Пол Боулз - Под покровом небес
«Если бы только я могла выйти отсюда, — подумала Кит, — до того, как Порт с ним договорится!» Но ее чувство вины выразилось в верности; она не могла выйти на улицу, потому что там находился Таннер и это выглядело бы так, будто она принимает его сторону. Внезапно ей тоже захотелось, чтобы Таннера с ними не было. Она бы почувствовала себя менее стесненной в проявлении своих предпочтений. Порт поднялся с человеком наверх, как она и опасалась, а немного погодя спустился и объявил, что на самом деле комнаты вовсе не так уж и плохи.
Они разместились в трех вонючих комнатках, окна которых выходили на маленький двор с ярко-синими стеками. В центре двора стояло засохшее фиговое дерево, с веток которого свисали мотки колючей проволоки. Выглянув в окно, Кит увидела тощую кошку с малюсенькой головой и огромными глазищами, крадущуюся через двор. Кит села на громоздкую латунную кровать, служившую, если не считать шкуры шакала, расстеленной возле нее на полу, единственной мебелью в комнате. Вряд ли она могла винить Таннера в том, что сперва он отказался даже взглянуть на комнаты. Но, как сказал Порт, рано или поздно ко всему привыкаешь, и хотя в настоящий момент Таннер склонен был воротить нос, уже к вечеру он, скорее всего, примирится со всей гаммой немыслимых запахов.
Обедать они сели в голом, похожем на колодец помещении без окон, где возникало желание перейти на шепот, поскольку каждое произнесенное слово сопровождалось искажающим его эхом. Единственным источником света служил дверной проем в главное патио. Порт щелкнул выключателем электрической лампы над головой: тщетно. Босоногая служанка хихикнула.
— Света нет, — сказала она, ставя на стол их суп.
— Хорошо, — сказал Таннер, — мы поедим в патио.
Служанка опрометью выбежала из комнаты и вернулась с Мохаммедом, который нахмурил брови, но все же взялся помочь им перенести стол и стулья под своды аркады.
— Благодарение небесам, что они арабы, а не французы, — сказала Кит. — Иначе было бы против правил есть на воздухе.
— Будь они французами, мы смогли бы поесть внутри, — сказал Таннер.
Они закурили в надежде хотя бы отчасти перебить зловоние, периодически долетавшее до них из бассейна. Детей забрали; теперь их вопли доносились из внутренней комнаты.
Таннер перестал есть и уставился в тарелку. Затем оттолкнул свой стул и швырнул салфетку на стол.
— Господь всеблагой, может, это и единственная гостиница в городе, но я могу найти что-нибудь поприличнее на базаре. Полюбуйтесь на этот суп! В нем полно дохлятины.
Порт исследовал свою миску:
— Это долгоносики. Должно быть, они были в лапше.
— Но теперь-то они в супе. Он кишит ими. Вы можете питаться падалью в этом Тауэре, если вам так нравится. Что до меня, то я иду искать какой-нибудь местный ресторан.
— До скорого, — бросил Порт. Таннер ушел.
Через час он вернулся, куда менее воинственно настроенный и заметно упавший духом. Порт и Кит по-прежнему сидели в патио, склонившись над своим кофе и отгоняя мух.
— Ну как? Нашел что-нибудь? — спросили они.
— Еду? Чертовски хорошую. — Он сел. — Но я не смог добыть никакой информации о том, как убраться из этого места.
Порт, чье мнение о французском своего приятеля никогда не было высоким, хмыкнул. Несколько минут спустя он поднялся и отправился в город сам собирать те крупицы сведений, которые мог, относительно расписания транспорта в этих краях. Несмотря на утомительную жару и полупустой желудок, он насвистывал, шагая под безлюдными аркадами: мысль об избавлении от Таннера окрыляла его. Он уже меньше замечал мух.
Под вечер к дверям гостиницы подъехал внушительных размеров автомобиль. Это был «мерседес» Лайлов.
— Большего идиотизма нельзя себе и вообразить! Рыскать в поисках какой-то заброшенной деревеньки, о которой никто и слыхом не слыхивал! — причитала миссис Лайл. — Из-за тебя мы чуть не опоздали к чаю. Вот уж ты бы повеселился. А теперь прогони этих голодранцев и иди сюда. Mosh! Mosh! — завопила она, набросившись внезапно на группку местных подростков, обступивших машину. — Mosh! Imshi![38] — Она угрожающе замахнулась сумочкой; дети озадаченно расступились перед ней.
— Требуется знать нужное слово, чтобы их разогнать, — сказал Эрик, выпрыгивая из машины и хлопая дверцей. — Бесполезно говорить, что ты позовешь полицию. Они не знают, что это такое.
