Сю Фудзисава - Вода камень точит
В начале третьего Миясэ вышел из поезда на станции Готанда в обнимку с новым абажуром для лампы в васицу и зашагал уже привычной дорогой. Обычно он возвращался вечером, наступая на свои движущиеся тени в свете ртутных фонарей, днем же пейзаж изменился до неузнаваемости, и притихшая улочка чем-то напоминала ему студенческие годы, когда он только-только приехал в Токио.
Воздух здесь был совсем другим, чем на его родине, в Мацумото. Он хорошо помнил, как щекотал его кожу незнакомый ветерок по дороге в Асагая, где он снимал комнатку. Это было радостное время, когда его тело, пропитанное чистым горным воздухом, клеточка за клеточкой отдавало свой аромат воздуху столицы.
Перехватив коробку в левую руку, Миясэ закуривает. Тогда у него и в мыслях не было, что по окончании университета он займется бизнесом домашних животных и посватается к сотруднице турфирмы Тамаки. Но, даже распорядись судьба по-иному, он все равно бы точно так же удивлялся.
Вдалеке слышится шуршание шин, скользящих по Хассан-дори автомобилей, звук собственных шагов сливается с шелестом вечнозеленой листвы — одним словом, приятная оказалась дорога домой.
Миясэ поймал себя на мысли, что он был бы совсем не против одинокой жизни в этом, построенном всего лишь четверть века назад, многоквартирном доме, как в студенческие годы, и в миг забылись все его переживания, связанные с Тамаки. Наконец-то он может вздохнуть полной грудью.
— Вот ведь как…
Миясэ выбросил окурок и придавил его носком ботинка. Порывы холодного ветра пробирали до костей, и он ускорил шаг.
Поднимаясь по лестнице с восточной стороны, он почувствовал какое-то изменение в ставшем уже привычным окружении. По-прежнему валялась на лестничной площадке оставленная кем-то пустая банка из-под сока, на стене так и болтался клок содранного объявления домуправа о дне сбора мусора. Однако что-то неуловимо изменилось в самом воздухе, как перед землетрясением.
Сделалось как-то жутковато, и по спине пробежали мурашки. Наверное, так бывает, когда смотришь на привычные вещи под другим углом зрения. Миясэ достал из кармана штанов ключ, еще не ставший полноправным членом семейства связки остальных ключей, и вставил его в замочную скважину. Открыл дверь и все понял…
Его сразу окутал знакомый аромат цитрусовых духов, в прихожей аккуратно стояли новые черные туфли. Миясэ закрывает глаза и медленно выдыхает. Внутри все дрожит, и кружится голова.
Он захлопывает за собой дверь, скидывает ботинки. Перед его глазами новые туфли Тамаки. Золотом светится все внутри — даже ярлык с логотипом обувной фирмы. Нарочно большими шагами, так, чтобы было слышно, он идет по коридору и представляет короткую стрижку Тамаки с мелированной челкой. В тон волосам подобран пиджак, под ним черная водолазка и, конечно, агатовый педикюр. Так, наверное, выглядела Тамаки в Кобе.
Ему представилось, как он входит в комнату, где, без всякого сомнения, находится Тамаки, и, разрыдавшись, заключает ее в объятия. Нетвердой походкой он наконец проходит в гостиную.
— Тамаки, ты вернулась? — произносит Миясэ глухим голосом и опускает коробку с абажуром на пол. В углу своего поля зрения он различает ее силуэт.
Внутренне настроясь увидеть изменившиеся черты любимой, Миясэ поворачивает голову — перед ним прежняя Тамаки в тонком черном свитере стоит, облокотившись о мойку.
Скрестив руки на груди, она пристально смотрит на него и грызет ноготь большого пальца. На ней черная кожаная юбка, ноги в черных чулках сведены буквой X.
— …Что значит твоя вчерашняя истерика, почему ты бросил трубку?
Прищурив глаза, она водит кончиком пальца по губам. Между тонкими пальчиками в солнечном свете из окна блестит ее губная помада.
В облике Тамаки практически ничего не изменилось: ни прическа, ни одежда — лишь в выражении лица появились незнакомые строгие черты. Это даже слегка сбило с толку Миясэ. Вроде тот же макияж… Немного сведенные брови говорят о какой-то решимости, которую подчеркивают коричневые тени.
— … Да ничего такого, собственно говоря…
Может, я еще не видел ее под таким углом зрения? В молчании Миясэ достает сигареты и закуривает. Застывшие глаза Тамаки вздрагивают и следят за каждым его движением. Их фокус перемещается с кончика сигареты Миясэ к его глазам и обратно, затем останавливается на глазах.
— Мне было ужасно неприятно.
— Мне тоже.
Ее волосы всколыхнул порыв холодного ветра. Обернувшись, Миясэ увидел открытую настежь балконную дверь. Наверное, Тамаки хочет побыстрее избавиться от скопившегося здесь моего воздуха.
