Александр Шелудяков - ЮГАНА
А когда, что бывало редко, случалась в Кайтёсе, кровавая стычка, распря или месть, то жрец становился главным судьей. И опять же суд вершился в кузнице. Обычно семья, в которой был убит муж или сын, требовала из рода убийцы молочного сына. Для этого было достаточно обоюдного согласия. Юноша, которому предстояло влиться в состав новой семьи, должен поцеловать обнаженную грудь своей новой матери, а потом над мечом, лежащим на наковальне, обязан дать присягу старейшинам общины, судьям.
Так что кузница в Кайтёсе считается священным местом, где присягают на верность, приносят жертвы языческим богам. А в праздничный Новый год обязательно в кузнице бывает обряд жертвоприношения Перуну и Дажбогу. Жертвуют сельчане в таких случаях любимым богам главным образом петуха. Медовым пивом «поят» огонь в горне, угощают вином, мясным пирогом. И, как правило, всегда на наковальне должны гореть свечи из чистейшего пчелиного воска. После здравицы, наговоров языческих в пламя горна кладут сосновые или кедровые лучинки, чтобы обуглились концы. Этими писалами, обугленными концами, рисуют на дверях изб, оконных ставнях языческие кресты – охранные знаки, тамги.
Из кузницы доносится стук и звон кузнечного инструмента. Вышел юный молотобоец из кузницы. Посмотрел он в сторону Юганы, вытер пот со лба, размазал по лицу сажную копоть с рук.
– Югана, женщина племени Кедра, приглашай молодых на закалку мечей-всерубов булатных! – попросил веселым звонким голосом паренек. И нырнул обратно в раскрытую дверь кузницы.
Подошла Югана к Троян-колоколу. Подал ей Саша Гулов конец ременного «хвоста» от языков трех колоколов разнонапевных.
Пропела тройня колоколов вразнобой. Посмотрела Югана на собравшийся народ. И почудилось ей, что это не люди вокруг, а живые цветы на поляне собрались на праздник и у этих цветов-людей лица радостью дышат. Кругом Юганы говор мирный, счастливый.
Процокали коваными копытами два гнедых коня по площадке, мощенной лиственничным торцом, обрезанными кругляками. И вот подъехал к дверям кузницы вождь племени Кедра. Спешился, помог невесте высвободить сапожок из стремени, принял на руки и поставил рядом с собой. Одет Андрей Шаманов в костюм эвенкийского вождя: коричневой замши куртка, такой же замши брюки, на голове убор из орлиных перьев – корона вождя. На боку у Андрея – колчан, расписанный орнаментом, в нем стрелы боевые; на широком ремне – промысловый нож в берестяных ножнах; легкий лук – в чехле из барсучьей шкуры.
Снял Андрей Шаманов с поясного ремня чехол с луком, подал Югане. А потом посмотрел на Богдану и сказал:
– Ленивая у меня невеста. Дряхлая старуха. Как только я с такой женой буду жить после свадьбы… Раскосмачена она вся, в лохмотья одета. – Говорил все это Андрей, а сам улыбался. По обычаю, перед закалкой мечей-всерубов, положено жениху хаять свою невесту. И кто-то из женщин обязан перечить жениху, хвалить невесту.
– Хо, великий вождь юганской земли, паргу-мухомор не ел и не пил отвар из него, пошто криво видит невесту Богиню? – Югана говорила по-русски и неторопливо, старалась подбирать слова, воспевающие красоту русской девушки. – Коса на голове Богини ниже пояса свисает, как у небесной дочери Южного Ветра. А голубые глаза Богини ярче голубики таежной, глубже всех озер глубоких. Хо, а посмотри, вождь племени Кедра, на ресницы, брови – они искрятся ярче черного хвоста соболиного…
– У невесты ноги кривые, руки что крюки, и собой она горбата, – все так же улыбаясь и смотря на Богдану, расхаивал девушку Андрей, и в голосе его чувствовалась еле уловимая, затаенная грусть.
– Хо, пошто вождь племени Кедра не может отличить молодую ланку от старой оленихи, с потертой спиной от седла и вьюков? – Югана подошла к Богдане, расстегнула у нее на груди длинную, ярко-алую накидку. Спала к ногам накидка. И вдруг стало тихо, умолкли женские перешептывания, мужские реплики.
Богдана смущенно посмотрела на Югану. Девушка была без плаща-накидки, стояла почти обнаженная, низ живота охвачен поясом стыдливости, который расшит золотыми узорами. Грудь Богданы укрыта двумя небольшими панцирями-щитами, плетенными из серебряных нитей и льна.
– Тело русской девушки Богини белее снега белого; шея чуткая, высокая, красивее лебединой. А руки у Богини нежнее и теплее солнечных лучей. – Расхваливала Югана невесту и не спускала глаз с лица Богданы; радовалась эвенкийка за счастье и любовь, которые выпали наконец-то на долю Андрея Шаманова. – Хо, а про ноги пошто Шаман криво сказал? Ноги у Богини резвее ветра крылатого. И спина у нее гордая! Никогда и ни на какой тропе спина Богини не сгорбится…
Наклонился Андрей, поднял накидку, а потом нежно и заботливо накрыл невесту.
