Исаак Зингер - Последняя любовь
Он вытащил свою деревянную табакерку, взял из нее щепотку табака, понюхал и три раза чихнул. Табак Леви-Ицхака был знаменит. В его состав входила специальная соль, которой приводят в чувство постящихся. Леви-Ицхак вытер свой красный нос гигантским носовым платком и продолжил:
— Если бы Гетцель не был моим другом, я бы, наверное, так и не узнал всех подробностей. Но Гетцель столовался у Йонатана — поэтому мне было известно все. Вернувшись домой в тот вечер, Йонатан закричал, едва переступив порог: «Белла-Ента, твой муж умер! С сегодняшнего дня ты вдова! Дочери мои, вы сироты!» Жена и дочери залились слезами, словно это был не праздник Симхат-Тора, а девятое Аба: «Муж, отец, не покидай нас!» Но Йонатан воскликнул: «С этого дня и до Симхат-Тора в будущем году у вас нет кормильца!»
Он вытащил из-под пасхальной посуды сто гульденов, отложенных на свадьбу старшей дочери Тубе, и ушел из дома. В местечке жил человек по имени реб Тевеле Почеши-Меня. Почеши-Меня, естественно, было прозвищем. В молодости он обучал Талмуду. Как и у всех учителей, на столе перед ним лежала кожаная плетка с ручкой из заячьей лапы. Однако использовал он ее вовсе не для того, чтобы бить учеников, а для того, чтобы чесаться. У него на спине была экзема. Когда зуд усиливался, он протягивал кому-нибудь из детей плетку и командовал: «Почеши меня!» Вот так он заработал свое прозвище. Состарившись, он бросил преподавание и поселился у дочери. Его зять зарабатывал сущие гроши, и Тевеле Почеши-Меня жил в ужасающей нищете. Портной Йонатан пришел к ребу Тевеле и спросил: «Хотите заработать?» — «А кто же не хочет заработать?» — ответил вопросом на вопрос реб Тевеле. И тогда Йонатан сказал: «Обучите меня всей Торе. Я буду платить вам гульден в неделю». Тевеле рассмеялся. «Всей Торе?! Даже Моисей не знал всей Торы! Тора — это как шитье, она не имеет конца». Они беседовали несколько часов и в конце концов договорились, что Тевеле за год сделает Йонатана ученее Зекеле. Йонатан подсчитал, что, если в день выучивать по семь страниц, через год будешь знать все тридцать семь трактатов Талмуда. По слухам, Зекеле не знал и половины. Да, но Талмуд — это еще не все. Необходимо было выучить еще и Мидраш, и комментарии. Короче говоря, портной Йонатан превратился в ученика иешивы. День и ночь просиживал он за столом в доме учения, обучаясь у реба Тевеле. В будни, когда женская половина синагоги пустовала, они уходили туда со своими фолиантами, чтобы никто не мешал. Они занимались по восемнадцать часов в день, а то и больше. Йонатан спал на скамье в доме учения. Дома он ночевал только в праздники и в Шаббат.
— А что стало с его семьей? — спросил Залман.
— Ну, с голоду они не умерли. Дочери устроились где-то служанками. Белла-Ента знала швейное дело и стала брать заказы. Мой друг Гетцель потихоньку превращался в мастера. А Йонатан был занят лишь одним — он учился. Такого усердия свет не видывал. Две, а то и три ночи в неделю он вообще не спал. Слухи о его невероятном рвении дошли до других местечек, и на него приходили посмотреть, как на какого-то чудотворца. Сначала реб Зекеле только посмеивался. Он говорил: «Скорее волосы вырастут у меня на ладонях, чем этот простец станет ученым». Но ближе к концу года стали поговаривать о чудесных успехах Йонатана. Он якобы цитировал на память целые разделы Талмуда и предвосхищал вопросы таких великих толкователей, как люблинский рабби реб Меир и рабби Шломо Лурия.
Тут ростовщик Зекеле испугался. Он тоже начал по полночи просиживать над книгами. Но было уже слишком поздно. Да кроме того, он не мог вовсе забыть о своем бизнесе и к тому же как раз в тот момент с кем-то судился. Его жене Сликке, алчному созданию с огромным ртом, безумно хотелось бесплатно получить новую шубу, и впервые в жизни она сама заставляла мужа заниматься. Но это не помогло. Короче говоря, на восьмой день Суккот семь старейшин и несколько ученых собрались в доме раввина и устроили экзамен Зекеле и Йонатану, словно те были простыми учениками иешивы. Зекеле многое забыл. Он многие годы занимался только в Шаббат, а даже есть такая пословица: «Кто учится только в Шаббат, тот и ученик лишь на одну седьмую». А Йонатан чуть ли не весь Талмуд помнил наизусть. Его учитель Тевеле говорил потом, что, обучая Йонатана, он и сам сделался эрудитом. Кроме прекрасной памяти, Йонатан продемонстрировал еще и проницательный ум. Дом раввина был забит до отказа. Те, кому не хватило места в доме, стояли на улице. Всем хотелось послушать, как Йонатан станет обсуждать Закон с раввином. Сначала Зекеле пробовал делать замечания Йонатану, но вскоре они поменялись ролями, и уже Йонатан исправлял ошибки Зекеле. Меня самого там не было, но те, кто слышал, как Зекеле спорил с портным Йонатаном по поводу трудных мест в комментариях Маймонида или о значении темного отрывка у рабби Меира Шиффа, уверяли, что это было нечто вроде битвы Давида с Голиафом. Зекеле задыхался от ярости, огрызался и поносил своего соперника на чем свет стоит, да что толку! Нет, Йонатан поклялся не напрасно! Раввин и все семеро старейшин единогласно постановили, что Йонатан ученее Зекеле. Жена и дочери Йонатана сидели в доме раввина на кухне и, услышав вердикт, с рыданиями упали друг другу в объятия. Поселок пыхтел, как кипящий чайник. Улица, на которой находилась синагога, была вся запружена портными, сапожниками, кучерами и им подобными. Это была их победа.
