Добро пожаловать в «Книжный в Хюнамдоне» - Порым Хван
– Конечно.
– Этот кофе хорош, даже когда остывает.
– Точно.
Наступило молчание, которое нарушил Минчжун:
– У моих родителей хорошие отношения. Они ни разу не ссорились. Хотя, может, просто не ругались при мне.
– Ого, поразительно…
– В детстве я не задумывался, но с возрастом осознал, что это правда большая редкость. Наша жизнь напоминала командную игру.
– Гармоничная семья.
– Да, но…
– Но?
Минчжун задумчиво постучал по ручке чашки и поднял взгляд на Чими.
– Последнее время я все чаще думаю, что это не всегда хорошо. Когда все в семье чрезмерно привязаны к друг другу. Лучше, когда сохраняется дистанция. Как мне кажется. Не знаю, правильно это или нет. Но мне стоит пожить с этой мыслью.
– Пожить с этой мыслью?
– Так говорит начальница. Что нужно пожить какое-то время, а потом станет ясно, правы мы или ошибаемся. Не стоит сразу вешать ярлыки. Но мне кажется, что я прав. Поэтому буду стараться воплотить это в жизнь. Дистанцироваться от родителей. Не думать о них слишком часто.
Как советовала Ёнчжу, он решил посмотреть на себя с хорошей стороны.
Допивая кофе, Минчжун задумался, почему тот остается вкусным, даже когда остывает. Наверное, потому, что зерна качественные или экстракция хорошая. Чими отодвинула чашки на край стола, поднялась и начала все убирать.
– Ну все.
Минчжун убрал кофейные зерна со стола в сумку и тоже встал. Попрощавшись с Чими, он сделал несколько шагов к двери, но вдруг обернулся. Она вопросительно посмотрела на него.
– Не знаю, вправе ли я такое говорить… Но вам тоже стоит серьезно подумать.
– О чем?
– О семье. То, что вы однажды стали семьей, не означает, что необходимо остаться ей навсегда. Если вы несчастны, может, вам это не нужно.
Чими молча смотрела на него. Ей пришлись по душе слова, на которые он отважился. Слова, которые она, одолеваемая сомнениями, боялась произнести. Она улыбнулась и показала жестом «окей». Минчжун вышел из «Кофе и коз». На мгновение он задумался, не сказал ли чего лишнего, но эти слова крутились у него на языке уже очень давно, поэтому он нисколько не сожалел.
Наше отношение к работе
Время от времени в лавке собирались участники книжного клуба – девять человек, включая Ёнчжу и председателя Усика. Садясь в круг, они начинали с новостей. Одни говорили: «Я постриглась», «А я на диете», «Поругалась с подругой», «Переживаю, что старею». Другие отвечали: «Тебе очень идет», «Зачем тебе диета? У тебя и так все хорошо», «Да это подруга неправа», «Молодые тоже переживают».
Сегодня Минчжун снова не собирался уходить домой вовремя. Убедившись, что за кофе никто не придет, он взял стул и сел неподалеку от собравшихся. Все тут же молча подвинулись, чтобы ему хватило места в кругу, и жестом пригласили присоединиться. Сегодня обсуждали книгу «Право не работать».
– Начнем нашу сегодняшнюю дискуссию. Если вы хотите выступить или дополнить, просто поднимите руку. Просим вас уважать друг друга и не перебивать.
Усик замолчал. Все ждали. Никто не принуждал членов клуба выступать. Те, кто хотел просто слушать, могли не говорить. Первой подняла руку девушка лет двадцати пяти, которая поругалась с подругой.
