Наджва бен Ладен - Семья Усамы бен Ладена
Но мы искренне верили, что Абдул-Рахман сможет спрыгнуть с крыши на первый этаж и останется невредим. Мы же его подхватим…
Вняв нашим уговорам, Абдул-Рахман опустил птенцов на крышу и сиганул вниз. Но, передумав в последней момент, ухватился за край шахты, а ногами нащупал какой-то выступ внутри. Мы смеялись и хором кричали:
— Давай же, Абдул-Рахман! Мы тебя подхватим!
Уж не знаю, почему ни мать, ни одна из наших трех тетушек не отозвались на весь этот шум. Сегодня, оглядываясь в прошлое, могу лишь предположить: отец так приучил их сидеть взаперти, что они не обращали внимания даже на происходившее у них под носом. К счастью, наши крики встревожили одного из шоферов, и он бросился к входной двери, чтобы проверить, чем вызвано такое оживление. Он посмотрел наверх, куда устремлены были наши взгляды, и увидел свисавшего с крыши Абдул-Рахмана. Взявшись руками за голову, наш шофер шумно выдохнул и издал несколько воплей, а затем с бешеной скоростью ринулся к лестнице и помчался по ней, перепрыгивая через три ступеньки. Добравшись до крыши, он схватил Абдул-Рахмана за руки и с трудом втащил назад.
Взволнованные тем, что стали причиной такой шумихи, мы помчались вслед за шофером вверх по лестнице. Когда мы догнали его, то увидели, что бедняга заметно потрясен. Он выбранил нас — такое случалось нечасто — и сказал, что чуть не рухнул вниз вместе с Абдул-Рахманом. Если бы это случилось, оба они погибли бы, ударившись о твердый мраморный пол с высоты четырех этажей. К счастью, шофер спас всех нас от трагического исхода.
В Медине со мной произошло одно важное личное событие. Мне исполнилось семь, и я поступил в школу Обайи бен Кахаб, присоединившись к школьному марафону, начатому старшими братьями. Столько лет мечтал ходить школу вместе с ними, несмотря на их заверения, что я счастливчик, поскольку могу сидеть дома! Я им не верил. Думал, что они очень весело проводят там время, но из вредности не хотят пускать меня в свою компанию.
Слишком поздно я осознал, что братья не пытались меня обмануть. Школа была источником постоянных мучений, потому что наша фамилия вызывала чудовищную враждебность со стороны учителей. Я был потрясен, узнав, что меня ненавидят просто за то, что я один из бен Ладенов. Было известно, что бен Ладен — одно из самых зажиточных и влиятельных семейств в королевстве. Редко саудовцу из среднего или низшего сословия выпадал шанс познакомиться с членом сказочно богатой семьи моего дедушки. Вероятно, учителей злило, что бен Ладены так влиятельны и богаты. В чем бы ни крылась причина, они использовали любую возможность, чтобы выместить на нас свою зависть и злобу. Несмотря на наши отчаянные попытки угодить учителям, ничто не могло смягчить их гнев. Помню, как один из учителей заявил при всем классе, что деньги и высокое положение моего семейства никак не повлияют на его отношение ко мне. Он был хуже всех и мучил меня сильнее других.
А самое обидное — некоторые ученики подражали его действиям. Была в школе одна шайка мальчишек, которые даже грозились изнасиловать меня и моих братьев! Временами нам приходилось драться, чтобы защитить себя, а если кто-то из нас оказывался в одиночестве против множества соперников, то бежал прочь как ветер.
Учителя в Саудовской Аравии имеют законное право бить учеников палкой, и некоторые из них использовали свое право. Наши оценки часто занижались, порою нам ставили неудовлетворительно, даже если работы были хорошие. Временами побои и издевки становились настолько невыносимыми, что мы умоляли отца отдать нас в другую школу, где наше имя не вызывало бы такой ярой ненависти.
Мы с братьями задавались вопросом, почему сыновья Усамы бен Ладена должны ходить в государственную школу, хотя наш отец, дяди и сыновья дядей ходили в самые лучшие частные школы. Наших кузенов готовили к жизни полной привилегий, а нас посылали в дрянные школы, ставившие под угрозу наше будущее. И в самом деле, наше будущее во многом определили эти низкопробные школы. Дело было не только в жестоких учителях, но и в ненадлежащем качестве образования.
