Георгий Эсаул - Алиса в стране оплеух
Не подошел бы к тебе, не овеял бы лаской, если бы не заметил в уголках твоих очей лучики скромности и теплоты самаритянки, которая одним пальчиком сделает больше, чем полк горцев.
Знаю, что ногу поднимешь выше головы, гимнастка: пули, осколки снарядов, пороховые газы и серные дожди, а ты с гордо поднятой ногой - к ноге привязано полковое знамя - вдохновляешь на подвиг, поющая птица осеннего леса!
Возьми, стяг, девочка, - дедушка извлёк из портков полотнище, бережно вложил мне в руку, словно подаяние нищенке. - Привяжи к ноге и ступай с Миром на войну с германцами и турками.
Скажешь в батальоне, что генерал Макаренко тебя направил по комсомольской путёвке на подвиг". - Старичок генерал ждал от меня слов благодарности, даже щёку подставил, чтобы я поцеловала, пальчиком на щёку указывал, хихикал мелко и дробно, по-библиотекарски.
"Уж не выдра ли вы, достопочтимый дедушка? - спрашиваю робко, полагала в детстве, что слово "выдра" - похвала, почтительное обращение к старшим, потому что маменька очень ценила шубу из выдры. - Ничего не поняла из вашей горячей речи, больше похожей на ошибку рыцаря Артура.
Но тряпицу к ножке не привяжу и на войну не пойду: на войне убивают, а я ещё - маленькая и не знаю стягов, флагов, знамён.
Веера, платочки, платьица - моя стихия, а не пули и снаряды, да будут они благословенны!"
Сказала, сконфузилась ужасно, что так запросто с генералом разговариваю, словно меня на пружинку завели.
Генерал преобразился после моих слов, потемнел, пыхтит паровозом; ноздри увеличились, кожа чёрная, глаза - сливы лиловые, у меня от слив желудок слабит.
Загремел, что я оробела, онемела до коликов в мозгу:
"Как же ты, воровка ума, рассуждаешь о полковом знамени, если отказываешься идти на войну знаменосцем, беспринципная страдалица, проклятая в седьмом поколении!
В тенета Сирийской лжи, Венгерской фальши и дикого умопомрачительного обмана балетных режиссеров ты попала, окуталась и мнишь себя золотой рыбкой!
Смерть - достойное избавление тебе от скуки!"
Кортик морской - я только потом узнала это оружие, когда в Музее естествознания увидела морской кортик - выхватил, в меня целит, узурпатор.
Побежала со стенаниями, с воплями - но в меру, с оглядкой, оттого, что - порядочная скромница, морально устойчивая, побежала от генерала, о саркофаге Владимира Ильича Ленина забыла - стыдно, даже гроб не поцеловала - но воля Судьбы.
До Африки добежала бы, если бы не двери Института Благородных Девиц - встали на пути богатырями безрубашечными. - Графиня Алиса замахнулась на толпу, красиво изогнула спину, выгодно, но с понятием чести и незапятнанности репутации. - Вы уподобились генералу со стягом, конкистадоры.
Сыграю с вами в игру "ДИСТАНЦИОННОЕ УПРАВЛЕНИЕ СОВЕСТЬЮ".
Кто проиграет - хула и позор ему, муки адские вечные, оплеухи с зари до зари, раскаленная сковорода ниже пояса - так рождается слава.
Кто выиграет - почёт и уважение, Правда и Истина в уши, Райские кущи - не подумайте дурного.
Перед игрой выпейте кваса - народный напиток, носы у вас покраснеют - у кого носы, станете похожими на подкаменных красноносиков. - Графиня Алиса взяла с полочки кусочек белого мела, упрекала себя в неполиткорректности, потому что нужно рисовать - тёмным мелом, угольком, чтобы не взбунтовались бывшие рабы юга США, но оправдывалась отсутствием материала, ужималась - стыдно девушке, до жалобной улыбки гурманщицы.
Начертила звезду Давида, даже язык высунула от усердия, словно три года провела на каторге с вьетнамскими военнопленными. - Треугольник и треугольник - олицетворение мужского и женского, Неба и Земли, Начала и Конца, - графиня Алиса стыдливо прикрыла ладошкой низ живот (боевая юбочка излишне задралась, открывала сокровенное, морально устойчивое). - Я никому раньше не рассказывала о сатанинской силе двух треугольников, особенно - вниз смотрящего, подобного вертухаю на вышке. - Алиса в пяти метрах от Звезды Давида начертила Всевидящее Око, глаз получился на радость народному Хуралу Монголии - потусторонний, с жадным интересом к происходящему, даже ожил, светился красным, подсвечивал коленки графини. - Масонский знак, в чём его смысл - знают только способные замаскироваться - вольные каменщики с веточками травы тархун в руках. - Графиня Алиса наклонилась, к всеобщему восторгу - в Революцию восторг перетёк бы, но нет Руководителя и цели движения, как у гоночного автомобиля закончился перед финишем бензин. Начертила коловорот, свастику, даже вздрогнул от смелости, обещала, что при ближайшей возможности сходит исповедоваться в полицию. - Немецко-фашистская свастика - из глубин народов Индии, венец нашей игры - финиш для тех, кто не запятнал свою совесть, почитает работы Карла Ясперса, разбирается в немецкой философии и сразу распознаёт в торговке балерину. - Графиня Алиса выпрямилась, смотрела на притихших, как каторжники перед расстрелом, жителей Страны Оплеух. - Игра ДИСТАНЦИОННОЕ УПРАВЛЕНИЕ СОВЕСТЬЮ очень простая, как два апельсина в кармане досадно поморщившегося преподавателя физической культуры.
