Сергей Герасимов - Шаги за спиной
– Я этого совсем не понимаю, – сказал Валерий, – когда я его видел в последний раз, он еле переползал из кресла в кресло и молол чепуху. Но у него все зубы целые и сохранился слух.
– Я не верю твоим рассказам о маразме, – сказала Тамара, – ты вообще ко всем придираешься, заметил? Вот такая старость – это настоящее счастье. Ты согласен?
– Нет.
– Почему?
– Потому что настоящее счастье – это ты.
– Конечно, – согласилась Тамара, – но здоровая старость на втором месте.
Они засмеялись.
38
– И это самое невероятное, – сказала Людмила. – Ты оказался прав.
Она только что вернулась.
– Что же в этом невероятного? Разве только ты бываешь права?
– Хватит меня подкусывать все время. Иногда я даже думаю, что ты меня не любишь.
– Напротив, – ответил Валерий, – я тебя смертельно люблю.
Люблю до смерти. И буду любить до смерти. А что случилось?
– Так, мелочь. Нас ограбили.
– Это кого «нас»?
– Меня. Но и тебя тоже, потому что ты живешь за мой счет.
Мою квартиру.
Она не была у себя семнадцать дней. Она сознательно не хотела возвращаться. Пусть засыхают цветы на балкончике, пусть приносят из домуправления повестки о катастрофической неуплате за горячую воду, которая будет подаваться холодной, но все равно не будет подаваться (чтоб вам всем подавиться!), потому что работник Тимофей залез в люк и закрыл кран, а потом ушел в отпуск; а из отпуска не вернулся чтобы алименты не платить, жена рада бы брать взятки, но никто не дает, скажите где найти работу со взятками?.. Впрочем, неважно, воды нет, а повестки приходят. В дверях торчали три, все три угрожающие: одна гнусно угрожающая; другая – глупо угрожающая, угроза третьей была просто нелепа. Людмила отперла дверь и остановилась на пороге.
Все, что можно сломать было сломано, все что можно испортить – испорчено, все что можно загадить – загажено, все что можно украсть – украдено, а уже над всем остальным измывались по-настоящему. Целым было лишь одно зеркало с надписью губной помадой: «Прячься или нет – все равно поймаю!!!». Из разбитого телевизора высовывала нос любопытная бутылка. При проверке бутылка тоже оказалась разбитой.
Людмила бросилась к телефону, но телефон исчез; она попробовала сесть, но сесть было некуда, поэтому пришлось реветь стоя. Ловили, конечно же, Лерика. Неважно почему, неважно за что. Важно то, что могут поймать. Неужели его убьют?
– Что украли? – спросил Лерик.
Какой-то он неправильный в последнее время. Стал еще злее, появилась язвительность, иногда говорит так, что не поймешь о чем. Боже, зачем я его так люблю?
– Все украли.
– Все украсть невозможно. Должны хотя бы стены остаться.
– Стены остались, но жить в них нельзя. Они написали, что тебя поймают.
– Именно меня?
– Нет, но я так поняла. Надо срочно что-то делать. Прямо сейчас. Что ты сделал?
– Я хорошо знаю кто убил Пашу. И хорошо помню его. Я думаю, что мальчики просто резвятся и не особенно стараются меня найти.
– Правда?
– Правда. Но из этой квартиры тоже придется уезжать.
Хорошо бы на время уехать из города, но…
Он о чем-то задумался. Такая знакомая складка над левой бровью. Глаза смотрят в пустоту. О чем он думает? Так жаль…
– Но из города мы уезжать не будем. Мне нужно быть здесь.
– Зачем?
– Дела.
– Какие дела?
– Расскажу в другой раз, это неинтересно.
Опять увиливает. Какие у него могут быть дела. Может быть, друзья. Или женщина. Нет, он не из тех, кто заводит лишних женщин. А потом, на женщин нужны деньги, много денег, кому это знать, как не мне. Он никогда не просит, а своих почти нет…
Она вспомнила о подруге своей подруги, малознакомой, но известной по одному обстоятельству: имея очень страшного, ревнивого и дерущегося мужа, который всегда ночевал дома, она ухитрялась приводить любовников, общим числом в семь экземпляров, и все отборные, не мелочь какая-то. Потом мужа ненадолго посадили за дикую драку. Она бросила любовников и прибежала к своему. Расплакалась и призналась. Свой послушал и ответил: «Когда выйду – прибью.» «Я же призналась сама!»
«Прибью за то, что врешь. У тебя не было возможности искать мужчин. И порода у тебя другая, я тебя правильно воспитал.»
Вот такая история. А Лерик?
– У тебя женщина? – спросила Люда.
– Целых две, считая тебя.
Вот так. Попробуй с ним поговори.
39
На следующий день они начали искать квартиру.
