Михаил Орловский - И пришел доктор...
Увидев Палыча, обезумевший муж разинул грызло (эквивалент человеческому рту) и давай орать на весь рынок, как полоумный:
— Да, ты, юнец несчастный. Ты на кого батон крошишь? Да, я тебя в городке сгною. Да ты не знаешь, с кем связался! — с этими словами он выбежал из-за заляпанного прилавка.
Дальнейшие изречения, издаваемые столь примитивным гражданином, из отряда приматов, продолжались в том же ключе. Автор специально их не приводит на страницах повести, поскольку такой лексикон не только бездушно порочит великий и могучий русский язык, но и оскверняет легкоусвояемый текст.
Палыч — человек спокойный да восприимчивый. Говорить с выбежавшим аборигеном он даже не стал, несмотря на то, что в душе и бушевал смертоносный ураган. Закипев, словно бойлер, офицер всё-таки смог себя удержать в руках, хотя пальчики его и забегали судорожно по висящей на поясе кобуре. Вместо пальбы по живым мишеням он попросил у продавщицы килограмм морковки, рядом с которой до начала инцидента имел честь остановиться. Но абориген не унимался:
— Да я, тебе, прямо здесь морду начищу, — заверил он достаточно самонадеянно, даже на глаз не прикинув весовые категории.
— А вот за морду Вы ответите, — строго выпалил Палыч.
Хорошо ещё стрелять не начал, а ведь мог: ПМ-то под завязку был боевыми патронами заряжен Да и рука уже сама кобуру расстегнула….
У колбасника, боковым взглядом заприметившего изменившееся состояние кобуры, что-то заклинило, где-то определённо щелкнуло, и он выбежал курить на улицу. А народу на рынке уйма и все стоят как истуканы, рты раскрывши. Живые свидетели. Всё видели, всех слышали. Ещё бы, такое представление. Редкостное шоу даже для этих мест!
Ну, Палыч сразу в Органы. На службу-то он по моральной травме идти не мог. Стресс. Завели на колбасника уголовное дело. А как иначе? На базаре за «базар» отвечать надо. Вот тут картина поменялась с точностью до наоборот. Спасибо Органам.
Через пару дней кончились продукты у Палыча (самое ужасное качество продуктов — это то, что они заканчиваются), и вновь очутился он на центральном (и единственном) рынке. Как и несколько дней назад, снова выбежал муж — сгнивалыцик ему навстречу, но как будто его подменили. Не извергая гневных фраз и не брызжа слюной, он с разбегу упал в ноги Палычу и стал прощения просить прилюдно. Обзывал себя нехорошими словами, отражающими неважные умственные способности и принадлежность к низшему животному миру. Предлагал коньячную группу и ящик сосисок безвозмездно. Клялся, что тёща его попутала, а сам он жертва бабьего заговора. В общем, убивался, что есть сил. Простил-таки его Палыч. Заявление из милиции, разумеется, не забрал, но написал, что «сосисник» извинения свои принёс и раскаяние принародно отобразил.
Но инцидент-то на раскаяниях своего значения не исчерпал. Вопрос в школе так и висел в воздухе, нерешённый. Пришёл Палыч снова к директору, как и положено, спустя десять дней. Бровями водит кругами, мол, как же директор среагировал?
А директор, женщина, типа провела административное расследование и объявила классной даме всего лишь выговор. Жалкий, никому не заметный выговор, который тут же исчез в несметной кипе бумаг, документации и расписаний.
Палыч решил высказать женщине свою позицию:
— Меня Ваше псевдорешение не устраивает, — начал он прямолинейно. — Пускай историчка публично, при всём классе, извиняется или Вы хотите, чтобы, как в Питере, мальчик свёл счёты с жизнью из-за училки?
Директорша нервно моргнула, протёрла очки замусоленным носовым платком, но мнение своё менять не соизволила, так как все повязаны, «спят под одним одеялом» и всё в таком духе. На детей же она хотела плевать с самой высокой колокольни. Не открыто, конечно, но хотела.
Следует ещё добавить, что отдельные богатенькие коммерсантики нашего маленького городка — родители бестолковых учеников, подкармливали хамскую даму, чтобы детки их получали только положительные оценки. И, вследствие такой кормёжки купюрами, она и ходила, как Пуп Земли. Так вот, эти самые родители, мучавшиеся бессонницей и радея за учительницу, стали приходить к Палычу кто с просьбами, кто с угрозами, чтобы он дело не раздувал: некоторые люди, всё-таки, на удивление, отличаются особой борзотой.
