Вадим Южный - Прощание славянки
Как поняли мы, вместо одного соплежуя по прозвищу Горбатый, решили залезть наверх другие соплежуи с гордым названием ГКЧП. Но пока они дружно жевали сопли, случайно протрезвевший Борька вдруг чухнул, что можно хрястнуть кулаком по столу. И, если повезет, взойти на престол самому, кинув и тех, и других. Что он ловко и проделал.
Чтобы мы не поддержали ГКЧП, наш полк тоже «блокировали». Когда мы заступали в наряд по гарнизону, за воротами контрольно-пропускного пункта наш ЗИЛ с вооруженным автоматами караулом из двадцати человек тормознул пост милиционеров из трех человек, вооруженных пистолетами. Старший наряда милиции, капитан, смущенно улыбаясь, обратился к дежурному по караулам:
– Товарищ майор, извините, но не могли бы назвать цель вашего убытия из части?
– Ты что, капитан? Какое тебе дело? – от души изумился дежурный по караулам.
– У нас приказ, если вы на поддержку ГКЧП, то не пропускать вас….
Мы хохотали минут пять, захлебываясь от нашего гогота и его наивности, и никак не могли остановиться.
– Слушай, а если наши танки пойдут, как вы с пистолетами их останавливать будете? – сквозь смех выдавил из себя дежурный.
– Я понимаю, товарищ майор, но мне приказали узнавать цели выездов, – сконфуженно произнес капитан.
А мне было приятно, что дебилы есть не только в армии….
Дальше никто ничего не мог понять. Союз Советских Социалистических Республик в один прекрасный день вдруг исчез, и оказалось, что мы служим не Советскому Союзу, и даже не России, а в армии независимого Кыргызстана! Но зато, как нас успокоили начальники, Кыргызстан входит в какой-то Союз Независимых Государств, и, служа ему, мы косвенно защищаем и свою Родину. Вот только надо обязательно выучить киргизский язык, научиться писать на нем и принять присягу на верность Кыргызстану. Офицеры плевались, присягу два раза не принимают, а если и принимают, то только предатели. Офицеры-киргизы вдруг резко начали расти в званиях, некоторые от лейтенанта до капитана дослуживались за два года, и мы, русскоязычные офицеры, почувствовали свою неполноценность и ненужность.
Поданные нами рапорта на перевод нас для дальнейшей службы в Россию, пропадали где-то в бюрократических коридорах министерства обороны, а негласно нам сказали, что таких, как мы, до хрена и больше. Хотите уехать оттуда, ищите себе сами место. Найдете, берите оттуда отношение, и переводитесь.
Мы были беспризорниками родной страны. Вот так и получилось, служили, служили Родине, а нам и говорят – а страны то – тю-тю. Нет больше такой страны, которой вы служили. Не нравится – пошли вон. И уходили. Сколько толковых и порядочных офицеров потеряла тогда армия, в пору сравнивать со сталинской чисткой тридцать седьмого года. Только тогда хоть объясняли, что это «враги народа», а здесь выкинули за шкирку, как безродных котят в воду, мол, кто не выплывет, мы не виноваты. Эмоции были одни: хотелось высморкаться Горбатому на родимое пятно и налить Борьке стакан какого-нибудь суррогата, от которого бомжи дохнут.
Шел третий год моей службы в Киргизии, замполит полка Рыскаев получил уже подполковника, но свое обещание сдерживал. О каких-то перспективах службы говорить не приходилось. Но я не сломался, как рассчитывал он. Я защищал мою непонятную Родину и гордился тем, что у меня это хорошо получается. Имея боевой опыт за своей спиной и репутацию настоящего офицера, который служит не за звания и ордена, а ради Родины, мне было достаточно истинного уважения офицеров полка и репутации старого боевого волка.
1993 год. К-ск. Жуков Сергей.Зарплату не платили полгода. Хорошо хоть командир части договорился в столовой и нас, холостяков, кормили под запись. Было противно наблюдать, как эти хапуги разворовывали страну под видом различных экспериментов, после которых все должны начать жить богаче, а когда не получалось, скромно оправдывались: «извините, мол, не вышло!» Точнее вышло, но не для всех, а только для тех, кто проводил эксперименты. Смотришь телевизор – вчера был председателем правительства, а сегодня, снятый за то, что не справился со своими обязанностями, – глава Газпрома, ЕЭСа или еще чего-нибудь…. Надо же было так перенапрягаться и так пахать, что, не сумев выполнить свои обязанности, получать такую «зарплату», что стать одним из богатейших людей не только России, но и мира.
Армию вогнали в жалкое, беспомощное состояние ненужного стране выкидыша, который вот-вот должен сдохнуть. И всем было странно, почему же он так долго не дохнет?
Меня одолевали грустные мысли. Как жить в таких условиях простому советско-российскому офицеру? Без связей, без способностей, без рвения… Тихо прозябать на службе до пенсии и незаметно исчезнуть из армии в чине майора, или тащить свою лямку изо всех сил, напрягаясь и надрываясь, чтобы заметили твое усердие и уволили подполковником? Как все глупо, как не хватает Андрея с его нестандартным мышлением, хотя, может быть ему с его характером во много раз тяжелее, чем мне.
