Леонардо Падуро - Злые ветры дуют в Великий пост
Неужели трудно придумать себе менее издевательское развлечение? Лейтенант попробовал представить, что у него имеются некоторые мазохистские наклонности, и покорно позволил капитану Хесусу Контрерасу, начальнику отдела по борьбе с незаконным оборотом валюты, подвергнуть себя пытке.
— Черт, ну хватит, отпусти!
— Давненько ты не заглядывал ко мне, дружище.
— Но я очень по тебе скучал. Даже письма писал. Целых два. Не получил? Видать, правду говорят, что почта плохо работает.
— Кончай трепаться, Конде, чего тебе надо?
— Я же сказал, Толстый, кофе. А еще принес тебе подарок в красивой обертке. Вот видишь, не ты один у нас такой щедрый.
И тут Толстый засмеялся. Это было единственное в своем роде зрелище: и толстые складки на подбородке, и пузо, и мягкая грудь — все тело заколыхалось, словно бы плоть с покрывавшим ее слоем жира была весьма ненадежно прикреплена к костям, призванным ее держать, и могла в любой миг сползти, обнажив скелет.
— Послушай, Конде, я не получал подарков с того дня, как мне исполнилось семь лет. Если не считать всякого дерьма.
— Так у тебя есть кофе или нет?
Контрерас хотел было опять разразиться хохотом, но сдержался:
— Для друзей всегда есть. И даже еще не остыл. — Он скорее подкатился, чем подошел к письменному столу и извлек из ящика стакан с уже выпитым наполовину кофе. — Только все не пей, мне должностная квота больше не положена, если помнишь.
Конде сделал более чем щедрый глоток, и в настороженном взгляде Толстого появилось беспокойство. Капитан Контрерас пил лучший кофе во всем полицейском управлении, поскольку его снабжал лично майор Ранхель из собственных стратегических запасов. Перед тем как вернуть стакан, Конде сделал еще глоток.
— Стоп, стоп, с тебя хватит. Нет, ты посмотри… Ладно, выкладывай, что у тебя?
— Мотоцикл «кавасаки» на три с половиной сотни кубиков сомнительного происхождения, барахло из дипмагазина и почти наверняка спекуляция валютой. Короче, песня, а не дело. Герой сидит у меня в кабинете и созрел настолько, что едва с ветки не падает. Это мой тебе подарок с единственным условием — придержать парня, пока я с ним не закончу. Ты рад?
— Рад, — признался Контрерас и больше не стал сдерживаться, разразившись таким громоподобным хохотом, что Конде встревожился, как бы не пошли трещинами стены здания.
— Заходи, заходи давай! — прогремел голос, едва Конде положил руку на дверную ручку. Он меня нюхом чует, подумал лейтенант и распахнул дверь толчком в матовое стекло. Майор Антонио Ранхель сидел с отсутствующим видом в своем вращающемся кресле, слегка поворачиваясь то влево, то вправо; на лице его, вопреки ожиданиям Конде, застыла своего рода умиротворенность. Конде втянул носом тонкий аромат молодого, но хорошо просушенного табака. В пепельнице дымилась длинная сигара оливкового цвета.
— Что куришь?
— «Давидофф-5000», что же еще?
— Рад за тебя.
— А я за тебя. — Майор перестал вращать кресло туда-сюда, взял сигару и благоговейно сунул в рот, будто это была амброзия. — Как видишь, у меня хорошее настроение… Где тебя черти носят? Ты кто — полицейский или долбаный частный детектив? Почему не докладываешь о ходе расследования?
Конде с вымученной улыбкой сел напротив своего начальника. Ранхелю необходимо знать о каждом шаге в ведении каждого дела, сделанном каждым из его подчиненных, особенно подчиненным по имени Марио Конде. Он был уверен в деловых качествах лейтенанта не меньше, чем в своих собственных, но все же относился к нему с опаской. Он знал про все его странности, а потому старался держать на коротком поводке. Между тем Конде припомнил пару шуточек и решил опробовать на Ранхеле хотя бы одну из них:
— Майор, я хочу подать рапорт об увольнении.
Тот коротко взглянул на него и с невозмутимым видом пристроил сигару обратно в пепельницу.
— Только и всего-то, — сказал он, сладко зевая. — Ступай в отдел кадров и скажи, чтобы оформили, я подпишу. Наконец-то смогу работать спокойно, какое счастье для моей гипертонии!
Конде разочарованно ухмыльнулся:
— Да ну тебя, Дед, с тобой даже приколоться нельзя.
— Да, нельзя! — скорее прорычал, чем сказал Дед. Если бы Господь заговорил, его голос звучал бы именно так. — А ты слишком много себе позволяешь! Ей-богу, Конде, когда-нибудь ты мне расскажешь, какого черта тебя понесло служить в полицию!
— На подобные вопросы я буду отвечать только в присутствии моего адвоката.
— Да иди ты на хрен вместе со всей коллегией адвокатов и римским правом в придачу! Рассказывай о деле. Сегодня уже суббота.
