Сара Уотерс - Нить, сотканная из тьмы
— Ну, черноглазка, как зовут-то?
Джейн Бонн, двадцати двух лет, осуждена за подпольные аборты.
Имени следующей узницы не помню, двадцать четыре года, уличная воровка.
Третья — семнадцатилетняя девушка, которая взломала подвал лавки и устроила там поджог. Едва приемщица стала задавать вопросы, она расплакалась, размазывая по лицу слезы и сопли; мисс Маннинг подала ей салфетку.
— Ничего-ничего, — сказала надзирательница. — Это сейчас все чужое, вот ты и плачешь. — Она разгладила кудряшки на бледном лбу девушки. — Ну, будет, будет.
Мисс Ридли молча наблюдала. Заметив ошибку в начале страницы, приемщица охнула и, нахмурившись, стала ее исправлять.
Когда здесь все дела были завершены, узниц повели в следующую комнату; поскольку никто не сказал, что мне следует отправиться в жилой корпус, я решила проследовать за ними, дабы воочию наблюдать всю процедуру. Во второй комнате стояли лавка, на которую узницам приказали сесть, и одинокий стул. Он весьма зловеще высился посреди комнаты рядом с небольшим столом, где лежали гребень и ножницы. Увидев их, девушки разом вздрогнули.
— Не зря трясетесь! — злобно ухмыльнулась Уильямс. — Здесь-то вам волосья и обкорнают.
Мисс Ридли на нее прикрикнула, но слова побитой уже возымели действие, и узницы прямо обезумели.
— Пожалуйста, не обрезайте мне волосы, мисс! — крикнула одна. — Прошу вас!
Мисс Ридли взяла ножницы, пару раз ими щелкнула и взглянула на меня.
— Можно подумать, я собираюсь выколоть им глаза, да, мисс Приор? — Она уставила ножницы на дрожащую поджигательницу и потом указала ими на стул. — Давай, садись. — Узница замешкалась, и тогда надзирательница рявкнула страшным голосом, от которого даже я вздрогнула: — Сюда иди! Или позвать охранников, чтобы держали тебя за руки за ноги? Они только что закончили смену в мужских отрядах, так что чикаться не будут.
После этого дрожащая девушка неохотно встала и пересела на стул. Мисс Ридли сдернула с нее шляпку и запустила пальцы в волосы, выбирая шпильки и распуская пряди; шляпка перешла к приемщице, которая, насвистывая и гоняя во рту белую мятную лепешку, сделала запись в своем гроссбухе. Давно немытые, рыжевато-каштановые волосы узницы задубели, засалились и потемнели. Почувствовав их на шее, она вновь заплакала, а мисс Ридли со вздохом сказала:
— Дуреха! Обрежем-то всего до скулы. Да и кому здесь на тебя смотреть?
Естественно, после этого девушка расплакалась пуще. Тем временем надзирательница расчесала сальные пряди, собрала их в кулак и приготовилась отрезать. Я вдруг ощутила собственные волосы, которые менее трех часов назад тем же манером расчесывала и поднимала Эллис. Казалось, будто каждая прядь встала дыбом и рвется из заколок. Было ужасно сидеть и смотреть, как щелкают ножницы, как вздрагивает и рыдает девушка. Это было ужасно, и все же я не могла отвести взгляд. Вместе с тремя испуганными узницами я зачарованно и пристыженно смотрела на матрону, которая подняла кулак с безвольно повисшими отрезанными волосами; на мокрое лицо девушки упало несколько прядок, и я дернулась вместе с ней.
Мисс Ридли спросила, желает ли заключенная, чтобы волосы сохранили... Оказывается, обрезанные волосы хранят вместе с личными вещами, которые можно получить обратно при выходе на волю. Девушка взглянула на подрагивающий «конский хвост» и покачала головой.
— Ладно. — Мисс Ридли бросила волосы в плетеную корзину, угрюмо сказав мне: — У нас зазря не пропадут.
Затем стрижке подвергли остальных: Уильямс покорилась с поразительным хладнокровием, воровка тоже расплакалась, а черноглазая подпольная повитуха, обладательница целой шапки длинных, густых и черных как смоль или патока волос, сыпала бранью, дергала головой и брыкалась так, что на помощь запыхавшейся и побагровевшей мисс Ридли были призваны мисс Маннинг и приемщица, которые держали ослушницу за руки.
— Вот так вот, дрянь ты этакая! — сказала наконец мисс Ридли. — Ну и волосищи у тебя, прям не ухватишь!
Она подняла руку с черными прядями, и приемщица, пощупав их, восхищенно заметила:
— До чего ж хороши-то! Что твой конский волос! Мисс Маннинг, надо бы ниткой перехватить. Ох, славный шиньон выйдет, ох, славный! — Затем она повернулась к девушке. — Рожу-то не криви! Сама же обрадуешься, когда через шесть лет получишь их обратно!
Мисс Маннинг достала тесемку, волосы перевязали, и девушка вернулась на свое место на лавке. На ее шее остался красный след, процарапанный ножницами.
Я высидела процедуру, все больше чувствуя себя странно и неловко; временами узницы исподтишка бросали на меня испуганные взгляды, словно гадая, что за страшная роль отведена мне в их заточении... В борьбе с цыганочкой мисс Ридли обронила:
— Фу, стыдоба, ведь леди Гостья смотрит! Уж к тебе-то она точно не придет, узнав, какого ты нраву!
По завершении стрижки она отошла вытереть тряпкой руки, и я тихо спросила, что предстоит дальше. Будничным тоном надзирательница ответила, что сейчас узницы разденутся и пойдут мыться, а потом на осмотр к тюремному лекарю.
— Надо проверить, нет ли у них чего с собой, — сказала она.
Порой острожницы запросто прячут «плитки табака и даже ножики». После осмотра они получат тюремную одежду, к ним обратятся мистер Шиллитоу и мисс Хэксби, а в камерах навестит капеллан мистер Дэбни.
— Потом, мэм, сутки к ним никто не придет. Это поможет им лучше осмыслить свои проступки.
Надзирательница повесила тряпку на прибитый к стене крючок и через мое плечо воззрилась на жалких узниц.
— Ну-ка, скидайте платья, — приказала она. — Шевелись, гляди веселей!
Женщины, точно бессловесные овечки, покорные стригалям, тотчас поднялись с лавки и завозились с крючками одежды. Мисс Маннинг поставила перед ними четыре деревянных лотка. Секунду я наблюдала, как маленькая поджигательница стягивает лиф платья, выставляя напоказ грязное исподнее, а «цыганка», подняв руки, демонстрирует темные подмышки и в беспомощной стыдливости отворачивается, чтобы расстегнуть крючки корсета.
— Пойдете смотреть, как они моются, мэм? — спросила мисс Ридли, пригнувшись и обдав мою щеку своим дыханием.
Я сморгнула и, глядя в сторону, сказала, что лучше пойду в жилой корпус. Надзирательница отстранилась; уголок ее рта дернулся, а в блеклых глазах проскользнуло нечто вроде кислого удовлетворения или насмешки.
— Как вам угодно, мэм, — сказала она.
Не глядя на узниц, я вышла. Мисс Ридли окликнула надзирательницу, проходившую по коридору, и велела ей сопроводить меня в женский корпус. По дороге сквозь приоткрытую дверь я увидела помещение, служившее, вероятно, приемной лекаря: мрачную комнату, где стояли высокий деревянный топчан и стол с разложенными инструментами. Находившийся там господин — видимо, лекарь — не обратил на нас внимания. Стоя возле лампы, он подрезал ногти.