— «Не хочу говорить и не буду» — что это значит?!
От его слов Тамаки потупилась и свела брови на переносице. Выражение отчаяния застыло на ее лице. То ли от ветерка, то ли от запаха ее духов Миясэ поднял лицо к потолку и выпустил вверх струйку дыма. Несомненно, в этом сложном аромате присутствовал и запах ее тела.
— Я тебе что, должна обо всем докладывать? Я же сказала, что поеду на неделю домой. Так? Ну, и что тебе еще от меня надо? Мне нужно было побыть одной.
— Езжай куда хочешь и насколько хочешь, но зачем врать-то? Тебя же не было дома!
Держа сигарету кончиками пальцев, Миясэ направляется к балкону. От раздражения он стиснул изо всех сил фильтр сигареты и вдруг вчерашняя драка болью напомнила о себе. Он вставил сигарету в рот и стал разминать пальцы правой руки. Вспомнился удар по лицу Нисикавы — как по твердому каучуку.
— …Ты что говоришь? — дрожит голос Тамаки.
Он оборачивается и встречает ее острый взгляд, которым она следит за движениями его правой руки. Над воротом свитера виднеется полоска белой шеи.
— Когда я звонил, тебя не было дома в Кобе! Твой отец попросил меня передать тебе трубку! А вашей дочки-то нет, шляется незнамо где, — так мне нужно было ответить, по-твоему?
С каждым словом Миясэ все больше приходил в ярость.
— Да что с тобой?
— Я позвонил твоим родителям, потому что нигде не мог тебя найти! Еще хотел порадовать тебя тем, что скоро, похоже, у нас будет ангорка. Что здесь плохого?
— Что значит, похоже? — Широко раскрыв глаза, сказала Тамаки громким голосом.
Миясэ почувствовал, что где-то в глубине души у него опять рождается нечто похожее на желание убить ее. В ушах поднялся треск каких-то металлических частиц. Вдруг он с размаха бросает окурок в открытую балконную дверь. Ударившись о бетонный пол, тот подпрыгивает, летят искры в разные стороны, и ветер уносит вдаль последнюю струйку дыма. Миясэ пристально смотрит на предсмертную агонию «бычка».
— Как же глупо! Все, что с нами…
— Что? Глупо, говоришь? Пожалуй… — как бы в забытьи говорит Миясэ, обернувшись к Тамаки, стоящей у мойки. За ее спиной ветер раскачивает повешенный вчера абажур.
— Тамаки… Неужели ты так обиделась оттого, что я сравнил свадьбу с похоронами? — говорит он, шаг за шагом приближаясь к ней. — Или, может, тебя вывела из терпения моя мастур… бация в туалете?!
— Да что ты, в самом деле?.. — Она нервно сводит тонкие плечики, наклоняет голову, пытаясь увернуться. Высокий, до подбородка, воротник свитера оставляет обнаженным лишь небольшой уголок белой шеи.
— Тамаки…
Бормоча что-то невнятное себе под нос, Миясэ хватает ее обеими руками за плечи и тянет к себе. Его состояние близко к помешательству, он сам не знал, что будет делать в следующий момент. Она изо всех сил пыталась освободиться, в ее глазах был страх, сквозь полуоткрытые губы вырывалось прерывистое дыхание. Он и не предполагал, что девушка может дать такой отпор, тело Тамаки извивалось вправо и влево.
— Прекрати! Пере… стань!
Сопротивление девушки все нарастало, и Миясэ грубо повалил ее на пол. В мягком теле Тамаки разгорелся с полной силой огонь сопротивления, искрометная энергия которого через руки перекинулась в самое сердце Миясэ.
Он скрутил извивающееся под ним тело, и в этот момент запах ее волос ударил ему в нос. Сквозь аромат духов и шампуня Миясэ почувствовал тот родной запах Тамаки, и на миг силы оставили его. Воспользовавшись этим, она предприняла отчаянную попытку выскользнуть из его объятий.
— Тамаки! Тамаки!
Не обращая внимания на задравшийся свитер, он схватил ее за руку и волоком потащил в васицу.
Прекрати! — говорят тебе. Не хочу! Мне страшно!
Он придавил ее своим телом к татами, и она замерла на секунду. Миясэ прошептал в белевшее в чаще черных волос фарфоровое ушко:
— Ты… на самом деле Тамаки? Тамаки или нет?!
— Перестань! — твердит она, крутя головой вправо и влево, среди разметавшихся волос горят ее широко раскрытые глаза. При виде такой Тамаки Миясэ одним движением задирает тонкий свитер и освобождает из плена лифчика ее полные груди. Он зарывается лицом в их тепло и пьет тонкий аромат духов, смешанный с запахом ее тела. Не думая ни о чем, он мнет ее мягкое тело и впивается зубами в красные соски.