На следующий день Йонатана вызвали нести свиток Торы одним из первых уже не по ошибке. Самые уважаемые жители местечка приглашали его к себе. Поговаривали даже, что Йонатана сделают раввином, или помощником раввина, или уж по крайней мере ритуальным резником. Но Йонатан объявил, что возвращается к ножницам и утюгу. Зекеле попытался выкрутиться, заявив, что он не клялся, а только обещал, а обещания, мол, выполнять не обязательно. Но рабби велел ему построить дом для Йонатана, приведя стих из Второзакония: «Изречения же уст твоих соблюдай и исполняй!» Зекеле оттягивал, сколько мог, но после Шавуота у дома Йонатана уже была крыша. Лишь тогда Йонатан объявил, что отказывается от дома и передает его под гостиницу для учащихся иешивы и бедных путешественников. Он подписал документ о передаче дома в собственность общины.
— Он что же, всю жизнь так и проработал портным? — спросил стекольщик Залман.
— Всю жизнь.
— А дочерей он замуж выдал?
— А вы как думали? У евреев монастырей нет.
На протяжении всего рассказа Леви-Ицхака Меир-Евнух то и дело взмахивал руками, как бы порываясь что-то сказать. Его желтые глаза смеялись. Потом он уронил голову на грудь и, казалось, задремал, потом снова выпрямился, обхватил пальцами голый подбородок и произнес:
— Как бродячий торговец узнал дорогу в Святую Землю? Наверное, спрашивал у встречных. По-видимому, он побывал в Турции и Египте. А как он добывал деньги на пропитание? Скорее всего, попрошайничал. Евреи-то всюду есть. А где ночевал? По всей видимости, в каких-нибудь ночлежках. А в теплых странах можно спать прямо на земле. Что касается портного Йонатана, наверное, он с детства жаждал знаний, а сила воли — великая вещь. Даже есть такая пословица: «Сила воли создает гения». Если бездельничаешь, годы утекают сквозь пальцы, а если занимаешься с утра до ночи, впитываешь все, как губка. Он правильно сделал, что отказался от дома реба Зекеле, ибо сказано, что наживаться за счет Торы — грех. А он еще и доброе дело сотворил, проявив милосердие и странноприимство. И Лейб Белкес, и Йонатан были людьми простыми, хоть и не совсем, конечно. Но порой и великие люди делаются как одержимые. Недаром говорят: в величии всегда есть толика безумия.
В Бетчеве жил каббалист рабби Мендель. Среди его предков была знаменитая Одель, танцевавшая с хасидами. Она, конечно, не касалась их руками, Боже упаси! Она обматывала ладони платком, и хасиды держались за платок. Если бы рабби Мендель захотел, у него могло быть множество последователей, но он не любил многолюдства. Даже в самые великие праздники в его доме учения молились лишь несколько десятков человек. Его жена умерла совсем молодой, не оставив рабби наследника. Из попыток снова женить рабби ничего не вышло. Когда ему напоминали о заповеди «плодитесь и размножайтесь», он отвечал: «В Геенне меня ждет столько ударов, что еще парочка уже не имеет значения. Да и что это мы все так боимся Геенны? Коль скоро и она творение Всемогущего, стало быть, это тот же рай, только замаскированный». Да простит меня рабби Мендель, он был своеобразный святой, но духом высокий, что бы там ни говорили. А сплетен о нем ходило немало, да только ему было все равно. Случалось, что он обрушивался и на самого Создателя. Однажды рабби пел псалмы и, дойдя до места «Живущий на небесах посмеется», воскликнул: «Он посмеется, а я сокрушен!» Когда недруги рабби узнали об этом святотатстве; они едва не добились его отлучения от синагоги. Последователи Баалшема не верят в пост. Хасидизм исповедует радость, а не печаль. Однако рабби Мендель не отказывал себе в удовольствии попоститься. Сначала он постился только по понедельникам и четвергам. Потом начал поститься с Шаббата до Шаббата. Кроме того, он принимал ледяные ванны. Тело он называл врагом и говорил: «Никто не заповедовал ублажать врага. Убивать его, конечно, тоже нельзя, но кто сказал, что его нужно баловать марципанами?» Все его друзья-старики временем умерли. Те, кто были помоложе, перешли в другие общины. У рабби Менделя осталось лишь около тридцати — сорока последователей да несколько нахлебников, живших у него круглый год и питавшихся из общего котла. Старый служка, глухой, как тетерев, каждый день варил овсянку. А одна женщина собирала для них по домам картошку, муку, гречку и прочее.
