Алексей Колышевский - Патриот. Жестокий роман о национальной идее
Часть II
«New Media Diamonds» представляет
Fuck
Когда же все это началось?..
Пожалуй, в последние годы XX века, когда на смену чисто конкретным пилорамам в малиново-канареечных костюмах явилась слабая, бледно-зеленая из-за паршивого фотосинтеза поросль, проросшая на отвалах новейшей российской истории и питавшаяся исключительно цинизмом. Цинизм — вот то единственное, что усваивала пищеварительная система юнцов, успевших уже к этому времени ухватить последние годы фарцы, которая канула в Лету с приходом кооперативно-политических горбачизмов и ельцинизмов. В лихие времена подъездных расстрелов и гангстерских перестрелок, приватизаций и демонстраций молодая фарца была лишь наблюдателем. Впрочем, и выводы для себя она делала такие, чтобы «навсегда». Сама себя учила своей же морали, а попутно ходила на лекции в свои институты и в свободное время бралась за книгу. Время перехода из двадцатого в следующее столетие совпало с переходом от старого доброго дремлющего в собственной немощи традиционного уклада, который еще и под конец своей жизни пытался производить что-то приличное и вполне интересное, к времени пустому и шуршащему. Жить становилось все неинтереснее потому, что жизни учат книги, а хороших книг, тех, что могли хоть чему-то научить, становилось все меньше и меньше, и вот их не стало совсем. И если сменившие, но ни в коем случае не заменившие их бесчисленные романы о тех же гангстерских перестрелках смогли удовлетворить тех, кто взялся их читать, оставляя на жестких сиденьях электричек прочитанный замусоленный pocket book с тем, чтобы взять себе такой же, лежащий рядом, то фарца, считающая себя авангардом современности, с таким положением вещей мириться не собиралась. И вот отправной точкой новой культуры, которую цинично воспитанные бунтари немедленно озвездили как «контркультура», явилось модное и повседневно употребляемое кватролитерное словечко FUCK. Все откуда-то произошло: Вселенная из взрыва, курица из яйца, долговая тюрьма из процентов, а контркультура произошла из «фака», он ее породил с помощью своего адепта, известного паспортному столу под именем Георгий Лавриков, а в кругу золотой молодежи носящего прозвище Франко Неро. Приводить здесь полную биографию этого залетевшего на наш огонек от нездешних болот мотылька мы не станем, а скажем лишь, что Жора Лавриков был сыном одного большого жулика, пережившего в России пять или шесть покушений и от греха подальше переехавшего на ПМЖ куда-то в Западную Европу. Сам Жора проживал в бывшем родительском доме на том самом шоссе, которое чаще перекрывают для некоторых, чем едут по нему все остальные. Парнем он был, мягко говоря, умным и влюбился в Интернет сразу, лишь стоило ему с ним познакомиться. Столь сильное чувство у Жоры появилось оттого, что он сразу поверил в потенциал Интернета, в возможность делать с его помощью деньги, и Лавриков принялся торить в Сети пионерскую тропу. Делал сайты для банков, которые ломились от черного «наличмана» и расплачивались с Жорой им же, ввинтился в предвыборный штаб одного авторитетного кавказского предпринимателя с тонким орлиным носом, любителя лихой езды на красной «Феррари» в сопровождении кавалькады «джигитов-охранников», и провел для того предвыборную кампанию в Сети, каковая, к огромному счастью, с треском провалилась. И много еще чего выкачал Жора из маленькой кнопочки «Е» на экране компьютерного монитора. Наконец Жора придумал нечто совершенно новое, чего еще и в помине не было. Рассудив, что многие поражены неизлечимой графоманией, развившейся на почве нехватки интересной литературы, а иногда среди огромного числа графоманов нет-нет да и встретится настоящий талант, Лавриков и сам, будучи графоманом-любителем, зарегистрировал сайт под нехитрым названием «fuck», который за считаные дни стал одним из самых популярных мест для сбора тех, кто пытался что-то написать, и тех, кто все это читал и критиковал прочитанное.
Слухи о том, что можно бесплатно и, главное, без цензуры разместить в Сети для всеобщего обозрения любую собственную мысль, облекши ее в форму небольшого повествования, расползались с колоссальной скоростью. Вскоре почти во всех российских офисах не осталось ни одного человека, кто не знал бы о существовании Жориного сайта. В день тысячи людей, улучив на работе свободную минутку, набирали заветные буквицы «fuck» и спустя мгновение переставали быть самими собой. На смену Оле, Маше, Пете и Денису приходили Херба, Степан Ублюдков, Мандаринка и Алкей Швеллер. Эти странные псевдонимы с неясными на первый взгляд производными именовались никами, и под этими самыми никами офисный народец, называемый «планктоном», отрывался на всю катушку. Каждый мог написать что угодно о своем идиоте-начальнике, да и просто о ком угодно: анонимность развязывала фантазию, а с нею и языки. Движение стремительно набирало обороты, появились свои любимые авторы, просто известные персонажи, и одним из них стал некто Миша с ником Змей.
У Жоры Лаврикова была одна, вне всякого сомнения достойная любого творческого индивидуума, черта: он никогда не доводил ничего до конца. Вот и «fuck» надоел ему, словно старая игрушка избалованному ребенку. К тому же после столь провально проведенной предвыборной кампании авторитетного кавказского предпринимателя, за время которой на счетах Жоры отложилось что-то около восьми миллионов долларов, он решил, что слишком хорош для России. Его жена Лурдес, Лурдита — красавица из Коста-Рики, каким-то чудом попавшая в московский модельный бизнес, по ее собственному выражению, «замерзла». Именно так она однажды и заявила Жоре, что называется, в лоб прямо с утра, когда тот с трудом разлепил воспаленные от ночного бдения за компьютером веки:
— Жорес, — так она называла его на испанский манер, — я очень замерзла здесь и не хочу больше жить в твоей стране. Я хочу уехать, вернуться к себе, в свою маленькую теплую Коста-Рику, где нет снега в мае, где, черт меня возьми, вовсе нет никакого снега!!! Я южный цветочек, понимаешь, а здесь я могу жить только в оранжерее, иначе я просто завяну раньше времени и стану такой же блеклой и невзрачной, как все ваши бабы!
— С чего это ты взяла, что наши бабы блеклые и невзрачные?! - начал было возражать Жора, но Лурдита пресекла его негодование простой фразой, брошенной ею усталым и делано безразличным тоном в стиле себе под нос:
— Ну, женился-то ты на мне.
На это Жора не нашел ответа и, выйдя на кухню, приоткрыл окно, выходящее в сад. За окном стояли белые искристые стволы, за окном было все, кроме солнца и тепла, и где-то там, очень далеко, так что этого никак было не увидеть, авторитетный кавказский предприниматель точил свой племенной кинжал, пробуя ногтем лезвие. При воспоминании о предпринимателе и его кинжале Жора поежился, закрыл окно, нервно закурил, удерживая сигарету в трясущихся пальцах, и позвонил Змею:
