Элиэтт Абекасси - Счастливое событие
Леа научилась приветствовать меня улыбкой. Она улыбалась во сне и при пробуждении. Улыбка, загадка улыбки новорожденных… Нам еще многому предстоит научиться: раскрыть тайну человеческих лиц и в особенности улыбки ребенка, словно квинтэссенции чего-то другого. Это возможно, потому что существует коммуникация, общение между двумя людьми, и я уверена, что многие философы заблуждались, поскольку не имели собственных детей. Сократ, Кант, Сартр — ни у кого из них не было детей, а значит, и возможности понять жизнь, несхожесть людей, любовь, ненависть, безумие, утрату чувства реальности, а также то, что чаще всего первой нашей эмоцией при взгляде на человека (Руссо об этом знал) является жалость. Когда Леа плакала или о чем-то просила, когда она была далеко от меня, было жалко ее. Жалость прекрасна. Это не первая стадия человечности, возможно, она является инстинктивным чувством, но зато наиболее священным из всех. Именно оно требует от нас остановиться и взглянуть на другого, почувствовать его и сделать так, чтобы он почувствовал тебя. Ощутить его горести, надежды и, словно в священном сочувствии, склониться к нему, протянуть руку, прижать к своей груди. Это глубинное, изначальное, воистину человеческое чувство. Материнская грудь — это олицетворенная щедрость. Жалость — сыновняя любовь.
Леа научила меня воодушевлению. Когда она видела что-то, что ей нравилось, она вся буквально заходилась от восторга. Дочь научила меня ценить удовольствия. Она переживала свое удовлетворение полностью. Малышка научила меня и тому, что нужно доверять, чтобы принимать. Когда незнакомый человек протягивал ей что-нибудь, она не брала. Принимать труднее, чем отдавать.
Леа действительно перевернула всю мою жизнь. И однако, она была всего лишь ребенком. Дочь забрала все мои ресурсы, истощила силы, устроила мне универсальную очную ставку — с готовностью к утратам, нежности, самопожертвованию. Она разрушила меня и воссоздала заново. Фактически я была ее дочерью, ее творением.
36
Я прослушала автоответчик, чтобы проверить, нет ли от Николя сообщений. Сообщение было, но не от него — звонил Флоран, чтобы пригласить меня на коктейль, который устраивали его знакомые издатели.
Я оделась, уложила волосы, накрасилась и не узнала себя в зеркале. В черном вечернем платье, со струящимися волосами, подведенными глазами и темно-розовыми губами, я выглядела настоящей женщиной. Я вышла из дому и отправилась на коктейль, который состоялся в отеле «Лютеция». Здесь на первом этаже была толпа журналистов, пресс-атташе и прочих гостей, толпившихся вокруг столиков с шампанским и пирожными. Когда Флоран меня увидел, он буквально растолкал всех окружающих, чтобы быстрее подойти. Мне льстило такое внимание. Появилась признательность ему, потому что я вновь ощутила себя красивой.
Когда прием закончился, Флоран предложил отвезти меня поужинать, и я согласилась. Мы отправились в «Каза ди Габано» в Сен-Жермен. Я заказала мохито — первый с тех пор, как сообщила Николя о своей беременности. Сейчас мне казалось, что это было в другой жизни.
— Вы очень красивая, Барбара. Такая изящная, такая чувственная… Не позволяйте, чтобы ваша молодость прошла бесследно. Нужно пользоваться моментами… Они могут быть прекрасны, вы знаете… Мне хотелось бы отвезти вас куда-нибудь.
— Куда-нибудь? Но куда?
— Не знаю… Скажем, в Италию. Если хотите, в этот уик-энд поедем в Венецию. Только вы и я. Не беспокойтесь о расходах — я возьму все на себя.
— В Венецию… что ж, почему бы нет?.. Или нет, лучше не в Венецию. Куда-нибудь еще.
— Да, согласен… Вы правы, Венецию уж очень расхвалили.
— А как ваш ребенок, Флоран? С кем вы его оставите?
— В эти выходные он со своей матерью. У разведенных пар обычно принято, чтобы ребенок проводил уик-энды с каждым из родителей по очереди.
Звучала кубинская мелодия. Я потягивала свой мохито, глядя в голубые глаза Флорана. Новая любовь? Почему бы нет?.. Разве жизнь — это что-то иное, кроме последовательности отношений?
И вдруг я вспомнила тот вечер в Гаване, когда мы решили завести ребенка… Куба, душная ночь, разгоряченные танцоры, наши сплетенные тела… Возникло ощущение, что я вернулась из долгой поездки. Чувствовалась невероятная усталость.
— Думаю, мне надо идти, — сказала я.
— Вы уверены, Барбара?
— Нет. Я больше ни в чем не уверена. Но, тем не менее, мне нужно возвращаться.
— Как вам угодно. Я вас провожу.
