Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
– Здравствуйте, – очень приятный, нежный девичий голос. – Вы Самбиев? – нескрываемо смущается она. – Я главный экономист колхоза, Смирнова Светлана… Это вы составляли наряды? А не могли бы вы помочь мне составить промфинплан и годовой отчет? Я первый год работаю, не могу состыковать, нет многих данных. А банк деньги не выдает, к Новому году скандал будет…
– Я готов! – в иную систему координат перенеслось существование Самбиева. – Но где?
– Поехали с нами. Председатель и участковый в курсе, ждут в конторе.
Как на последнее препятствие перед спасением Арзо глянул на Тыкву, тот подтянулся, и Самбиев вспомнил, что он вождь на этой территории. Галопом ринулся в казарму, взял скудные личные вещи: блокнот с письмами, станок бритвенный, зубную щетку, и будто уходит навсегда, не прощаясь – выбежал.
– Самбиев! – взмолился Тыква, – назначь вместо себя главного.
Арзо ничего слышать не хотел, лишь бы уехать.
– Я прошу тебя! – взмолился Тыква. – Бардак будет.
«Вождь» остановился, одумался.
– Ты, Семен, вместо меня! Понял?
– Есть, – выпятил тощую грудь.
– Ха-ха-ха, – захохотал шофер, прыснула смехом и отвернулась, закрыв лицо, Смирнова.
Не обращая на это внимания, как в спасательную шлюпку, кинулся в салон Самбиев.
Долго ехали молча, и только миновав густой лес и выйдя на светлый простор, чуточку обернувшись к сзади сидящему Самбиеву девушка сказала:
– Если бы вы застали здесь врачей, то я с вами контактировать не посмела бы.
– Каких врачей? – удивился Арзо.
– Да брехня это все, – махнул рукой шофер, и больше до конторы ни слова не обронили.
На той же машине, только с председателем Кузьивановым вместо Смирновой, поехали в милицию.
Внутреннее убранство здания, как и фасад, в сдержанных тонах, по-милицейски мрачно. Оставив Самбиева в пустой приемной, председатель и участковый вошли в кабинет начальника местной милиции.
– Да надоели мне эти психи! Когда они сдохнут наконец? – четко поставленный командный голос слышит Самбиев. – Что у вас специалистов нет? Ну и что, что вольноосужденный?
Потом непонятно бубнят посетители.
– Значит, врачей не застал? – еще громче голос, шаги, рывком открывается дверь, вываливается не схожий на местных высокий, крепкий, с мужественными чертами лица капитан. Увидев Самбиева, он явно изменился в лице: подобрел, задумался.
– Ты застал врачей из Москвы? – вопрос к Самбиеву. – Как его туда сунули? – оборачивается к участковому.
– Кто-то «сжалился», ведь там не знают, что здесь творят, – рапортует участковый.
– Где его дело? – уже в другом тоне говорит капитан, он вернулся в кабинет, следом участковый и председатель, и в еще не прикрытую дверь, – хоть этого огородить надо.
– А куда я его дену? – голос участкового, и дверь захлопнули.
Минут через пять первым выходит председатель, участковый еще в кабинете, и Самбиев вновь слышит голос капитана:
– Только на две недели, до Нового года. И только в Столбищах. Сюда, в контору, ни шагу. Понял? Потом обратно… Врачи только летом будут, там посмотрим. – С этими словами два милиционера вышли в приемную, и тут капитан огорошил Самбиева: – Ты этого козла убил? Вождя!… Ха-ха-ха! Задушил?
Самбиев склонил голову, молчал.
– Да не, он сам подох, – вступился участковый.
– И остальных бы так же, – выдохнул капитан, и председателю вдогонку. – Ты мне мясо и картошку к празднику завези, все кончилось.
– Замотался, сделаю, – уже с улицы кричал Кузьиванов.
Обратно ехали без участкового.
– Арзо, – сказал председатель, – я это делаю по просьбе Ансара. Он рекомендовал. Так что не подведи меня, я за тебя поручился… Кстати, от Нины привет, она мне двоюродная сестра.
На эту ночь разместили Самбиева в гостинице колхоза. До ужина он долго мылся в душе, потом оделся во все новое – рабочую одежду, вплоть до сапог.
Наутро в кабинете главного экономиста выяснилось, что Света – выпускница Ярославского филиала Тимирязевской академии, поэтому они быстро нашли тему для разговора, долго пили чай и только к одиннадцати часам приступили к работе.
Самбиев поражен: учет запущен, произволен и не стыкуется по многим статьям, анализ только годовой и тот по трем показателям, без калькуляции себестоимости, без расшифровки по отраслям и видам продукции. Словом, колхоз был дотационный и жил припеваючи. Ныне картина иная: дотации целевые, только на капстроительство, самоокупаемости нет и при таком подходе быть не может.
На обед приехала Нина. Прямо в кабинете ели чеченские жижиг-галнаш, распространяя по конторе пряный запах чеснока и жирного бульона.
А вечером Самбиева и всю отобранную документацию уазиком доставили в Столбище. В селе много нежилых домов, однако для присмотра и обихода его поместили к двум бабулям.
Бабушки оказались хлебосольными, в такой же степени и болтливыми. Арзо поставил на стол две бутылки водки, подарок Нины. После опорожнения их (а пил в основном он один) перешел к бражке, и допоздна разговор только о комендатуре, (бабульки не знают, что он оттуда), о страхе перед ее обитателями и просьбах жителей во все инстанции – убрать эту гадость подальше.
На следующее утро проснулся поздно: тело ныло, как и ветер за окном. Арзо глянул на улицу – вмиг отрезвел: прямо перед ним зияет комендатура. Штор нет, только на сельский манер, по середине занавеска. Это его не устраивает, боясь выглядывать, используя сподручные скрепки, тщательно замуровал окно простыней.
Первоначальный замысел Арзо – упорядочить всю учетно-аналитическую документацию колхоза – за две недели выполнить невозможно, и он мечтает хотя бы справиться с производственно-финансовым планом на будущий год.
Режим дня жесткий – с восьми утра до шести вечера труд, с часом на обед; потом ужин с бражкой, телевизор, спокойный сон. Через пару дней от бражки горькая изжога и сильные боли в нездоровой печени. Стал спать трезвым – не может, кошмары мучают его, и постоянно одно и то же: он спит в комендатуре, а его пытаются задушить эти страшные, маленькие доходяги, полумертвые тени. С ужасом пробуждаясь, он боится вновь заснуть, и все же дремота одолевает, и еще не заснув, только в полусне, будто воочию, вновь обступают его эти беззубые твари. Чтобы хоть как-то избавиться от этого кошмара, он даже по ночам, до ряби в глазах, работает, под утро засыпает и вновь ужас – он боится спать, он со страхом смотрит, как спешит секундная стрелка, неумолимо подталкивая его к тяжелому испытанию, к жизни в комендатуре.
Изнурен Самбиев. И все-таки жизнь однообразной не бывает, в субботу, к обеду на рейсовом автобусе приезжает Света.
– Я этим же рейсом обратно, – сообщает она и, стесняясь, выкладывает на стол гостинцы – пельмени со сметаной и бутылку крепленого вина. – У нас ничего порядочного не достать, – извиняется она за спиртное.
