, который молча сидел на допросе при задержании у банка, а потом приказал взять с них объяснительные и отпустить. Правда, у этого на носу очки в золотой оправе, а тот был точно без очков. Нет, конечно, другой, все люди из органов похожи друг на друга. Или страх перед ними, сидящий в Абдулле, делает их лица неразличимыми? Но этого человека Абдулла видел. И не раз. Часто замечал на собраниях, совещаниях, которые показывали по телевизору. Когда Великий Яшули произносил речи, чиновники старательно записывали его указания в свои блокноты. А этот человек ничего не записывал. Что было странно, обращало внимание. Потому и запомнился Абдулле.
Человек вытащил из папки с твердым переплетом два листа бумаги, папку отодвинул в сторону, а листки положил перед собой:
— Я главный следователь Генеральной прокуратуры Айдогдыев. Ты — Нурыев Абдулла.
Он не спрашивал, утверждал. Но Абдулла ответил:
— Да.
— Артист государственного драматического театра.
— Заслуженный артист.
— Паспорт с собой?
— При себе.
Открыв паспорт Абдуллы, смотрел долго, как пограничник. Разве что не обнюхивал, как собака-ищейка. Абдулла заметил, что веки у него красноватые.
Положив паспорт на папку, предупредил:
— На мои вопросы нужно дать краткие ответы.
— Ясно.
— Знаком ли с Гулназаром Гараевым?
Абдулла опешил. Всего ожидал, но не этого. На всякий случай переспросил:
— Гулназар Гараев?
— Бывший сотрудник комитета национальной безопасности, бывший полковник Гулназар Гараев.
«Бывший»! Когда Гулназар стал «бывшим»?
— Да, знаю. Двоюродный брат моей жены, у них матери — родные сестры.
— Двадцать шестого числа с сотового телефона Гараева был сделан звонок на ваш домашний телефон. Ты разговаривал?
— Нет, не я…
— А кто?
— Наверно, Сельби… Жена, он ей брат.
— О чем говорили?
— Она мне не сказала. Не сказала даже, что был звонок. Родственникам всегда есть о чем поговорить.
— А вот это… — Айдогдыев взял в руки верхний лист бумаги. — Ты написал в объяснительной от двадцать девятого числа, что ты возвращался от сына, который находился в госпитале.
— Да, правильно.
— Но не указал, когда и в каком состоянии твой сын попал в госпиталь.
— Не потребовали объяснений по поводу сына, а то б написал, конечно.
— О чем с сыном говорили?
— Никакого разговора и не было. Сын передал через дежурную, что выйти не может.
— Почему?
— Не знаю.
— К сыну ты потом ходил?
— Нет, мать его чуть ли не каждый день навещает. Если правду сказать, то я немного в обиде на сына…
— Какие у вас отношения с Гулназаром Гараевым?
— Можно сказать, неопределенные. Бывал у них на семейных праздниках. Если встретимся случайно на улице, говорим «привет» и расходимся. Общих интересов у нас нет. Он не ходит в театр, а я… не интересуюсь его работой.
— Кто устраивал сына в госпиталь?
— Сельби меня попросила, чтобы я не вмешивался в это дело.
— Вы говорили, что имеете обиду на сына…
— Обидой назвать трудно, похоже больше на ослиный каприз. Или у нас еще говорят: обидевшись на блоху, сжег одеяло.
— Давай лучше поговорим о блохе, которая заставила сжечь одеяло.
Слово за слово, Абдулла рассказал обо всем, что произошло возле усадьбы Реджепа Шалы.
— Сын твой в течение месяца, который он провел в госпитале…
— Сын и сейчас в госпитале, оставили его, чтобы оформительскими работами занимался, он художественное училище окончил…
— Сын твой в течение месяца, который он провел в госпитале, — повторил следователь, повысив голос, — не перестал употреблять наркотики, перешел на героин. Ты знал об этом?
— Не может быть! — крикнул Абдулла. — Жена говорила, что он идет на поправку!
Айдогдыев отодвинул в сторону бумаги и направил взор на бюст Великого Яшули.
— Был ли у тебя в жизни момент, когда ты бы засомневался в этом человеке?
— Нет! — поспешно ответил Абудлла.