С боязливостью, с должным вниманием, не подталкивая локтем соперников - братьев и сестер по игре - перепрыгиваете со звезды Давида на Всевидящее Око, а затем - на немецко-фашистскую свастику - конец, делу венец.
На немецко-фашистской свастике громко кричите, с примирением в осипшем или звонком колокольном голосе:
"Я морально чист!"
По очереди...
Графиня Алиса не договорила, всплеснула руками и запрыгнула на выступ на скале, похожий на балкон в театре.
Толпа - не по очереди, а все сразу, потому что каждый хотел быть первым морально чистым чудовищем - ринулась по геометрическим знакам; прыгали, переползали, летели в едином порыве насильников и казнокрадов.
- Прощай, молодость!
Вам наплевать на бездомных котят, которых затоптали в горячке - верю, что не со зла убили котят оплеухами, а в страстном желании морально очиститься, - графиня Алиса заламывала руки на капитанском мостике в скале, рыдала, недовольно топала ножкой - но в пределах благочестия, терпимости и толерантности, столь важных для барышни из Института Благородных Девиц. - Оплеухи, оплеухами зачем обмениваетесь в игре, раскольники, любители тьмы.
Но визжащая, кудахтающая, рычащая куча - откуда слышались, ни с чем несравнимые звуки оплеух - не внимала мольбам графини Алисы, словно уши отрезали сразу всем.
Добрались до финиша, покрыли телами немецко-фашистскую свастику, вопили, что морально чисты и требовали от графини Алисы награды, денег, жилья, вида на жительство.
- Да неужели, вы не прочтёте в наших криках, графиня, не распознаете страстное желание получить статус беженца в Германии, потому что свастика - Германская. - Пионерский Орлёнок гордо реял над кучей-малой, иногда пикировал, хищно скалил клюв, раздавал когтистыми куриными лапами болезненные - микробы в раны - оплеухи Добра и Милосердия. - Отправляйте нас в Израиль, в Лондон, в Берлин, предоставляйте политическое убежище, кормите, поите, выделите каждому отдельное жильё с видом на парк или водоём, где жирные утки и гуси плавают на радость желудка.
Не хотим работать, а желаем наслаждаться трудами других монстров, диких в своих нарочито исступленных стенаниях, жажде золота.
Хватит, наработались - орлы живут дольше тысячи лет, а мне уже - шестьсот шестьдесят шесть лет стукнуло зеброй по темечку.
И я до сих пор не гражданин Европы, кормилицы и поилицы - бедная, несчастная судьба зверолова.
Зайцев ловил, крыс, лисиц иногда поднимал и скидывал на живодёрню, процент получал от продажи шкур из лисиц, французским конкистадором себя полагал из наполеоновской армии.
Горя не знал, но тоска меня подтачивала даже в кругу балерин, когда танцуют, ногу на столе выше головы поднимают, а голоса, что за голоса у балерин - Миланские кастраты завидуют писклявости балерин.
Однажды, задумался о суровых уроках жизни, о погребальных обрядах индусов и не заметил, как поднял в воздух тщедушного старца с посохом, в рубище, с длинной черноморской бородой - вместо зайца ухватил, надеялся, что старец - не отец Сергий из произведения графа Льва Николаевича Толстого, иначе старец меня бы обличил, наказал, упрекнул в неразборчивости и двоедушии.
Старец громко хулил меня, не боялся высоты, обещал, что, если отпущу его - то не упадёт, не разобьются об острые камни в ущелье, где уж и пингвин, а полетит, потому что силу ему даёт длинная черноморская седая борода и выпитая кровь некрещенных младенцев.
Обманывал ли меня двоедушный старик, или не лгал, но боязно мне стало, испражняюсь налету, призываю грозу, чтобы молния из тучи старца в пенис поразила - поделом охальнику, зачем меня пугает.
Сердце моё трепетное, боязливое, изможденное в любовных схватках с курицами - не выдержит.
"Зайцев травишь, барсуков, тушканчиков, лисиц и волков, а дальше своего клюва не видишь, словно тебе на глаза канализационные люки положили. - Старец меня посохом колотит, перья мои летят, суставы лопаются мыльными пузырьками. - Не птица гордая ты, а - мракобес.