Я попал служить на военную базу, основной задачей которой было поддерживать в порядке и охранять вооружение и технику, хранимые на случай войны. О боевой готовности не шло и речи, стрельбы с личным составом проводились один раз в год, и я затосковал. Перспектив в службе не было никаких, офицеры медленно, но верно спивались и опускались. Было противно смотреть на своих сослуживцев, обильно набравшихся пива в соседнем с частью пивном ларьке с помпезным названием «Фортуна», и орошавших мочой провонявшие его насквозь стены на глазах проходивших мимо женщин и детей.
Совершенно случайно услышал от однокашника, что в МВД создается специальный отряд быстрого реагирования. Название мне понравилось, то, что говорили о стоящих перед отрядом задачах, понравилось мне еще больше, и я решил съездить в отряд, тем более что поговаривали, там армейских офицеров принимают на службу с удовольствием.
Командир отряда, здоровенный подполковник, которого бойцы с уважением называли Батей, принял меня сразу. Мы поговорили с ним всего полчаса, но я поверил ему как командиру и как человеку. Мой опыт участия в военных конфликтах тоже был нужен ему, и я принял решение уволиться из армии. Особенно привлекало то, что оказывается, им зарплату вовремя платят!
Предпринятые командованием части попытки уговорить меня остаться служить успеха не принесли, и они быстро отстали. А пока ходят документы на увольнение, засунули в наряды, заступать через двое суток начальником караула по охране складов с боеприпасами за чертой города.
В один из этих караулов и произошло чрезвычайное происшествие. Мой помощник, прапорщик Утлюгов, убыл для проверки несения службы часовыми на постах. Не знаю, что понесло его на минное поле, установленное по периметру проверяемого поста, но мощный взрыв противопехотной мины прогремел в вечерней тишине набатным колоколом. За ним эхом полетел и больше не останавливался дикий нечеловеческий крик, наполненный ужасом и страданием.
Дальше я действовал автоматически, не раздумывая, в соответствии со своим боевым опытом.
– Разводящий, бегом на пост! Узнать, кто подорвался на мине!
– Водитель, заводи машину! Выезд через минуту!
Срываю с постели одеяло, швыряю в него аптечку и резиновый жгут. Гляжу в глаза солдатам, напряженным и напуганным.
– Ты и ты! Со мной!
– "Байкал", я – «Визит»! Прием! – выхожу на дежурного по части.
– На связи «Байкал», – раздается ленивый голос дежурного.
– У меня подрыв на мине, готовьте медиков к приему раненного! Я – к месту пришествия! – в комнату влетает разводящий и кивает мне – ваш помощник подорвался, – На мине подорвался мой помощник прапорщик Утлюгов. За меня остается разводящий.
Больше я не слушаю дежурного. Сейчас главное действовать. На бред и «умные» советы дежурного и начальников, находящихся за двадцать километров, надеяться не приходится.
Мы на машине въезжаем в охраняемую зону, к месту подрыва. Прапорщик лежит аккурат посреди минного поля, метрах в трех от обозначенной границы, вместо одной ноги у него от колена торчат кости и висят куски мяса и кожи. Под ним огромное пятно крови и я спинным мозгом чувствую, как вместе с кровью из него уходит жизнь.
– Сде-е-елай что-нибу-удь! Ну-у сделай же что-нибу-удь! – с мольбой и надеждой воет прапор, пока я с тоской смотрю на три метра минного поля, отделяющие меня от него.
– Так, водила! Давай машиной прямо на него! Да не бойся, от противопехотки тебе ничего не будет, только колеса порвет, а нам главное прапора вытащить! Колею набей к нему колесами, и мы вытащим.
Молодец водила, все понял. Так, давай, давай еще ближе, стоп – хватит. Сдавай назад. Я оборачиваюсь и смотрю в глаза солдатам.
– Караваев! Пойдешь со мной! След в след! Ты понял?! – я боюсь за него, колею протралили, но большой надежды на нее нет, если подорвусь сейчас я и так же окажусь на минном поле, что смогут сделать эти пацаны? А если сейчас я подставлю этого пацана, смелого и решительного, поверившего мне? Если не повезет ему? Черт, я выкидываю эти мысли из головы. Шаг. Еще шаг. Еще. Напряженно всматриваюсь в землю, пытаясь хоть что-то разглядеть. Бесполезно. Последний шаг и я у прапора. Теперь, чтобы вытащить его, мне нужно сделать еще один шаг за него, туда, куда машина не смогла проехать, чтобы не раздавить прапорщика. Я сжимаю зубы и ступаю в неизвестность…. Тишина. И тут я начинаю верить, что мы его вытащим. Я подхватываю его под мышки и вытягиваю на колею. Караваев помогает мне перехватить прапора, и мы вытаскиваем его с минного поля. Уф! Спина мокрая. Остановить кровь – жгут выше колена! Теперь на одеяло его и в машину! И погнали, погнали в госпиталь!