— Спасибо, не стоит, — сказала я, поднимаясь и беря сумочку. — Прощайте, Флоран.
Придя домой, я встретила сестру, вернувшуюся из отпуска.
37
Катя сидела в кресле в гостиной, даже не сняв пальто. Ее лицо изменилось, на нем читались радость и оживление — то, чего я не видела в ней уже давно, может быть, никогда…
Она рассказала мне о своем отпуске. Сестра ходила одна по берегу моря, думала о своей жизни. Она смотрела на песок и солнце, говорила себе, что это прекрасно, что она тоже часть этого мира. В один из дней на вершине холма Катя повстречала человека, который был так же одинок. Они разговорились. У этого человека были проблемы на работе, и он тоже приехал сюда поразмышлять о том, что для него важнее в жизни.
И мало-помалу сестра начала чувствовать, что становится счастливой, понимать, чего хочет, к чему действительно стремится — именно она, а не остальные. Ее идеалом было стать матерью, заботящейся о детях, не отходящей от них ни на шаг днем и ночью, утешающей, любящей. Ей казалось недостойным оставить семейный очаг и пойти работать. Она думала, что всегда должна оставаться с детьми, — казалось, невозможно перерезать эту нить.
Но вот теперь дочь Кати была уже взрослой, сын ходил в школу, и моя сестра оставалась одна дома целыми днями. Она надеялась, что ее дети тоже когда-нибудь обзаведутся семьями и все будет продолжаться, как прежде. Вот уже двенадцать лет она себе не принадлежала. Теперь Кате хотелось пойти работать. Она также собиралась возобновить свои занятия на скрипке. Иногда жизненные пути настолько неисповедимы… Одним словом, сестра решила уйти от мужа.
— Но ты мне так и не рассказала всю историю. У тебя был роман?
— Да, с тем человеком. Мне было так хорошо… что тут еще сказать? Это заставило меня осознать, что наш брак с Даниэлем, по сути, уже в прошлом…
— Ах вот как?.. Но как же, после десяти лет… Ты задавала себе этот вопрос?
— Еще не слишком поздно. Никогда не поздно. Самое важное — пробудиться, открыть глаза… Ты мне не веришь?
— Не знаю…
— С тобой все в порядке? Такое ощущение, что ты неважно себя чувствуешь.
— Нет, все хорошо. Иногда кружится голова, но все оттого, что я мало бываю на воздухе.
Итак, жизнь устроена следующим образом. Пары соединяются и снова разъединяются — процесс напоминает эпизиотомию, — потом появляется ребенок, который разрывает тело, душу и супружеские отношения. Проходит время, и вот уже можно посмеяться надо всем этим.
Я вошла в спальню и рухнула на кровать. Здесь же лежал плюшевый бегемот Леа. Я прижала его к лицу и принялась с наслаждением впитывать ее запах — сладкий молочный запах моего ребенка.
И вдруг я ощутила тоску, такую невероятную, что захотелось кататься по полу от отчаяния. Что-то поднималось из самых глубин моего существа, завладевало мною и не отпускало. Ощущение самого существования, выход за пределы себя? Да, в самом деле, я существовала, всецело захваченная жизнью и испытывающая к ней неодолимое отвращение. Колотящееся сердце, отяжелевшее тело, влажные руки и покрытый испариной лоб… невозможность думать — ах, если бы только я могла думать! Но у меня это не получалось. Мое существование поддерживал лишь плюшевый зверь, который окутал меня запахами. Вся эта история с самого начала разворачивалась под знаком запахов. Клубы сигарного дыма на ночных улицах Гаваны и в утренних кафе, запахи родильного отделения, аромат геля для душа, быстро исчезающий, сигареты и спиртное… Восхитительные запахи, вдруг становящиеся невыносимыми. Тмин и корица, базилик, летние духи, вода, поездки на отдых и возвращение в город, стиральный порошок и смягчающий ополаскиватель для белья, выстиранные детские ползунки… И еще — благоухание любви, чуть сладковатый запах тела Николя.
Неизвестность того, из чего складывается будущее, невозможность любить друг друга или отказаться от любви — вот наш удел. Задавать вопросы и никогда не получать ответы, не знать, что действительно возможно, и стремиться к невозможному, пытаться изменить судьбу, отказываться от счастья и продолжать искать его, погружаться на самую глубину несчастья и, оттолкнувшись от дна, снова всплывать, опять испытывать те же чувства, что и в первый раз… Чтобы передать эстафету, заводить ребенка и приносить ему в жертву свое счастье, себя, не желая при этом отказываться от собственной жизни, но все же отказываясь, потому что так устроена жизнь. Решать все уравнения или нет, производить, размножаться, повторять ошибки прошлого, жить под опекой родителей и освобождаться от нее, чтобы навсегда связать себя с собственными детьми, быть счастливой, но только на мгновение… Это жизнь — и все, чего мы от нее ждали…