— Чем глубже вера в величие нашего Сердара, тем глубже мы осознаем, насколько гнусно преступление, преступный замысел выродков, покушавшихся на его жизнь.
— Правильно!
— Прежде чем кричать «правильно!», нужно задать себе вопрос: если я верю, что величие нашего Сердара неколебимо, то что я могу сделать, чтобы защитить и укрепить эту веру? Кричать «Да здравствует Великий Яшули!» легко. А как убедить людей, что ты кричишь от души? Чтобы тебе поверили?
Айдогдыев слегка откинулся на стуле. Помолчал.
— С детства помню: когда выходил из дома старейшина нашего рода, все женщины и девушки тут же скрывались. Они делали это не из страха, а из чувства глубочайшего уважения. Они этим выражали уважение — не словами. У них в крови знание и убеждение: авторитет рода в округе зависит от того, насколько уважаем своими же людьми глава рода. Выяснить, как готовилось покушение на Великого Яшули, выявить и арестовать заговорщиков — наша задача, и мы с ней справимся. Что требуется от вас? Для того чтобы любовь и уважение, питаемое вами к Великому Яшули, не дали трещину, вы должны понимать, насколько необходима наша работа. И нам приятно будет осознавать, что мы действуем, что мы беспощадно караем врагов вашим именем, именем народа, исходя из чаяний народа. Правильно?
— Правильно.
Айдогдыев придвинул бумаги к себе, горько улыбнулся.
— Слово «правильно» ко многому обязывает, ты понимаешь это?
— Там, где следует понимать, придется понимать, товарищ Айдогдыев.
— Ты поверишь, если тебе скажут, что Гулназар Гараев приносил твоему сыну наркотики в госпиталь?
— Да вы что? — рассмеялся Абдулла.
Айдогдыев смотрел на него не мигая.
— Да что вы? — повторил Абдулла. — Вы это серьезно?
Следователь молчал.
Абдулла разволновался.
— Да это же в голове не укладывается! Хыдыр же его племянник! Не может быть!
— В нашей практике все бывает, — сказал, наконец, Айдогдыев. И снова замолчал.
— Нет, вы подумайте, — заторопился Абдулла. — Какой ему интерес? Я понимаю, таким людям, как Реджеп Шалла, это выгодно. У них это система — сажать мальчишек на иглу и делать их них рабов. А Гулназар тут при чем? Где логика? У актеров есть выражение — понять логику характера. Чтобы правдиво передать образ героя, надо понять логику его характера. Иначе — ерунда получится, никто не поверит. Сила образа в том и заключается, что он должен соответствовать логике. Но тут, извините, ничего не сходится.
— А преступление само по себе вообще не соответствует логике жизни.
— Логике жизни — может быть. А логика отдельного человека — совсем другое.
— Пока ты сжигал одеяло, разозлившись на блоху, Гулназар Гараев прибрал к рукам твоего сына. И сын твой не отрицает… — При этих словах следователь поднял второй лист бумаги и положил его обратно в папку. — Как ты думаешь, с какой целью?
— И в голову не приходит!
— Мы дадим тебе время, чтобы подумал.
— А сына я могу увидеть?
— Если будет необходимость — увидишь.
Айдогдыев оттолкнул от себя папку.
Открылась дверь. Абдулла подумал, что сына привели, оглянулся в тревоге и ожидании. У дверей стоял солдат.
— Уведите, — приказал Айдогдыев.
13. Направление в ад
Солдаты с автоматами повели Абдуллу по новой, только что построенной галерее, соединяющей бывшую медицинскую академию с соседним зданием. Во дворе он огляделся. Ашхабадцы уже привыкли, что прокуратура, МВД и КГБ захватывают близлежащие дома, создавая комплексы, превращая их в цитадель. Сейчас Абдулла с удивлением заметил, что Генеральная прокуратура, оказывается, соединена со зданием Демократической партии, возглавляемой самим Великим Яшули. Не то подразумевается, что прокуратура стоит на защите демократии, не то опирается в своей деятельности на демократию. Если бы в этот момент кто-нибудь выглянул из окон Демократической партии, он мог бы видеть, как выводят Абдуллу. А может быть, даже и узнал его. Абдуллу недавно приглашали туда, беседовали, говорили, что если такие известные народу артисты вступят в ряды, то это станет ярким подтверждением торжества демократии в Туркменистане.
