Ирвин Шоу - Богач, бедняк
— Конечно, всеобщий любимчик, какие разговоры, — кивнул Джонни.
— Из бедной семьи, окончил колледж в этом же городе, красивый, образованный, в нем силен общественный дух.
— Мне всегда казалось, что во мне силен личный дух, — резко возразил Рудольф, чтобы прекратить эти славословия.
— О'кей, можешь порисоваться. Но ты только посмотри, в работе скольких комитетов ты принимаешь участие. И у тебя нет ни одного врага.
— Для чего ты меня оскорбляешь, Сид? — Рудольфу нравилось поддразнивать этого настойчивого коротышку, но он прислушивался к его словам гораздо внимательнее, чем казалось со стороны.
— Я знаю, о чем говорю.
— Но ты даже не знаешь — демократ я или республиканец. — сказал Рудольф. — Спроси у Леона Гаррисона и он тебе скажет, что я — коммунист.
— Леон Гаррисон — старый болтун, — бросил Гросетт. — Будь моя воля, то я собрал бы по подписке деньги и выкупил бы у него его газетенку.
Рудольф не смог сдержаться и подмигнул Джонни Хиту.
— Я знаю, кто ты такой, — продолжал в том же духе Гросетт. — Ты республиканец, типа Кеннеди. А такой образец обеспечит победу на выборах. Именно такой человек требуется старой партии.
— Теперь, когда ты достал меня своими похвалами, — сказал Рудольф, — тебе ничего не остается, как поставить меня на пьедестал или за стекло для всеобщего обозрения.
— Я знаю, куда тебя поставить. Твое место — в городской мэрии, — сказал Гросетт. — Ты должен стать мэром. И могу поспорить, я способен этого добиться. Ну, как тебе нравится такая перспектива? Вряд ли ты захочешь стать сенатором. Сенатором от штата Нью-Йорк? Думаю, тебе это не с руки, не правда ли?
— Сид, — мягко сказал Рудольф. — Да я же тебя поддразниваю, неужели ты не понял? Действительно, я польщен. Загляну к тебе на следующей неделе, обещаю.
— А теперь не мешает вспомнить, что мы на свадьбе, а не в прокуренном номере отеля. Я намерен потанцевать с невестой. — Поставив на стойку свой стакан, он, дружески хлопнув Сида по плечу, отправился на поиски Вирджинии. Он с ней еще не танцевал и если не станцует хотя бы раз, то, несомненно, начнутся всякие разговоры. Уитби — маленький городок, тебя повсюду преследуют острые глаза и болтливые языки.
Последовательный республиканец, потенциальный сенатор, он подошел к невесте. Она стояла под навесом, скромная, застенчивая, в веселом настроении, положив свою легкую ласковую ручку на локоть своего новоиспеченного мужа.
— Не окажете ли честь? — церемонно спросил он.
— Все, что мое, — твое, — сказал Брэд. — Ты же знаешь!
Рудольф вихрем увлек Вирджинию в круг танцующих. Она танцевала так, как и подобает невесте: ее холодная рука в его руке, ее прикосновение к плечу было легким, как перышко, ее голова была гордо откинута назад. Вирджиния понимала, что сейчас все девушки с завистью взирают на нее, искренне желая оказаться в эту минуту на ее месте, а мужчины — на месте ее мужа.
— Желаю тебе много счастья, — сказал, танцуя, Рудольф. — Много, много лет безоблачного счастья.
Она тихо засмеялась.
— Я, конечно, буду счастлива, — ответила она и чуть прижалась к нему бедром. — Не беспокойся. Брэд будет моим мужем, а ты — любовником!
— Господи, опомнись, Вирджиния!
Она прижала пальчик к его губам, чтобы он замолчал, и они в молчании закончили танец. Когда он подвел ее к Брэду, то уже понимал, что ошибся, — все не так просто. Далеко не все образуется, даже через миллион лет.
Рудольф не осыпал рисом новобрачных вместе с другими гостями, когда они на машине Брэда отъезжали в свадебное путешествие. Начинался медовый месяц. Он стоял на крыльце клуба рядом с Калдервудом. Калдервуд тоже не бросал рис. Старик хмурился, и нельзя было понять — то ли от своих мыслей, то ли из-за того, что солнце било ему прямо в глаза. Еще раньше Калдервуд сказал, что ему надо поговорить с ним, и поэтому Рудольф дал знак Джин, что они встретятся позже, и она оставила мужчин наедине.
— Ну, что ты обо всем этом думаешь? — наконец спросил его Калдервуд.
— Прекрасная свадьба!
— Я не об этом.
Рудольф пожал плечами:
— Кто знает, как сложится их совместная жизнь?
— Он теперь рассчитывает занять твою должность.
— Вполне естественно, — ответил Рудольф.
— Клянусь Богом, мне так хотелось, чтобы сейчас ты с моей дочерью ехал в свадебное путешествие.
— Жизнь далеко не всегда такая, как нам хочется.
— Ты прав, конечно. — Калдервуд покачал головой. — Все равно я ему до конца не доверяю, — сказал он. — Мне, конечно, неприятно говорить так о человеке, который работает на меня и который женился на моей дочери, но правды от себя не скроешь.
— Но со времени своего приезда сюда он не сделал ни одного неверного шага, — сказал Рудольф. «Кроме одного, — мысленно добавил он. — Не поверил тому, что я рассказал ему о Вирджинии. Или же еще хуже — поверил, но это его не остановило и он все равно женился». Но он ничего этого не мог сказать Калдервуду.
— Он ведь твой друг, я знаю, — продолжал Калдервуд. — Он хитер как лиса. Ты знаешь его очень давно и веришь ему, и, уж если ты притащил его сюда и поручил большой ответственный пост, значит, ты в нем уверен. Но в нем есть что-то такое… — Калдервуд покачал своей большой головой с желтовато-болезненным лицом, на котором уже лежала печать приближающейся смерти. — Он пьет, он любитель баб. Не нужно мне возражать, Рудольф, я знаю, что говорю… любит азартные игры, и вообще он — из Оклахомы…
Рудольф фыркнул.
— Я все знаю, — продолжал Калдервуд. — Я — старик, и у меня есть свои предрассудки. Но против реальности не попрешь. По-моему, ты избаловал меня, Руди. За всю свою долгую жизнь я никогда не доверял ни одному человеку так, как тебе. Даже если тебе удавалось заставить меня поступать вопреки моему мнению, а такое случалось не раз, я был уверен, что ты никогда не пойдешь против моих интересов, никогда не ввяжешься в интригу, не станешь подрывать мою репутацию.
— Благодарю вас за добрые слова, мистер Калдервуд.
— «Мистер Калдервуд», все время «мистер Калдервуд», — недовольно заворчал старик. — Неужели и тогда, когда я буду лежать на смертном одре, ты будешь по-прежнему называть меня «мистер Калдервуд»?
— Благодарю вас, Дункан, — сказал Рудольф. Ему, правда, с трудом удалось назвать его по имени.
— Передать Брэду Найту все свое дело, черт бы его побрал. — В надтреснутом, старческом голосе Калдервуда послышалось сожаление. — Даже если это произойдет после моей смерти. У меня душа разрывается на части. Но если ты скажешь, то… — он замолчал.
