Юрий Герман - Я отвечаю за все
— Вообще, девуля, — ковыряя в зубах спичкой после яичницы, произнес Евгений Родионович, — нам с тобой эти родные пенаты вот где! Надо отряхнуть прах и двинуть отсюда. Никакие пути советскому врачу не заказаны. Даже если предположить самое тяжелое — я исключен из партии, даже если это так, то все же на новом месте и перспективы другие. Политически — я чист.
— А Аглая Петровна? — тихо осведомилась Ираида, и ошейники ее звякнули.
— Аглая Петровна здесь. Кроме того, она сактирована.
— Но не реабилитирована.
— Не будь занудой, солнышко, — терпеливо попросил Евгений Родионович. — Мы поедем на какую-либо крупную новостройку, и там меня оценят. Нет, конечно, я и сам не пойду на ответственную должность. Но заместителем — почему же нет? А с моим медицинским и административным опытом, со знанием людей, с войной за плечами, с организационной хваткой…
— Не допускай, чтобы тебя исключили из рядов партии, — посоветовала жена. — Как ни говори, а исключенный совсем не то, что имеющий даже строгача. Восстановление — процесс сложный, на него уходят годы, представляешь — годы!
Он представлял!
Еще как!
И не только представлял, но и знал — Золотухин его не восстановит. Не таков был мужик Зиновий Семенович, не из тех, что на полпути останавливаются. Нет, Евгений Родионович, спета твоя песенка, надо искать иную стежку-дорожку, проторенной больше не шагать.
«Все с начала, — сказал себе товарищ Степанов скороговоркой, — все с самого начала. Уехать в далекий край. Построить дом. Да, дом! Свой дом! Больничка, небольшая, чистенькая, как на картинке в учебнике. Блок питания. Садик. Благостные выздоравливающие. Колхозница бросается на колени и целует Евгению Родионовичу руку. Он спас ребенка. Хирург-новатор. Небывалая операция. Хирург т. Степанов вылетел на самолете…»
— Ты обещал написать письмо своему шефу, — сказала Ираида. — Попросить совета. Неужели до сих пор у тебя не хватило времени?
— О господи!
Нет, Евгений еще ничего никому не посылал. Как он выразился, ему нужно было «собраться» после нравственных потрясений этих дней. Полностью взять себя в руки, совладать с нервной системой, надорванной последними событиями. Добиться у этой гадины Горбанюк формулировки по поводу того, за что именно он снят с работы. Может быть, пройдет что-нибудь вроде «собственного желания»?
Посчитав себе пульс, Евгений Родионович облекся в плащ цвета горохового супа, вдел голову в шляпу и отправился пройтись и подышать воздухом. На прощание он поцеловал Ираиде руку чуть выше запястья и зашагал переулочками к Унче, к бывшему Купеческому саду, где недавно, стараниями Лосого, были поставлены удобные скамейки со спинками и откуда открывался широкий вид на пойму многоводной реки и на поросшие ивняком кусты заречной Рыбацкой слободы. Здесь Евгений предполагал несколько отдохнуть и охладиться после имевших место в семье раздоров и задушевности, которая ему обходилась, пожалуй, дороже самых грубых перебранок…
Дождь миновал, подул ветерок, разогнал тучи. Евгений философически сопоставил явления природы с человеческой жизнью; раньше, в круговращении ответственной работы, ему не хватало досуга побыть наедине со своими мыслями, которые, как он нынче заметил, в нем пошевеливались.
— Да, да, — тихо сказал Женя, — диалектика, все меняется, одно за другим, или что-то в этом роде. Единство противоречий.
Он вздохнул. Надо быть ближе к природе — вот в чем дело. Оторвался он от ее явлений, а в ней имеется нечто врачующее, успокаивающее, некоторым образом — вечное. Был дождик, и нет. Солнца не было, а глядь-поглядь — засветило. «Так и в жизни», — с умилением на свою прозорливость и глубину мысли подумал товарищ Степанов. Подумал, посчитал себе пульс, нашел его хорошим и вспомнил, что дома нет аппарата Ривароччи для измерения давления.
Так, размышляя на различные темы, Евгений Родионович поднялся и, чувствуя легкую, но приятную усталость от непривычки ходить пешком, направился вдоль Приреченской в сторону пристани. Здесь внимание его привлек аккуратный особнячок, выходивший четырьмя хорошо промытыми и протертыми окнами на простор Унчи. Не так давно к этому именно особнячку товарищ Степанов подбирался лисьими заходами, ожидая возвращения адмирала, и уж совсем было подобрался, даже залег перед прыжком, как вдруг особнячок взяли да и передали унчанской епархии. Что оно такое означает — епархия, Евгений Родионович, разумеется, толком не знал, но, раскумекав, что оно есть элемент религии, довольно лихо проспекулировал на ту тему, что-де адмирал и Герой Советского Союза не имеет где преклонить седую голову воина, в то время как служители культа, пользуясь ротозейством тех, кому ведать надлежит, хватают для своего мракобесия целые дома…
Сейчас, располагая досугом, Евгений Родионович подошел поближе к особнячку и подивился, до чего ладно и умело он отремонтирован. И забор был вокруг новенький, из хорошего штакетника, и крыша железная покрашена солидно, и угол дома, развороченный снарядом, заделан так, что любо-дорого смотреть. И кот в три масти, солидной корпуленции, отлично упитанный, умывался на крыльце лапочкой, выражая сытое презрение и сытую обособленность свою в этом небогатом послевоенном мире…
Еще поглядел Евгений. Заметил плотные, недешевой ткани, занавески, заметил коврик на ступеньках, ровно засыпанный желтым песком двор, дощатые тротуарчики к службам, собственную водонапорную колонку…
«Знаменито отремонтировали, — определил Евгений Родионович. — И денег всадили бессчетно. Конечно, без всяких там оформлений, дело известное — из лапы в лапу. Фундамент-то какой подвели — камень. Гранит, что ли?»
Испытывая привычное в эти последние дни чувство заинтересованности во всяких постройках и ценах на строительные материалы, Евгений Родионович, томясь духовно, прогулялся вдоль епархии разок и другой, и еще третий, а так как особнячок двумя окошками глядел и в переулок, то товарищ Степанов и по переулку прошелся, привлеченный видом черепицы, недавно, наверное, доставленной с оплатою тоже, разумеется, «из лапы в лапу». И железо из переулка было видно — новое, черное, красивое, отнюдь не ржавое; и отличного качества водосточные оцинкованные трубы; и ошкуренные круглые бревна; и — мечта застройщика — доски-шпунт, аккуратно уложенные на покоты…
Удивительно, как умели они устраиваться, эти священнослужители…
В переулочке было совершенно безлюдно и безмолвно, и отсюда Евгений Родионович понаблюдал за запасами строительных материалов, ничего не опасаясь, прикидывая в уме, в какую сумму обошлось епархии все это богатство, но прикидывая, разумеется, не для ради епархии, а для себя — как-де он бы построил себе домочек. Покуда товарищ Степанов так рассуждал, среднее окошко вдруг бесшумно раскрылось и его приветливо окликнули из комнаты, слегка раздвинув бордовые занавески.
![Борис Хантаев - Праздник живота [СИ]](/uploads/posts/books/87303/87303.jpg)
