Равиль Бикбаев - Черная молния. Тень буревестника.
— Апокалипсис, — пробормотал я.
— Грядет судный день, — подтвердил Маузер.
— Посчитаемся, — с явной тяжелой злобой бросил Лэнс, — за все нам ответят. И чем сильнее нас будут давить сегодня, тем страшнее будет ответ завтра.
И после короткой паузы искренне по детски недоумевая он сказал:
— Я вот только одного понять не могу, почему они так ненавидят и презирают наш народ? Это же они нас толкают в подполье. Я вот архитектором хочу стать, я мечтаю строить, а не разрушать. Мы с ребятами на кафедре в институте разработали методику быстрого строительства доступного, недорого, комфортабельного жилья. Жилищный вопрос можно решить всего за пять лет. А есть еще грамотные агрономы, инженеры, ученые. Можем, вы понимаете, мы можем обеспечить развитие страны. Так нет. Все ходы чиновными особами забиты, а им все по… Ну дайте нам свободно выбрать свою судьбу и судьбу страны, пусть весь народ решит кто прав, а кто нет. Мы тоже войны и крови не хотим. А нам отвечают: «А вот… вам! Молчать быдло! Это мы за вас решим, что нам, вашим господам подходит, а кто нет» Вот мы им и отвечаем…
Глава десятая
За овражные скаты,
Где гремят соловьи,
Унесём автоматы
И обиды свои.
Как же весело, братцы,
Не кричать: «помоги!»,
А самим разгуляться
Там, где правят враги.
Марина Струкова— Я вас провожу, — после встречи с Лэнсом тактично предложил Маузер.
Я пожал плечами, мне все равно.
— Тут одна девушка хочет с вами поговорить, — чуть смущено проговорил он.
— Я примерный семьянин, — легонько вздохнул я, — все остальное уже в прошлом. Девушки тоже.
— Ее зовут Якут, — улыбнулся Маузер, — та еще оторва, а вашей добродетели ничего не угрожает, у нее парень есть.
— Если даже добродетели ничего не угрожает, — засмеялся я, — то к чему эта встреча? — и уже серьезнее, — знаете я сегодня устал от разговоров и вообще устал.
— Ее прадедушка по материнской линии был снайпером и Героем Советского Союза, — усмехнулся Маузер, — так что подумайте прежде чем принять окончательное решение.
— Ну если так, — еще печальнее опять вздохнул я, — то боюсь отказываться, девушка потомственный снайпер это очень серьезно и опасно.
— Она не снайпер, — успокоил меня Маузер.
— Тогда кто?
— Специалист по дифференциальным вычислениям, — улыбнулся Маузер, — имеет и научную степень.
Математику я знаю на уровне: Если у Феди два яблока, а у Сережи банковская карта, то к кому пойдет на свидание Таня? Ответ: Таня придет на свидание к Вове с которым уже встречается. Поэтому в достаточной степени заинтригованный встречей с интегральной подпольщицей я поплелся по городу за Маузером.
— Знаете, что меня настораживает? — пока мы шли на станцию метро сказал я.
— Что?! — не глядя на меня, а привычно как просеивая взглядом потоки людей у станции, негромко спросил Маузер.
— Вы мне показываете, так сказать неплохо образованных ребят. Они даже разговаривают почти без сленга и можно подумать, что у вас собрался цвет будущей интеллигенции страны. Но это же не так?
— Не совсем так, — вздохнув подтвердил Маузер, — вы встречаетесь с ребятами с которыми хоть понимаете друг друга и говорите с ними на одном смысловом языке, хотя как я вижу психологически вы достаточно далеки от них, а они от вас.
Мы остановились у киоска с прессой стоявшего рядом со станцией метрополитена. Красивые глянцевые обложки журналов, за отличными фото сессиями пустота содержания и рекламный гон, рядом кипы газет с кричащими заголовками, смакуют сплетни, убийства, извращения, практически нет серьезной аналитики. Зачем? Нет спроса, в метро это не читают. Как все это похоже на нашу жизнь. Хотя почему похоже? Это ее часть. Перед спуском в станцию я закурил, Маузер неодобрительно на меня покосился, сам он был некурящий. Чуть поодаль от нас стояла компания молодежи. Парни и девушки курили, пили пиво, что-то обсуждая матерились, смеялись. Отдельные слова я понимал, а смысла их так сказать беседы, нет. Их мат и сленг, это уже совершенно другой язык и можно подумать, что мы уже живем в разных странах. А мы и живем в разных странах, тут дело не в разнице поколений, я родился и получил воспитание в одной стране, они выросли в другой и эту границу уже трудно перейти.