Если бы отец обратился с серьезной жалобой к руководству школы, учителям пришлось бы изменить свое поведение. Но он относился с непонятным равнодушием к нашей проблеме и только читал нам лекции, основанные на его стойких убеждениях:
— Жизнь — это тяжкое бремя. Она и должна быть трудной. Вы станете сильнее, если с вами будут сурово обращаться. Вырастете жизнеспособными и сможете переносить любые невзгоды.
И поскольку за нас было некому заступиться, наши учителя становились все бесцеремоннее.
Учитывая столь неудачный опыт в первой школе, я был на седьмом небе от счастья, узнав в 1988-м, что мы возвращаемся в Джидду — прошел год после нашего переезда в Медину. Всё, о чем я думал тогда: мне больше не придется ходить в школу Обайи бен Кахаб! Братья пытались предупредить меня, что учиться в Джидде будет ничем не лучше, но я не обращал внимания на их слова, будучи уверенным: хуже школы, чем в Медине, просто не существует.
Каждый день, остававшийся до отъезда, был для меня пыткой, но наконец мы упаковали наши пожитки и погрузили их в большие машины, чтобы отправиться назад в Джидду. Я улыбался так широко, когда вновь увидел любимый город, что один из младших братьев предупредил меня, чтобы я не обнажал слишком много зубов. Брат даже начал их пересчитывать, и тогда я перестал улыбаться. Но все равно был счастлив — прохладный морской ветер Джидды действовал на меня как целительный бальзам.
Однако вскоре я узнал, что братья не солгали про школу Джидды. И впал в такое отчаяние, что решил рассказать матери про все притеснения. Она пришла в ужас, но, видимо, побоялась говорить об этом с отцом, который твердо полагал: только он вправе принимать решения в отношении своих сыновей.
Просто чудо, что никого из нас не забили до смерти. Не знаю, как у братьев — эта тема настолько болезненна для нас, что мы никогда ее не затрагиваем, — но у меня на теле и в душе по сей день не заживают шрамы, оставленные зверски жестокими учителями.
За все годы учебы я могу припомнить единственный радостный момент. Как-то раз я нарисовал картину, и ее выбрали для школьной выставки. Никогда раньше мои работы не получали одобрительных оценок. Мать тоже была довольна, уверенная в том, что я унаследовал художественный талант от нее. Думаю, она права.
В то время как школа оставалась постоянным и привычным источником горестей и унижений, кое-что в нашей жизни все же менялось.
Сколько я себя помню, отец постоянно летал в Пакистан и Афганистан ради целей джихада. Джихад — религиозная обязанность каждого мусульманина, борьба во имя Господа. Джихад может быть насильственный и ненасильственный. Ненасильственный джихад — это внутренняя, духовная борьба, борьба с низменными инстинктами ради праведной жизни. Для отца же идея джихада прежде всего означала насилие, вооруженную борьбу против советских войск, притесняющих мусульманскую страну.
Когда мусульманина призывают взять в руки оружие для борьбы с врагами ислама, он становится моджахедом. Самыми известными моджахедами были солдаты, сражавшиеся в Афганистане, включая отца и его арабских бойцов. Движение по борьбе с русскими захватчиками в Афганистане приобрело такую популярность, что Соединенные Штаты в период президентства Джимми Картера, а потом и Рональда Рейгана помогали финансировать деятельность моджахедов, а президент Рейган даже публично одобрил их действия, назвав моджахедов борцами за свободу.
В те дни мой отец был героем и в глазах Запада.
И вдруг все с волнением заговорили о том, что казалось невероятным: советская армия уходит из Афганистана, побежденная кучкой арабов, во главе которых был мой собственный отец!
Помню, я размышлял о том, что теперь будет делать отец, когда у него стало столько свободного времени, ведь все эти годы его жизнь была целиком посвящена войне, шедшей в тех далеких краях. К моему удивлению, у отца появилось еще больше дел: теперь он был героем войны в глазах всех саудовцев, а на героев всегда большой спрос. Саудовское правительство, а также отдельные граждане страны пожертвовали огромные деньги борцам в Афганистане. Более того, многие саудовские мужчины, отцы и сыновья, добровольно сражались с русскими в Афганистане, и многие получили серьезные увечья и даже погибли на поле боя. После стольких жертв саудовские граждане чувствовали, что их доля в этой победе весьма велика.
Вся страна праздновала торжество ислама. Как человек, олицетворяющий героизм, проявленный в войне, отец пользовался большим почетом многих соотечественников и мусульман других стран. Многие хотели встретиться с ним, услышать рассказ о сражениях из первых уст. И хотя отец не искал подобного внимания, он соглашался выступать перед людьми в мечетях и на частных мероприятиях.