– В будущем рабочих мест станет меньше. Все благодаря автоматизации и искусственному интеллекту. Поэтому я сильно беспокоюсь. Сколько еще мне жить на подработки? Наверное, раньше я надеялась, что наше правительство найдет способ создать побольше рабочих мест. Они ведь должны что-то сделать с безработицей. Но вот здесь, на двадцатой пятой странице, я прочитала следующее…
Увидев, что участники открывают книгу, Минчжун тоже взял с полки экземпляр и сел. Девушка прочитала отрывок и высказала свои мысли:
«На самом ли деле работа настолько важна, что нам необходимо создавать все больше и больше рабочих мест? Почему даже в высокоразвитом обществе люди по-прежнему думают, что должны всю жизнь работать?» [9]
– Кто-то здесь сказал, что книга должна быть похожа на топор. Прочитав эту фразу, я как раз и ощутила, что мне по голове ударили топором. И правда, что такого особенного в работе? Почему мы беспокоимся о том, что не можем работать, а не о том, что нам нечего есть. Разве это правильно? Ведь в конечном счете правительство обязано не создавать рабочие места, а найти для людей способы зарабатывать на жизнь, верно? Эта мысль заставила меня задуматься.
Вновь повисла тишина. Минчжун уже привык к ней. На этот раз тишину нарушила сорокалетняя женщина, которая села на диету:
– Мы выросли в обществе, где нормально работать, чтобы иметь средства к существованию. Поэтому мне трудно разделить эти два понятия. Можно ли прожить без работы? Сейчас, после того как прочитала книгу, я думаю, что в теории это возможно. Хотя мне сложно это принять. Для меня эта книга чересчур идеалистична, но она изменила мои представления. Теперь я поняла, почему работа всегда была такой важной частью жизни, почему я считала безработных ленивыми и бесполезными и почему так рьяно старалась заполучить более высокую должность. Только разве эти убеждения не принесли всем разочарование? Нам навязывают чьи-то мысли и взгляды, которые кто-то придумал давным-давно в прошлом, а каждый из нас считает их непреложной истиной.
– Я разочаровалась, – вставила гостья лет тридцати пяти, которая пришла на встречу с новой стрижкой.
– Мы возвели работу в ранг нравственных приоритетов, заклеймили безработного бесполезным, будто пуритане какие-то. Их идея о том, что работа принесет спасение, прошла через века и нашла меня, атеистку, живущую в двадцать первом веке, просто одержимой своей работой. С детства я мечтала стать успешной бизнесвумен и была уверена, что разведусь с мужем, как только у него начнутся проблемы с деньгами… Только невозможно избавиться от стереотипов в собственной голове: «работа – это хорошо», «нужно усердно трудиться», «к счастью, есть работа», «жизнь без работы ужасна».
– Разве это плохо? – спросил Усик, взглянув на нее.
– Я не могу сказать, что нет. После этой книги.
– А почему плохо? Не могу вспомнить, где это было… – поддакнула женщина лет пятидесяти, которая переживала из-за своего возраста.
Все зашелестели страницами. Слушая участников, Минчжун вспомнил «Протестантскую этику» Макса Вебера, которую изучал в университете. Идеи протестантов пережили века и передались не только этой атеистке, но и Минчжуну. Он тоже был готов вкалывать. Возможно, он не считал работу призванием, как они, но всегда мыслил как сорокалетний мужчина, уверенный, что с самого рождения человек обязан трудиться.
– Вот, на семьдесят третьей странице. Я зачитаю, – сказала атеистка.
«Это не исключение человеческой породы из рабочего процесса, а своего рода отчуждение с элементами эксплуатации и вовлечения. И проблема здесь не в том, что трудящийся не имеет возможности выразить себя или отождествить с работой, а напротив, в том, что от него требуется полная интеграция в работу и чувство ответственности» [10].
– На семьдесят восьмой странице то же самое, – добавила студентка, которая еще в прошлом году заглядывала в магазин в школьной форме.
«Рабочего человека превращают в офисного. Гефест побуждал рабочих идентифицировать себя с работой с помощью организационных терминов, таких как «команда» и «семья», предназначенных для привития работникам чувства приверженности и личной морали. Такие идеалы определяют работу как место этических, а не экономических обязательств, сильнее связывая работников с организацией» [11].
– Вы как раз «офисный человек». Идентифицируете себя и свои ценности с компанией и работаете так, будто вы ее владелец. Чтобы эксплуатировать вас, компания общается с вами такими терминами, как «команда» или «семья». Муж сестры недавно стал руководителем такой команды. Все его тогда поздравляли. А я вот теперь опасаюсь этого слова. Вдруг его тоже превратят в «офисного человека»?