Кэйдзо Хино - Остров мечты
— Нет, я пойду с вами! — решительно запротестовала она. — У меня тоже сердце не на месте! Я не хочу оставаться одна! — Её голос и выражение лица выдавали сильное душевное волнение, чувствовалось, что в ней происходит какая-то внутренняя борьба. «Со вчерашнего вечера её как будто подменили», — вновь отметил про себя Сёдзо.
Прибрав за собой, они втроём отправились в путь. Сегодня им уже не приходилось двигаться по лесу ощупью, как накануне. Сквозь лиственный шатёр у них над головами, в темноте казавшийся таким плотным и непроницаемым, пробивались солнечные лучи. Под деревьями кустился низкорослый бамбук. Время от времени чуть ли не из-под ног у путников выскакивали юркие ящерицы, насекомые поспешно зарывались в землю. Неподвижный воздух был пропитан прелым запахом.
Сёдзо непроизвольно взял девушку за руку. С каждым шагом она всё сильнее стискивала его ладонь, словно ища опоры. Когда она споткнулась, зацепившись за какое-то ползучее растение, он обнял её за плечи, но ощущение от этого прикосновения было совершенно иным, чем ночью. «Неужели всё это мне только приснилось? — подумал Сёдзо. — Это волшебное чувство единения с лесом, с его энергией, с его жизненными соками…»
Ладонь девушки сделалась влажной и странно холодной.
Впереди показалось высокое, наполовину засохшее дерево с огромным дуплом.
— Здесь днём ночуют летучие мыши, — сказал мальчик, перейдя на шёпот.
Вскоре лес поредел и наполнился светом. Впереди простиралась широкая поляна, заваленная полусгнившими древесными останками. Это были не мёртвые деревья, а столбы и доски, сработанные человеческими руками. Они тёмной грудой лежали ни земле, с трудом сохраняя свою изначальную форму. Рядом с ними валялась кровельная черепица. Видимо, прежде на этом месте стояло какое-то строение довольно-таки внушительных размеров. Было совершенно ясно, что его никто не сносил — оно само рухнуло от старости.
Остановившись, путники молча глядели на эти руины, над которыми, несмотря на льющийся сверху солнечный свет, царили безмолвие и мрак. Беспорядочно громоздившиеся друг на друга брёвна и доски тлели, обращаясь в труху. А на них росли грибы коричневого и белого цвета, и вокруг вились мотки. Но ни одно из растений, даже бесцеремонно лезущий отовсюду плющ, почему-то не отваживалось касаться этих развалин.
Сёдзо стало не по себе, как будто он увидел нечто такое, на что не полагалось смотреть. Здесь, вдали от людских глаз, погибало и обращалось в тлен творение человеческих рук. Когда в лесу стоя гибнет старое дерево, это всё-таки воспринимается иначе. Сёдзо вспомнил красную детскую туфельку, попавшуюся ему на глаза на месте сброса мусора. Если бы он увидел, как она истлевает в земле на глубине десяти метров, у него, наверное, возникло бы точно такое же ощущение.
Вероятно, когда-то, много лет назад, в этом доме жили самураи, приставленные к орудиям и нёсшие охрану форта. До сих пор Сёдзо не испытывал ни малейшего интереса к истории этих островов, но сейчас, глядя на лежащую перед ним груду гнилых досок, он живо представлял себе ужас, охвативший этих людей при появлении чёрной эскадры. Сёдзо не знал, как они выглядели, но частичка их бытия сохранилась в древесной трухе, которая, даже став питательной средой для грибов и насекомых, всё ещё могла рассказать о прошлом. Однако пройдёт ещё лет десять, доски окончательно истлеют, а вместе с ними умрёт и прошлое.
Ночью, в темноте, этот остров казался ему оплотом жизни, но, как выяснилось, силы распада исподволь действовали и здесь. Впрочем, если вдуматься, этот маленький островок тоже был клочком искусственной земли. Недаром на подступах к лесу их встретили груды вспененного полистирола и пластика.
Сёдзо украдкой взглянул на стоявшую рядом с ним девушку. Ночью она была полна сил и стремительна, как чёрный вихрь, а теперь съёжилась и поникла, точно гриб под солнцем.
— Ну всё, пойдёмте отсюда, — сказал Сёдзо и шагнул вперёд.
Он не знал, какие чувства навеяли его спутникам эти развалины, и не собирался спрашивать их об этом, но увиденное, без сомнения, произвело на обоих глубокое впечатление. Девушка ещё сильнее, чем прежде, стиснула руку Сёдзо, а мальчик больше уже не решался заглядывать в дупла сухих деревьев.
Они молча шли по лесу, вновь ставшему густым и тенистым.
— Что-то мне боязно, — вдруг пробормотал мальчик. — Я вижу какие-то странные фигуры.