На такой случай могу посоветовать Вам — обзаведитесь портативным цифровым диктофоном. Штучка маленькая, но чрезвычайно полезная. Так что и эта группа «товарищей» не смогла оказать влияния на защитника справедливости. Отнеся аудиоколлекцию (столько много приходило просителей) в Органы, он обратился выше, к главе образования города. Хватило одного звонка.
Ну, а дальше, как и положено, по нисходящей. Заметив шишечку, виновница сразу извинилась и низко раскланялась. Перед всем классом. Но триумф ещё до конца не состоялся. У мальчика сразу появились двойки и тройки. Причём, как у нас это любят делать, задним числом. И по разным нозологическим предметам. Палыч снова в школу. Директор, наученная горьким общением с главой образования и осознав, что так и до завершения карьеры недалеко, вновь протёрла очко замусоленным платком и уже сама разгон всем устроила, мало-мальски наведя порядок. В табелях, чудесным образом, пропали неуды и тройки, превратившиеся неожиданно в четвёрки и пятёрки. А то ещё бы чуть-чуть — и Палыч готов был идти выше….
К сожалению, ситуация резко затихла — и мальчика оставили в покое, а Палыч попал в госпиталь. Дирекция же школы не замедлила компенсировать Сидуровой извинения перед ребёнком и выволочку на «ковре» у высокого руководства, представив её на государственную царскую премию как (внимание!) лучшего педагога. Вот такой юбилейчик устроили взяточнице. «Поздравляем!»
ГЛАВА 22 ПОД ПАРУСАМИ
Эх, развернись моя мечта!
Желает моребродить вся душа!
Из дневникаДа-а-а. Вот и юбилейчик сделали, парадонки (люди, которые находятся рядом с подонками — прим. автора). Правда, не всё, к сожалению, жизнь праздники, именины да юбилеи. Это так. Вы наверняка не поверите, но есть ещё и будни, тяжёлые служебные будни. Те самые будни, когда приходится тащить своё непроснувшееся тело, со слипающимися глазами, на службу и мучиться там от безделья или тренироваться в безумии, коли безделье надоело. Хотя, если Вы служите на море, да к тому же ещё и снабжены природной смекалкой, то запросто можете найти себе занятие по душе.
Таким самым образом, возвращаемся мы вновь к прекрасному — к синему морю и его ближайшему окружению. Теперь уже Санчес дежурил в морском госпитале, оказывая там всякую непосильную и посильную помощь. И больные, взяв с дежуранта клятву о врачебной тайне, поведали ему одну незабываемую историю.
Ходили как-то по синему морю на корабле моряки… Думаю, всем уже давно известно, что моряки не плавают, а ходят. Честно говоря, разницы особой нет, просто какой-то неизвестный никому умник сказал, что плавает только г…но, поэтому у всех моряков большой незыблемый комплекс — они по морю ходят, а не плавают. Повторяю: хо-дят.
Следует заметить, что описываемые ниже люди были не просто моряки, а нечто вроде десантников или водных пехотинцев: нашивка на нашивке, берет накоса, значки через грудь и всё тому подобное (в медицинском мире всё это называется дешёвыми понтами, присущими, опять же, комплексу неполноценности).
И был у них старпом (старший помощник). Романтик страшный. Ещё с морского училища он любил ходить под парусами, бороздя бескрайние просторы водной глади. Лучше всего на яхте или паруснике учебном, коих в годы его молодые в училище было, хоть отбавляй. Навострить мачту, раскинуть пошире паруса и вперёд, в бесконечную даль синего моря. Яхтсмен понимаете ли, чего уж говорить.
Но, на Флоте яхт на снабжении не имеется (официально), только военные корабли. А если Вы на корабле военном, то какие могут быть паруса? Только железо одно, да ещё и командир, деревянный. Тоже один. А вот парусников нет. Это точно.
Но на то он и старший, да ещё и помощник, чтобы любые проблемы решать. В том числе и, на первый взгляд, нерешаемые. Поползал он по кораблю, пошкрябал по кормовым сусекам, заглянул в тёмный трюм и нашёл шестивёсельный ял (для несведущих в морской терминологии это — посудина такая, похожая на рыбацкую лодку). Старпом так обрадовался ялу, что у него аж попа затряслась и руки зачесались.
Две недели реставрации, три слоя краски импортной и семь потов матросов отечественных сделали своё дело. Ял засиял, как новенький. Старпом старательно приделал нужной высоты мачту и парус алый развесил. Ну, чем не яхта? Красота! Давняя мечта идеолога осуществилась. Рассадит он матросов на вёсла, для быстроходности, и выходит в зелёное море. Одев бело-синюю фуражку, подаренную отцом, капитаном торгового судна, старпом чувствовал себя командиром. И молодость вспоминалась. И душа его радовалась, а лёгкие раздувались от морской свежести. Но недолго.
