Ирвин Шоу - Богач, бедняк
— Видите этого парня? Если бы только он не был мне другом, я бы законопатил его в палубу, а он мой друг! — И сразу же нежно обнимал Тома своей татуированной рукой.
Их дружба была крепко сцементирована однажды вечером в Ницце. Дуайер с Томасом случайно забрели в один бар. Там они увидели Кимболла. Перед ним у стойки образовалось небольшое пространство, и Кимболл, как всегда, громко «выступал» перед группой посетителей, в которой они заметили несколько французских матросов и трех-четырех молодых людей, крикливо одетых и с угрожающими физиономиями. Томас сразу распознавал таких и старался держаться от них подальше. Это в основном были мелкие хулиганы, рэкетиры, выполняющие по всему побережью различные мелкие поручения своих главарей банд со штаб-квартирами в Марселе. Инстинктивно он чувствовал, что все они вооружены, если у них и нет пистолетов, то ножи есть уж наверняка.
Пинки говорил на таком языке, который Том не мог понять, но по его агрессивному тону и мрачному выражению на физиономиях постоянных клиентов этого бара он мог легко догадаться, что Кимболл поливает их всех отборными оскорблениями.
Кимболл, когда напивался, оскорблял французов. Если напивался в Италии, то оскорблял итальянцев. Если дело происходило в Испании, то оскорблял испанцев. К тому же при этом он забывал подчас про тот очевидный факт, что он один и что явный перевес на стороне его противников, часто в соотношении один к пяти. Но это его отнюдь не сдерживало, только подзадоривало к еще более скандальным приступам насквозь пропитанного презрением красноречия.
— Его сегодня прикончат, прямо здесь, в баре, — прошептал ему Дуайер, понимая большую часть тех выражений, которые употреблял вошедший в раж Кимболл. — И нас заодно, если выяснится, что мы — его приятели.
Томас, крепко сжав руку Дуайера, потащил его за собой к Кимболлу, поближе к стойке.
— Привет, Пинки, — весело сказал он.
Пинки резко повернулся, готовый к схватке с новыми врагами.
— Ах, это вы, — с облегчением произнес он. — Как я рад, что вы здесь. А я тут высказываю кое-какие истины этим сутенерам для их же блага.
— Кончай базарить, Пинки, — строго сказал Томас. Потом бросил Дуайеру: — Я сейчас скажу пару слов этим джентльменам. Переведи им. Но ясно и понятно, только максимально вежливо. — Он сердечно улыбнулся посетителям в баре, которые начинали выстраиваться зловещим полукругом вокруг них. — Как видите, джентльмены, этот англичанин — мой друг. — Он подождал, покуда Дуайер нервно переведет его обращение. Но на их недоброжелательных физиономиях не произошло никакой перемены — все то же мрачное выражение. — К тому же он пьян, — продолжал Томас. — Вполне естественно, никому не понравится, если его друга обидят, пьяного или трезвого. Я сейчас попытаюсь его урезонить, попросить, чтобы он больше не произносил перед вами оскорбительных речей, но сегодня, даже если он что-то скажет, я предупреждаю, никакой расправы не будет… Считайте, что сегодня я вроде полицейского в этом баре и я несу ответственность за поддержание здесь мирной обстановки. Пожалуйста, переведи все это поточнее, — сказал он Дуайеру.
Тот, заикаясь, переводил, а Пинки, поняв в чем дело, с отвращением громко произнес:
— Дерьмо, ребята, я вижу, вы опускаете флаг!
— А сейчас, — продолжал Томас, — я вас всех угощаю. Бармен! — Он улыбался, но чувствовал, как у него напряглись все мышцы, как сжались кулаки, и он был готов в любую секунду броситься на самого крупного из них — корсиканца с тяжелой челюстью, в черной кожаной куртке.
Французы неуверенно переглядывались. Они, конечно, пришли в бар не для драки, и, поворчав немного, все же стали по одному подходить к стойке за выпивкой, которую им поставил щедрый Томас.
— Тоже мне боксер, — презрительно фыркнул Пинки. — У вас, у янки, каждый божий день — это день перемирия.
Но все же он не стал упираться и минут через десять дал увести себя из бара. На следующий день он пришел на «Клотильду» с бутылкой анисового ликера и, протягивая Томасу бутылку, сказал:
— Спасибо тебе, Томми. Они наверняка бы проломили мне голову, если бы только не вы. Просто не знаю, что со мной происходит, стоит пропустить лишь несколько стаканчиков. И самое главное, я никогда не побеждаю в драках, весь покрыт шрамами от головы до пят — вот расплата за кураж. — Он добродушно засмеялся.
— Если тебе охота драться, — сказал Томас, вспоминая те дни, когда он сам ввязывался в драки просто так, неважно с кем, неважно по каким причинам, — то дерись только трезвым. Старайся разбираться со всеми по одному. И не заставляй меня заступаться за тебя. Я давно уже с этим покончил.
— А что бы ты сделал, Томми, — спросил Пинки, — если бы они набросились на меня?
— Ну, устроил бы для них небольшое развлечение с мордобоем, — ответил Томас, — чтобы дать достаточно времени Дуайеру улизнуть из бара, и потом сам бросился бы прочь, чтобы спасти свою шкуру.
— Развлечение, — повторил Пинки. — Я бы не пожалел пары шиллингов, чтобы посмотреть на это!
Томас никак не мог понять, что случилось в жизни Кимболла, что толкало его, превращая из милого, дружелюбного, пусть не очень далекого парня в драчливого, невменяемого зверя, стоило ему опрокинуть лишь несколько стаканчиков. Может быть, когда-нибудь Пинки сам ему это расскажет.
Пинки зашел в рубку, бросил взгляд на приборы, настороженно прислушался к ровному гудению дизелей.
— Все, можешь начинать летний сезон, парень, — ободряюще сказал он. — На собственной яхте. Как я тебе завидую!
— Нет, мы пока не готовы, — возразил Томас. — Команда не укомплектована до конца. Не хватает одного человека.
— Как? — удивился Пинки. — А где же тот испанец, которого ты нанял на прошлой неделе?
Испанца ему порекомендовали как хорошего кока и стюарда, и к тому же он не просил больших денег. Но однажды вечером, когда он уходил в увольнительную на берег, Томас заметил, как тот сунул в ботинок у щиколотки нож. Из-под штанины он был, конечно, не виден.
«Зачем тебе это?» — спросил его Томас. «Чтобы меня уважали», — ответил испанец.
На следующий день Томас уволил его. Ему не нужен на борту человек, который прибегает к ножу, чтобы заставить себя уважать. Теперь у него был недобор рабочей силы.
— Я его списал на берег, — объяснил Томас Пинки, в это время они входили в Лагарутский залив, и объяснил почему. — Мне нужен сейчас кок и стюард. Правда, дело может потерпеть недели две. Моим первым клиентам яхта нужна будет только днем, и еду они будут приносить с собой. Но на лето мне нужен человек.