Объявления в это лето расплодились во множестве, все, большей частью, несвежие, с оторванными корешками. Видно было, что городские стражи чистоты отчаялись навесли в этом деле порядок и пустили его на самотек. И дело потекло, как всегда бывает. Все объявления были изрядно попорчены, но без определенного умысла; зачем и как производилась эта громадная работа – понять невозможно.
На звонки отвечалось уклончиво, но зазывательно, мол, уже продано, но все равно заходите. Первая квартира не понравилась хозяевами. В хозяевах были две, интеллигентного вида, старушки, одна мягкая как пышка, другая с природной каменностью в лице. Переговоры вела каменная, а пышка поддакивала обеим договаривающимся сторонам. Цена была скромной, но претензий было слишком много, о чем Людмила и сказала прямым текстом.
Вторая квартира оказалась без ремонта и телефона. В третьей подстерегали наивные жулики, выдававшие квартиру за свою без всяких документов. Вдобавок (как узнали от любезных соседей) дом обещали вот-вот снести и поселять здесь кого-либо запрещалось. За справку выложили пять долларов.
Осталось еще сорок. В четвертой потребовали заплатить за полгода вперед, что было просто смешно при нынешней жизни, но пятая подошла. Валерий был устал и зол до холодного бешенства; Людмила не могла его понять. Легкий поцелуй в подъезде не снял напряжения.
– Все в порядке, – сказала она, – но, пожалуйста, не будь таким. Я тебя боюсь.
– Давай посидим на скамейке.
Они сели. Двор был тенист и похож на сад. Уже наливались первые яблоки (Белый Налив, можно есть даже зелеными, всплыло из самых глубин детства); мелкие дети лазили по деревьям и каменным заборчикам, дети покрупнее тискались в подъезде, спрятавшись, но так, чтобы было видно. Залаяла собачка, учуяв незнакомых, но, подбежав к Валерию, завиляла хвостиком. Он проянул ладонь и собачка упала в пыль, выставив розовый животик с сосками.
– Еще немного, и все это станет своим, правда? – сказал он и Людмила успокоилась.
Они поднялись (девятый этаж, лифт сносно чист, с наклейками из голых женщин и Love Is) и еще раз осмотрели квартиру. Хозяин уже ушел и предупредил, что вернется через четыре дня, проверить. Хозяин был худ, румян и смешлив. Он взял с собой только маленькую сумку вещей, полупустую.
Комнаты тоже были полупусты.
– Здесь нехватает половины мебели, – еще раз заметила Людмила.
– Зато есть вторая половина, – ответил Валерий. – Давай искать в жизни только лучшие стороны.
– Давай.
Этой ночью они снова спали вместе, хотя и не так бурно, как бывало раньше. Устав, Людмила принялась вспоминать и припомнила отчаянную ночь с усыплением.
– Прямо так и сказала? – весело удивился Валерий.
– Да, я говорю: «Что же ты не помнишь?» А он говорит:
«Кажется припоминаю, нам и вправду было хорошо с тобой.» Он поверил.
– Ты обманула нас обоих.
– Я ведь артистка. Признайся, что хорошая.
Он признал это: слишком хотелось спать.
Утром они вышли на балкончик. Балкончик был серым и неуютным, как и большинство предметов в этом доме. Висели три древние веревки, на одной из них болталась тряпка, пережившая в подвешенном состоянии уже несколько зим и несколько хозяев.
Железная решетка неизвестного предназначения, бутыль, две кастрюли без ручек, вставленные как матрешки, банка от фотохимикатов. Бетон заляпан краской. Перила шаткие.
Людмила обрезала веревки и смела мусор на головы соседей.
Соседи остались немы – хороший знак. Во дворе лаяла собака, бабушка уговаривала Сашеньку не ходить в песочек, ранняя песня пела о Плэйбое-простогерое, светило колючее солнце.
Валерий наклонился над перилами.
– Осторожно!
– Не опекай меня, как мамочка.
– Но это ведь опасно.
– Да, это ведь опасно, – повторил он и в его глазах мелькнуло что-то совершенно новое, неожиданное даже для него.
– О чем ты подумал сейчас?
– А я разве думал?
– Я видела.
– О тебе. Правда, я все время думаю о тебе. Ты тоже давай поосторожнее с этим балконом. Не облокачивайся на перила. Я же знаю, ты сразу начнешь стирать и вешать сюда вещи.
Осторожнее, хорошо?
– Хорошо.
– Что у нас на завтрак?
– Ничего. Последние пять долларов. Разорвем напополам и пожуем.
– Тебя так хорошо ограбили?
– О-очень хорошо.
– Тогда давай и мы кого-нибудь ограбим.
– Ты серьезно?
– Да.
Людмила задумалась.
