Филип Рот - Прощай, Коламбус
Чем еще я был занят? Ел, спал, ходил в кино, отправлял книги с оторванными корешками в клееварку — в общем, делал все то же, что прежде, но теперь все мои интересы существовали обособленно, словно окруженные забором, и жизнь моя превратилась в перелезание через эти многочисленные ограды. Жизнь застыла, потому что без Бренды жизни для меня не было.
А потом пришло письмо от Бренды, в котором она сообщала, что приедет на еврейские праздники, до которых оставалась всего неделя. Меня так переполняло радостью, что я даже порывался позвонить мистеру и миссис Патимкин — просто сообщить им о том, как я счастлив. Я даже набрал первые две цифры их телефонного номера, но потом сообразил, что на том конце провода меня встретят молчанием: ну, разве что миссис Патимкин спросит: «Что вам угодно?» А мистер Патимкин, наверное, уже позабыл, как меня зовут.
В тот вечер я даже поцеловал после ужина тетю Глэдис и сказал ей, чтобы она хоть немного отдохнула от домашних дел.
— До Рош Хашана меньше недели, а он хочет, чтобы я взяла отпуск! Я пригласила десять человек! Уж не думаешь ли ты, что цыпленок сам себя ощиплет? Слава Богу, что праздники бывают раз в году, а то я давно уже превратилась бы в старуху.
Однако вскоре выяснилось, что за столом у тети Глэдис будет не десять человек, а девять. Потому что через два дня позвонила Бренда.
— Ой! — ахнула тетя Глэдис. — Междугородный!
— Алло! — схватил я трубку.
— Алло? Это ты, милый?
— Да, — ответил я.
— Кто это? — тетя Глэдис принялась теребить мою рубаху. — Кто это?
— Это мне звонят, тетя Глэдис.
— Кто? — настойчиво повторила тетя Глэдис, тыкая в телефонную трубку.
— Бренда, — сказал я.
— Что, милый? — спросила Бренда.
— Бренда? — удивилась тетя Глэдис. — А чего это она звонит по межгороду? Со мной чуть инфаркт не приключился.
— А как ей еще звонить, если она в Бостоне?! — гаркнул я. — Тетя Глэдис, я тебя умоляю…
— Ох уж эти дети… — пробормотала тетя Глэдис и поплелась восвояси.
— Алло? — повторил я в трубку.
— Нейл, как ты там?
— Я тебя люблю.
— У меня плохие новости, Нейл. Я не смогу приехать на этой неделе.
— А еврейские праздники?
— Милый! — засмеялась Бренда.
— Разве нельзя под этим предлогом уехать на пару дней?
— У меня в субботу экзамен. И контрольная. Даже если я приеду на один день, то мы ничего не успеем…
— Успеем.
— Нейл, я просто не могу. Мама непременно потащит меня с собой в синагогу, и мне некогда будет даже повидаться с тобой.
— О, Господи.
— Милый?
— Да?
— А ты сам не сможешь приехать ко мне?
— У меня работа.
— А как же еврейские праздники? — съехидничала Бренда.
— Родная, я не могу. Я не стал отпрашиваться на эти дни в прошлом году, не могу же я…
— А ты скажи, что тебя в этом году обратили.
— Бренда, кроме всего прочего, тетя пригласила на праздничный ужин всех близких родственников. Ты же понимаешь, мои родители…
— Приезжай, Нейл!
— Я не могу взять два выходных, Брен. Меня только что повысили в должности, прибавили жалованье…
— К черту жалованье!
— Милая, это моя работа.
— На всю жизнь?
— Нет.
— Тогда приезжай. Я сниму номер в гостинице.
— Для меня?
— Для нас.
— Ты сможешь это сделать?
— И да, и нет. Люди же так делают!
— Бренда, ты меня вводишь в искушение…
— Стараюсь.
— В среду я могу приехать с работы прямо на вокзал…
— …и останешься со мной до воскресенья!
— Брен, я не могу. В субботу мне нужно быть на работе.
— У тебя что, не бывает выходных?
— Бывает. По вторникам, — угрюмо буркнул я.
— О, Боже…
— И воскресеньям, — добавил я.
Бренда что-то ответила, но я ее не расслышал, потому что в этот момент меня окликнула тетя Глэдис:
— Ты так и будешь весь день болтать по междугородному?
— Тихо! — рявкнул я на нее.
— Нейл, ты приедешь?
— Да, черт подери!
— Ты сердишься?
— Нет. Я приеду.
— До воскресенья?
— Посмотрим.
— Не грусти, Нейл. У тебя такой расстроенный голос. В конце концов, это ведь действительно еврейские праздники. Ты не должен работать в праздник.
— Ты права, — согласился я. — Я же ортодоксальный еврей, в конце концов! Надо пользоваться своими преимуществами.