Сёдзо посмотрел вокруг, но не увидел ничего, кроме пышных древесных крон с мерцающими в них солнечными бликами.
— Идёмте! — решительно произнесла девушка. В отличие от замешкавшегося в испуге мальчика, она ускорила шаг, крепко держа Сёдзо за руку и увлекая его за собой, словно что-то властно звало или тянуло её вперёд.
Земля у них под ногами из мягкой и влажной вдруг сделалась сухой и комковатой. Деревья с толстыми стволами и густой листвой попадались всё реже, их сменили деревца с длинными тонкими ветками и мелкими редкими листочками, подступавшие к самой вершине откоса.
Наверху, на насыпи, росли высокие деревья, на которых там и сям сидели цапли, то расправляя, то складывая крылья. Ещё несколько птиц парило в воздухе над деревьями, совершая плавные виражи. Всё это даже отдалённо не напоминало той ужасающей картины, которую Сёдзо застал утром. Никаких тревожных криков тоже не было слышно.
— Видимо, стая улетела на поиски корма, а оставшиеся птицы спокойно дожидаются возвращения своих товарищей. Похоже, ничего страшного не произошло. Выходит, я напрасно поднял тревогу, — в смущении проговорил Сёдзо.
Но спутники явно не разделяли его оптимизма. Мальчика била дрожь — это было видно невооружённым глазом. Девушка, выпустив руку Сёдзо, застыла на месте и напряглась, как натянутая струна.
Тонкие ветки растущих на откосе деревьев были сплошь увиты лианами, сплетаясь с ними в плотную сеть.
Внезапно верхушка одного из деревьев поблизости резко качнулась. Все трое инстинктивно посмотрели туда: там, повиснув вниз головой, билась цапля, запутавшаяся в сети из веток и лиановых стеблей.
— Ну что же ты, глупенькая! — воскликнул Сёдзо и, протянув руки, попытался разделить спутанные ветки. Стоя у него за спиной, девушка и мальчик испуганно следили за происходящим.
Мальчик достал из кармана и протянул Сёдзо нож, которым тот перерезал несколько стеблей. Всё это время цапля продолжала исступлённо метаться и хлопать крыльями. Стебли лиан, хоть и тонкие, оказались на удивление неподатливыми, и Сёдзо пришлось основательно потрудиться, прежде чем образовалось достаточно места, чтобы пленница могла выбраться на свободу.
Но, как ни странно, птица оставалась в том же положении и не пыталась взлететь, а только по-прежнему отчаянно хлопала крыльями.
— Ой, смотрите! — закричал мальчик. — У неё связаны лапы!
И действительно, ноги цапли были обвиты длинной нитью, которая цеплялась за ветки соседних деревьев и запутывалась в них. Дотянуться до ног несчастной цапли Сёдзо не мог. А какого-нибудь дерева потолще, на которое он рискнул бы забраться, поблизости не было.
— Ничего не получится, — вздохнул Сёдзо и опустил руки. — Единственным выходом было бы рубить все деревья вокруг. Но у цапли и так уже переломаны ноги и крылья.
Девушка и мальчик молча смотрели на цаплю, трепыхавшуюся из последних сил.
— Это леска, — после долгой паузы сказал мальчик. — Кто-то бросил её в воду или оставил на берегу, вот птицы в ней и запутались. Сейчас леску делают из нейлона, она такая прочная, что не порвёшь.
С этими словами мальчик посмотрел вокруг, и в тот же миг из груди у него вырвался громкий стон: «A-а!» Повсюду, куда ни бросишь взгляд, в кронах деревьев белели птичьи перья.
По мере того как Сёдзо и его спутники поднимались вверх по откосу, это зрелище становилось всё более устрашающим — невозможно было и шага ступить, чтобы не увидеть скрытые листвой тела мёртвых птиц. Весь склон превратился в место массовой гибели цапель. И не только цапель — среди них попадались и чайки. Птицы висели головой вниз, а лапы их были скованы опутавшей деревья леской.
— Вот ещё одна!.. И ещё!.. — восклицал мальчик каждый раз, когда, раздвинув ветки, обнаруживал очередную мёртвую птицу.
Всё это напоминало эшафот, где целая стая птиц в одночасье превратилась в скопище подвешенных за ноги пернатых трупов.
Цапля, которую они обнаружили в самом начале, уже затихла и перестала дёргаться. Видимо, каждая из птиц билась до последнего, пытаясь вырваться на свободу, — их полураскрытые крылья были неловко вывернуты наружу, а длинные шеи и лапы застыли в странном, неестественном положении.
Смерть ещё не успела наложить на них свою тлетворную печать. Некоторые из птиц казались сероватыми от налипшей грязи, но изначально белые перья и пух оставались нетронутыми. Даже чайки с чёрной каймой на крыльях сверкали белизной своего оперения.
