Сомали Мам - Шепот ужаса
Пьер вернулся раньше. Когда я пришла домой, на полу лежала гора моих вещей. Пьер меня выгонял. Он сказал, что я так и осталась шлюхой и что лгала ему, когда говорила, будто хочу покончить с этим занятием. Он обвинил меня в том, что пока был в отъезде, я встречалась с мужчинами.
Но это было не так. С тех пор как я познакомилась с Пьером, у меня никого не было. И хотя я все еще раздумывала, остаться мне с Пьером или нет, я была признательна ему за то уважение, которое он проявил ко мне.
Почему-то женщину, торгующую своим телом, всегда подозревают в нечестности. Ее считают лгуньей и воровкой. Если бы Пьер устал от меня, я бы ушла, я бы согласилась с его решением. Но меня возмутило то, что он пошел на поводу у других и счел меня всего-навсего шлюхой, которая ворует и лжет, — типичной дикаркой из пнонгов. Я же хотела, чтобы он увидел, какой я стремлюсь стать: честной и порядочной.
Я заплакала. Я не хотела уходить. И сказала Пьеру, что оставалась с ним вовсе не из какого-то там расчета. И не спала с ним за деньги. Сказала, что я не проститутка. Что когда торговала собой, делала это не по своей воле, и не следует обвинять меня в том, чего не было. Я попросила Пьера не торопиться и позволить мне доказать, что я не лгу.
Пока я убеждала Пьера, мне вдруг стало ясно — я этого действительно очень хочу. Пьер не отличался опрятностью и порой вел себя странно, да и часто злился, однако он не был похож ни на кого. Он говорил на понятном мне языке, и мне показалось, он меня понимает.
Я поклялась себе, что если Пьер разрешит мне остаться, я докажу, что не имею с проституткой ничего общего.
* * *
Мы начали жить вместе. Не могу сказать, что я любила Пьера, хотя иногда мне казалось, что я вообще не понимаю, что такое любовь. Но Пьер говорил по-кхмерски, и мне думалось, что мы настоящая семья, что мы не чужие друг другу, как это было с Дитрихом, с которым я общалась жестами и занималась любовью по первому его требованию. Я забросила учебу в культурном центре. Денег у нас было мало, к тому же Пьер сам потихоньку обучал меня языку.
В 1991 году истекал срок контракта с гуманитарной организацией. Пьер хотел вернуться во Францию. Я сказала, что с ним не поеду, но если он еще некоторое время останется в Камбодже, буду жить с ним. Пьер решил остаться, только прежде хотел съездить во Францию хотя бы на две недели — решить свои дела. Но потом обещал вернуться.
Уезжая, Пьер оставил мне на все про все двадцать долларов. Ну, на еду мне хватало. Я много времени проводила у соседей, камбоджийцев с двумя милыми детишками. Мне не нравилось спать одной в большой квартире, так что на ночь соседские дети приходили ко мне.
Но Пьера все не было и не было. Прошло три недели, четыре… Наконец он позвонил — оказалось, все это время он провалялся с малярией. Однако на следующий день уже вылетал. Я поехала в аэропорт встретить Пьера, но забыла уже, как он выглядит, и вначале поздоровалась не с тем мужчиной — подошла к другу Пьера, Патрису. Они в самом деле были очень похожи, но дело было еще и в том, что я тогда не решалась смотреть Пьеру прямо в глаза. Ему понадобилось много времени, чтобы отучить меня от этой старой привычки.
Пьер сказал мне, что ему не удалось подписать очередной контракт на работу в Камбодже. Вместо этого он задумал начать свое дело и открыть кафе или ресторан в центре Пномпеня с видом на реку. В то время в столицу приезжало много иностранцев, среди которых появились и служащие из ООН: в стране готовились к выборам нового правительства. Пьер говорил, что скоро в столицу хлынут миротворческие формирования из всех частей света, из Африки и Европы, и готов был биться об заклад, что все эти люди не прочь будут посидеть в ресторане.
В целях экономии мы переехали к другу Пьера; сам Пьер тем временем подыскивал место. Он нашел здание с видом на реку; первые два этажа в нем были свободны. Пьер задумал открыть небольшое кафе, где утром можно позавтракать, заказав хороший кофе, а вечером плотно поужинать с пивом. Он украсил помещение пальмовыми листьями — стало похоже на деревенский дом — и повсюду расставил цветы. Назвал Пьер местечко L'ineptie, что значило «пустячок».
Для приготовления сэндвичей и фондю Пьер нанял одного друга, итальянца, а еще взял на работу четырех официантов. Иногда он сам прислуживал посетителям, да и я тоже; бывало, работали до двух ночи. Я сразу предупредила Пьера, что трудиться за так не хочу. Тогда он предложил мне всего двадцать долларов в месяц и напомнил, что я не плачу за жилье и питание.
Пьер вложил в дело все, что у него было — несколько тысяч долларов, — чтобы привести помещение в надлежащий вид. В конце первого месяца он выдал мне зарплату. Это были первые деньги, заработанные честным трудом. Я пошла на рынок и потратила все на роскошное платье фиолетового цвета с белым кружевным воротником и небольшим жакетом. Мне казалось, я выгляжу в нем просто красавицей! Шустрый китаец, продав платье вдвое дороже его настоящей стоимости, неплохо на мне заработал. Но я не хотела торговаться. Мое маленькое счастье нельзя было выторговать. В тот вечер, закончив работу, я пришла домой и снова надела платье. Но так и не показалась в нем на людях слишком робела. Платье было только для меня, оно служило мне чем-то вроде волшебной одежды для феи.
Однажды во время очередного звонка во Францию Пьер сказал своей матери, что порвал с бывшей подружкой и теперь живет со мной. Мать очень расстроилась из-за того, что ее сын связался с камбоджийкой. Мне стало неприятно; я даже не думала, что французы могут быть такими расистами, совсем как кхмеры.
Но Пьер резко возразил: «Плевать мне, что ты там думаешь». Я ужаснулась. Как мог он сказать такое матери?! В Камбодже родителям не перечат и выказывают всяческое уважение: при этом не важно, сколько лет самим детям. Видимо, среди французов принято иначе.
У Тео, приятеля Пьера, была видеокамера: он предложил Пьеру снять меня и переслать пленку матери. Пьер так и сделал. Но я чувствовала себя скованной и постоянно робела. Не могла даже рта раскрыть. Вряд ли я понравилась матери Пьера.
В то время я не переставала удивляться разговорчивости французов. Камбоджийцы — народ молчаливый. Мы научились этому дорогой ценой; мне кажется, в камбоджийской культуре молчание стало естественным. Французы же, когда сидели в баре, могли говорить часами напролет. Никогда не видела более болтливых людей.
Я уставала уже от одного того, что слушала их.
* * *
В ноябре 1991-го в Камбоджу вернулся король. Он проехал по Пномпеню на заднем сиденье розового «кадиллака». Дети на улицах размахивали руками, приветствуя его. Возвращение короля из изгнания было частью наскоро обговоренной миротворческой программы, подготовленной ООН для Камбоджи. Вьетнамцы согласились уйти из страны, король Сианук вернулся, ООН взяла на себя наблюдение за работой правительства и ходом избирательной кампании, а «красные кхмеры» и другие военные формирования решили участвовать в выборах, пытаясь прийти к власти законным путем.