— Вот именно — поддакнула Бренда.
— Ты не в курсе — есть поезд в шесть часов вечера?
— Они отправляются каждый час.
— Тогда я приеду шестичасовым.
— Я встречу тебя на вокзале, — сказала Бренда. — Как мне тебя узнать?
— Я буду замаскирован под ортодоксального еврея.
— Я тоже, — сказала Бренда.
— Спокойной ночи, любимая!
Когда я сказал тете о том, что уезжаю на праздники, она расплакалась.
— А я собиралась столько всего наготовить…
— Готовь, тетя Глэдис.
— А что я скажу твоей матери?
— Я сам с ней поговорю, тетя Глэдис. Пожалуйста. Ты не имеешь права расстраиваться.
— Когда-нибудь ты обзаведешься семьей, и тогда поймешь…
— У меня есть семья.
— В чем дело? — недоуменно шмыгнула носом тетя Глэдис. — Неужели эта девочка не может навестить своих родителей в праздник?
— Она учится…
— Если бы она любила свою семью, то нашла бы способ приехать.
— Она любит свою семью.
— Тогда раз в год могла бы и приезжать домой.
— Тетя Глэдис, ты не понимаешь…
— Ну, конечно! — возмутилась тетя Глэдис. — Вот когда мне стукнет двадцать три года, тогда я сразу все пойму.
Я хотел поцеловать ее, но она отстранилась:
— Иди отсюда… Езжай в свой Бостон…
На следующее утро выяснилось, что мистер Скапелло тоже не хочет отпускать меня на праздники, но я заставил его изменить мнение, намекнув, что его прохладное отношение к моему намерению взять два выходных можно истолковать как проявление антисемитизма. Во время обеденного перерыва я сходил на вокзал и купил расписание поездов, идущих в Бостон. В течение последующих трех ночей оно было моим любимым чтением.
Она совсем не была похожа на себя, во всяком случае, в первую минуту. Скорее всего, я тоже не был похож на самого себя. Но мы поцеловались, обнялись, и было странно ощущать между нашими телами толстую ткань пальто.
— Я отращиваю волосы, — сказала Бренда, когда мы сели в такси. Это были единственные слова, произнесенные ею за все время поездки.
Только в тот момент, когда я помогал ей выйти из такси, я заметил на ее пальце золотое кольцо.
Пока я вписывал в регистрационную карточку наши имена — «Мистер и миссис Клюгман» — Бренда робко расхаживала по вестибюлю гостиницы. Затем мы вошли в свой номер и снова поцеловались.
— У тебя так колотится сердце, — заметил я.
— Я знаю, — ответила Бренда.
— Ты нервничаешь?
— Нет.
— Тебе уже приходилось делать такое?
— Я читала Мери Маккарти.
— Сняв пальто, она не стала вешать его в шкаф, а бросила на кресло. Я присел на кровать. Бренда осталась стоять посреди комнаты.
— В чем дело? — спросил я.
Бренда тяжело вздохнула и направилась к окну. Я решил про себя, что лучше ни о чем не спрашивать — может быть, мы быстрее привыкнем друг к другу в тишине. Встав с кровати, я повесил пальто Бренды в шкаф, а чемоданы оставил стоять возле кровати.
Бренда, встав на сиденье кресла коленями, смотрела в окно с таким видом, словно предпочла бы сейчас оказаться именно там, за стеклом. Я подошел к ней сзади, обнял, сжал ладонями ее груди… Из-под оконной рамы сквозило, и я вдруг понял, как много времени прошло с той первой теплой ночи, когда, обняв Бренду, я ощутил трепыханье маленьких крыльев за ее спиной. Я понял, зачем приехал в Бостон — пора было заканчивать наш роман. Хватит тешить себя дурацкими мечтами о нашем браке.
— Что-то случилось? — спросил я.
— Да.
Я не ожидал такого ответа. Честно говоря, я не ждал никакого ответа, потому что задал свой вопрос лишь из участия, пытаясь смягчить ее нервозность.
— И что же произошло? — пришлось мне задать еще один вопрос. — Почему ты мне ничего не сказала, когда звонила?
— Это произошло сегодня.
— Неприятности с учебой?
— Нет. Мои родители все узнали.
Я развернул ее к себе.
— Ну и хорошо. Моя тетя тоже в курсе, что я уехал к тебе. Какая разница?
— Они узнали про лето. Про то, что мы с тобой занимались любовью.
— Что?!
— Да-да…
— …Рон?
— Нет.
— Может… Ты хочешь сказать… Джулия?
— Нет, — ответила Бренда. — Им никто ничего не говорил.
— Я ничего не понимаю.
Бренда слезла с кресла, подошла к кровати и уселась на самый ее краешек. Я сел в кресло.