Конде закурил и посмотрел на ясное небо через большое окно кабинета начальника управления. Похоже, из этого окна вообще никогда не увидишь облаков.
— Дело продвигается медленно.
— А я просил, чтобы оно продвигалось быстро.
— А продвигается медленно. Мы только что допросили одного из подозреваемых, некого Пупи, барыгу и бывшего любовника убитой. Пока нет оснований обвинять Пупи в этом преступлении, слишком много свидетелей подтверждают его алиби, однако от него мы узнали о двух важных обстоятельствах, по причине которых эту румбу теперь надо танцевать под другую музыку. Во-первых, учительница была, по его словам, сучкой, ложилась под мужиков быстрее, чем Малыш Билли выхватывал свои кольты. Во-вторых, она состояла в близких отношениях с директором Пре, что также переводит его в категорию подозреваемых. Однако есть еще одно обстоятельство, которое плохо стыкуется с двумя предыдущими. Патологоанатом утверждает, что последний половой акт произошел незадолго до убийства учительницы с молодым человеком лет примерно двадцати, имеющим группу крови О. У Пупи как раз именно эта редкая группа крови. Директору за сорок, и он мог быть тем мужчиной, который переспал с ней за пять-шесть часов до второго. Но если Пупи действительно не встречался с учительницей во вторник вечером, что похоже на правду, поскольку в это время он тусовался с другими байкерами в «Гавана-клубе» Санта-Марии, а значит, не он был ее последним партнером, то тогда кто? И если не Пупи ее убил, то кто? Директор тоже участвует в этой лотерее, но его кандидатура как-то не очень вписывается в позднюю вечеринку с танцами, пьянкой и курением марихуаны. Лично мне этот человек неприятен, но все же он явно не из тех, кто легко кидается во все тяжкие. С другой стороны, ее могли убить и после вечеринки. Как думаешь, Дед?
Майор встал со стула и запыхтел своей сигарой «Давидофф». Табак был чудесный, и вокруг Деда при каждой затяжке распространялся тонкий ароматный дым. Конде почему-то вспомнил церковное кадило.
— Принеси мне запись допроса Пупи, хочу послушать. Откуда у тебя такая уверенность, что не он убийца? Ты уже проверил его показания?
— Этим сейчас занимаются Креспо и Грек, но сам я уверен в его невиновности. Пупи назвал слишком много фамилий, чтобы информация оказалась ложной. А кроме того, мне интуиция подсказывает, что это не он.
— Стоп, стоп… У меня от ужаса волосы встают дыбом, когда начинает работать твоя интуиция. А чем тебе директор не понравился?
— Не знаю, может, просто тем, что он директор. Не знаю, он как будто родился для того, чтобы стать директором, и мне это не нравится.
— Ах вот оно что… Так, говоришь, девушка была не паинька? А в отчете…
— Это всего лишь отчет, Дед. Слышал поговорку «Бумага все стерпит»? А то, что скрыто за этой бумагой, иногда и вообразить себе невозможно. Карьеризм, подсидка, двуличие и бог знает что еще. Но по бумаге выходит, что она была образцом для подражания…
— Так, хватит, перестань проводить со мной урок кройки и шитья. Я все это знал уже в то время, когда ты свои сопли вытирать еще не научился… Послушай, Марио, я тебя не узнаю. Почему ты так медленно работаешь? Что с тобой происходит?
Конде тщательно затушил в пепельнице свою сигарету, прежде чем ответить:
— Не знаю, Дед, что-то меня смущает в этой истории, эта марихуана, взявшаяся неизвестно откуда, да и вообще я нынче чего-то никак не могу сосредоточиться.
Майор театрально воздел руки к небу и посмотрел в потолок, вероятно в ожидании содействия свыше.
— У нас на все рук не хватает, и у меня родила бабушка, так, что ли? Может, тебе и вправду подать в отставку? Значит, говоришь, все дело в том, что у тебя нет сил сосредоточиться?
— Да нет, Дед, я себя чувствую нормально.
— Судя по твоему лицу, хреново ты себя чувствуешь. Ох, Марио, не забывай, что я тебе говорил: веди себя прилично ради всего, что ты ценишь в жизни. Не вздумай в какое-нибудь дерьмо вляпаться, иначе мне придется тебя отстранить от дела.
— Дед, что все-таки происходит? Я что-то никак не врублюсь.
— Сам не знаю, говорю тебе, я только чую, что запахло паленым. В нашем ведомстве проводится широкая проверка, распоряжение спущено с самых верхов. Повторяю, мне неизвестно, что именно ищут и под кого копают, но не сомневаюсь, что дело серьезное и наверняка полетят головы, потому что копают глубоко. И больше ни о чем меня не спрашивай… А знаешь, вчера я получил от дочки письмо и посылочку. Похоже, у нее все-таки наладилась жизнь с тем австрийским экологом. Живут в Вене — я ведь тебе, кажется, рассказывал?