– Тра-та-та, тук-тук, – выговаривал молоток-рушник по «холостой» наковальне, приглашая жениха и невесту в кузницу.
Перун Владимирович высыпал на берестяное блюдо горох. Этот горох мок два дня и прел в водке, потом он проветривался на вольном воздухе. Теперь же предстояло накормить этим хмельным горохом яркоперого петуха.
Петух, голодавший весь прошлый день, начал с жадностью клевать горох. Через двадцать минут жертвенная птица запьянеет. После закалки мечей будет отрублена голова жертвенному петуху мужским мечом, рукой Андрея Шаманова. Такой обычай.
Чуть в стороне от наковальни, у горна, стоят Перун Владимирович с Юганой. У наковальни – Андрей с Богданой. Юный молотобоец качает не спеша кузнечные кожаные мехи, держа в руке рычаг из березовой жердинки.
– Вождь племени Кедра, – обратился Громол Михайлович к Андрею, – вот намолитвенные угли в берестяном коробе-кузовке лежат. Бери и сыпь их в горн, пусть Богдана помогает кидать в огонь угольки…
Два раскаленных меча, в закалочных ножнах-оправах, опустились в корытце с жидкостью – ши-вжик, и умолкла огненная сталь. Потом еще закал, в другом корытце, затем в третьем. И наконец отжиг, отпуск – снята излишняя напряженность, ломкость меча. И вот они, два красавца, уже дышат, пружинятся в руках кузнеца. Теперь дело за рукоятками. Но их недолго навинтить.
Новорожденные мечи вложены в ножны-чехлы. Но они еще в руках Громола Михайловича.
– Прими, Югана, мудрая женщина племени Кедра, меч невесты, – сказал кузнец и протянул памятное оружие, положил меч на вытянутые ладони эвенкийки.
Хочется Югане сказать что-то задушевное, доброе и благодарное, но не знает она русско-перунских «помолвочных» обычаев до тонкости, что и как положено говорить в таких случаях.
– Хо, шибко давно еще ковали для эвенков из болотного железа пальмы, ножи, топоры, наконечники стрел, ковали твои предки и ты сам, большой кузнец, князь Михайлович! Не шибко часто, но было так, что мужчины племени Кедра брали в жены русских девушек из племени Перуна. Пусть Богиня берет женский меч, кованный в священной русской кузнице не на войну, а на мир и дружбу. Пусть ее будущие дети будут всегда такими же крепкими, как юганская сталь в этом большом ноже.
Сказав это, Югана вынула меч из ножен, потом, помедлив, вложила обратно и пристегнула его на широкий ремень к поясу Богданы.
Так же был вручен меч Андрею из рук Перуна Владимировича. Остается невесте получить оборонительные знаки, и может она тогда идти с женихом к людям, что ждут их за дверями кузницы.
Прощай, древняя русская кузница Перыни. Прощайте, добрые и славные языческие обычаи седой старины. Сегодня в Кайтёсе льется песней радость. Удалой душе всегда есть раздолье в пляске, танце. Пейте медовое пиво из нектара цветов таежных. Пусть Богдана ласкает взглядом Андрея; пусть вождь племени Кедра любуется невестой – не более…
Помолвка состоялась. Ну а свадьба языческая и право первой ночи, опять же по обычаю древнему, могут быть только в покров, осенью. А до покрова есть время подумать, поразмышлять помолвленным – Богдане и Андрею. Случается иногда в Кайтёсе, что в покров приходится объявлять вместо свадьбы о размолвке молодых. Обычай древний – мудрый, он дает время молодым на размышление, чтобы избежать скороспешных браков и разводов.
Глава шестая
В кабинете следователя Григория Тарханова сидел у письменного стола Иткар Князев. В руках держал золотую вазу, рассматривал.
– Вот этому, Гриша, каменному наконечнику поющей стрелы нет цены! Он для меня дороже всех золотых чаш, наполненных алмазами, – сказал Иткар, когда после осмотра золотой вазы взял в руки наконечник поющей стрелы.
– Шутишь, Иткар?
– Наконечник поющей стрелы, Гриша, крепился к древку «нефтяным клеем», окислившейся, затвердевшей нефтью. Около пяти тысяч лет назад люди вас-юганской земли использовали нефть в своих хозяйственных нуждах. Где они брали эту нефть?
– Откуда у тебя, Иткар, такая осведомленность об археологических древностях? – спросил Григорий и протянул ему наконечник копья, изготовленный из бивня мамонта, на котором было вырезано какое-то изображение. – Это мне привез с буровой дизелист, нашел в балке, где жила последние дни повариха, бесследно пропавшая в тайге.