— Все эти встречи, — тихо сказал Маузер, догадавшийся о моих мыслях, — для нас с вами как бессрочная виза и постоянный вид на жительство в их страну, ее гражданами нам не стать, но… — не договорив он в нитку сжал тонкие губы, а потом, с жесткой откровенностью продолжил:
— Вы правы, в группе Макса и в других группах есть совсем иные ребята. Плохо образованные, агрессивные, матерящиеся, с трудом выражающие свои мысли. Но вы поймите, у них нет другой реальности, а только: низкооплачиваемый труд; отсутствие перспектив и как результат бутылка или шпиц наркомана. Они пока не могут это ясно и вразумительно сказать, но зато очень хорошо все это чувствуют. Они не хотят спиваться, не хотят стать торчками, они борются за эту страну и за своё будущее в этой стране. И в этом плане, да! Как это странно не прозвучит, эти люди будущая нравственная элита. Но не такие как сейчас, а уже получившие образование, обретшие жизненный опыт и еще в юности понявшие, что кроме них этот народ и их родина никому не нужны. Нам, извините за жаргон, втюхивают, впаивают или вбивают в сознание идею народа — быдла и даже подводят под это «теоретическую» базу, дескать в XX веке в годы революций и войн была уничтожена лучшая часть народа ее пассионарная составляющая, осталась его худшая часть и именно она дала сегодняшнее потомство. Если эту «теорию» по другому сформулировать, нам прямо и открыто утверждают: вы выродки, недочеловеки. Холуи теоретики этих и других аналогичных воззрений, дают сегодняшней правящей «элите» своего рода моральную индульгенцию, дескать нечего с этими недочеловеками церемонится, все равно выродки это не оценят и не поймут. Это откровенный бионацизм в его наихудшей форме по которому: те у кого деньги и власть это раса господ, а все остальные их рабы. Но это не так. То что вы видите говорит об обратном, народ уже поднимается с колен. Пока немногие. Я поэтому и попросил ребят рассказать вам, о себе. Надеюсь вы не побоитесь и сумеете об этом написать.
— Вы оптимист и романтик, — с тяжелой грустью отметил я, — А вот я реалист и не верю, что эти мальчики и девочки, — я кивнул в сторону беззаботно гогочущей молодежной компании, — что — то смогут свершить в своей жизни и в будущем страны.
— Романтики всегда двигали общество вперед, — серьезно ответил Маузер, — а реалисты плетутся сзади.
— Зато они остаются в живых, — с горечью сказал я, — и пользуются тем, что сделали романтики.
— И кто из них счастливее? Кто наиболее полно и с интересом прошел свой путь? Кто полной мерой в равной степени испил горечь и сладость жизни?
— Вы мне не сказали, как сложилась судьба той девушки Маши с «Уралмаша», — пытаясь сменить тему разговора спросил я, — она тоже в подполье ушла? Или своего друга вы пожалели и не стали втягивать в эти дела?
— Она в Европе, — чуть запнувшись сказал Маузер, — я оплатил ей учебу и стажировку в университете. Маша обещала вернуться, а нашей стране очень скоро будут нужны порядочные и хорошо образованные люди.
— Скажите Маузер, — в упор посмотрел я на него, — А вот вы счастливый человек?
— Я стою у истока и делаю, что могу, — помедлив ответил он.
Теперь уже Маузер смотрел на меня в упор. Так мы и стояли глядя друг другу в глаза, настоящий человек оставшийся верным своим идеалам и я тварь дрожащая в розницу торгующая на судах своим знаниями.
— Если вы покурили, то может быть пойдем? — через несколько таких долгих и томительных секунд предложил он.
Метро, пересадка, переход, другая линия метро, выход, трамвайная остановка, трамвай, поездка, выход и вот мы черт знает где. Такое впечатление, что это уже родная провинция с ее старыми блочными домами, дворами которые окрестные жители самовольно заставили облупленными железными гаражами и скамейками у подъездов.
У одного из гаражей с распахнутой дверью грелась разговором и водочкой компания. По виду мои сверстники. Тоже примета провинциальной родины, у нас также дворовой гараж и машина это всепогодный мужицкий клуб для бедных. Все при деле, рядом с домом, практически безопасно от недоброго постороннего вмешательства, можно спокойно поговорить и с удовольствием выпить. Маузер попросив недолго его подождать ушел. Я остался мерзнуть на улице, раз за разом недобрыми словами поминая националистов, конспирацию, Маузера, Якута, дифференциальные исчисленья и любопытных девушек.
— Эй мужик, ты чего тут все топчешься? — окликнул меня гаражный клубмэн, — Может выпить хочешь?