— Не мели чушь! Какая еще полиция! Никогда не угрожай туземцам местным начальством. Помни, что мы здесь не признаем французское владычество.
— Ох, это же в Рифе, мама, а здесь испанское владычество.
— Эрик! Ты уймешься когда-нибудь? Думаешь, я не помню, что сказала мне мадам Готье? К чему ты клонишь! — Она остановилась, увидев столик под сводчатой галереей, все еще заставленный грязной посудой и стаканами Порта и Кит. — Надо же! Кто-то еще приехал, — сказала она тоном, выдававшим крайнее любопытство. Она осуждающе повернулась к Эрику: — И они ели на воздухе! Я же говорила тебе, что мы могли поесть на воздухе, если бы ты проявил хоть капельку настойчивости. Чай у тебя в номере. Ты принесешь его? Я должна присматривать за этим гнусным огнем на кухне. Да, достань еще сахар и открой новую коробку печенья.
Эрик возвращался с банкой чая, когда с улицы в патио вошел Порт.
— Мистер Морсби! — вскричал он. — Какой приятный сюрприз!
Порт постарался не вытянуться в лице.
— Привет, — сказал он. — Какими судьбами? По-моему, я узнал вашу машину у входа.
— Одну секунду. Я должен отдать маме чай. Она ждет его на кухне. — Он кинулся через боковую дверь, наступив на одну из неприличных собак, в изнеможении разлегшуюся в темноте прямо за порогом. Та заскулила. Порт поспешил наверх к Кит и сообщил ей последнюю плохую новость. Минуту спустя Эрик уже барабанил в дверь:
— Я говорю, не выпьете ли вы с нами чаю через десять минут в одиннадцатом номере? Рад снова видеть вас, миссис Морсби.
Одиннадцатый номер занимала миссис Лайл; он был длиннее, но такой же голый, как и все остальные, и располагался прямо над входом. По ходу чаепития она поминутно вскакивала с кровати, на которой все сидели за неимением стульев, подходила к окну и кричала на улицу: «Mosh! Mosh!»
Наступил момент, когда Порт больше уже не мог сдерживать своего любопытства.
— Что это за странное слово, которое вы выкрикиваете, миссис Лайл?
— Я отгоняю этих маленьких вороватых негров от моей машины.
— Но что вы им говорите? Это арабское слово?
— Французское, — сказала она, — и оно означает «убирайтесь».
— Вот как. А они его понимают?
— Поймут, никуда не денутся. Еще чаю, миссис Морсби?
Таннер уклонился от чаепития, будучи достаточно наслышан о Лайлах от Кит. Если верить миссис Лайл, Айн-Крорфа была очаровательным городком, в особенности — рынок верблюдов, где имелся верблюжонок, которого они непременно должны сфотографировать. Она сделала несколько его снимков сегодня утром.
— Он такой милашка, — сказала она.
Эрик сидел, пожирая Порта глазами. «Он опять хочет денег», — подумал Порт. Кит тоже обратила внимание на его необычное выражение, но истолковала его по-своему.
Когда чай был выпит и они собрались уходить, поскольку очевидным образом исчерпали все возможные темы для разговора, Эрик повернулся к Порту:
— Если не увидимся за ужином, я нагряну к вам попозже вечерком. Во сколько вы ложитесь спать?
Порт неопределенно пожал плечами:
— Когда как. Сегодня, вероятно, мы вернемся поздно, пойдем осматривать город.
— Отличненько, — сказал Эрик, ласково потрепав его по плечу, когда закрывал дверь.
Когда они вернулись в комнату Кит, она встала у окна, устремив взгляд на скелетообразное фиговое дерево во дворе.
— Лучше бы мы поехали в Италию, — сказала она. Порт вскинулся:
— Почему ты так говоришь? Это из-за них, из-за гостиницы?
— Из-за всего. — Она повернулась к нему, улыбаясь. — Но это пустое. Сейчас самое время пройтись. Пойдем.
Одурманенная солнцем Айн-Крорфа постепенно пробуждалась от своего дневного оцепенения. За фортом, который стоял рядом с мечетью на возвышавшемся прямо посреди городка каменистом холме, улицы утратили европейский облик; здесь повсюду проступали черты первоначальной беспорядочной планировки туземного квартала. Под навесами лотков, где чадящие лампы уже начинали гаснуть и мигать, в открытых кафе, где в воздухе висел дым гашиша, даже в пыли укромных, огороженных пальмами переулков — везде на корточках сидели мужчины; они раздували маленькие костры, кипятили воду в медной посуде, заваривали и пили чай.
— Время вечернего чая! Просто вылитые англичане, переодетые для маскарада, — сказала Кит. Они шли очень медленно, рука в руке, в полном согласии с мягкими сумерками. Такие вечера навевают скорее томление, чем ощущение тайны.
